В социальных сетях набирает популярность движение #ЯНеХотелаУмирать, требующее вернуть домашнему насилию статус уголовного преступления.
Читая одну за другой жуткие истории о том, что творится за закрытыми дверями квартир, я вспоминала свой печальный опыт.
Нет, сама я жертвой домашнего насилия не становилась. Ей стала моя ученица. Об этой истории знают немногие. Да и я в какой-то степени узнала об этом случайно.
Все имена, названия и даты изменены. Совпадения с реальными людьми, боюсь, не случайны.
В 2017 году мне поручили 11-й класс, и тогда я познакомилась с Юлей. Тихая, добрая девочка с потрясающей любовью к литературе - она добросовестно и с большим удовольствием читала всё, что я задаю, и даже периодически обращалась ко мне за дополнительными материалами.
Мы с ней быстро нашли общий язык, но общая её успеваемость всё же была невысокой. Она много пропускала, всё по болезни – падала с велосипеда, поскальзывалась в ванной, падала в обмороки от переутомления – или по семейным обстоятельствам – похороны дядюшек и тетушек, выезды, помощь родителям и так далее. Приходила после этого с исправно выполненными заданиями и всегда в закрытой одежде.
Сейчас, набирая этот текст, я понимаю, насколько всё было подозрительно и, может, даже очевидно. Но тогда все эти ситуации вызывали не больше чем иронию (какая она неловкая) и легкое раздражение (родители не дают учиться). И всё же я начала задавать вопросы.
В школе Юля была в известной степени новенькой (пришла в 10 классе), мои коллеги мало что знали про неё и её семью. Классный руководитель встречалась с её родителями, описала их как «обычных», другим учителям добавить было нечего. Физрук вообще её видел дважды в год перед окончанием полугодия - у Юли было пожизненное освобождение. Сама же девочка мне ничего не рассказывала, и я успокоилась.
Возобновились мои волнения после сдачи ЕГЭ. Юля сдавала три предмета, в том числе литературу. Насколько мне известно, к услугам репетитора она не прибегала, только иногда спрашивала у меня совета и просила дать/прислать ей какие-нибудь методички для подготовки. В то же время у неё были репетиторы по физике и профильной математике. На мой резонный вопрос «зачем сдавать такие разные предметы?» девочка объяснила, что хочет поступить на журфак, в то время как отец «не позволяет» этого и «требует нормального образования».
Политика школы запрещает мне заниматься репетиторством с собственными учениками, и я предложила Юле консультации. Ни на одну она не пришла. Уже после экзамена она написала мне сообщение и попросила позаниматься для подготовки к ДВИ на гуманитарные факультеты.
Встречались мы у неё дома, строго в рабочее время, когда родителей дома не было. Тогда прозвенел первый громкий звоночек.
Юля рассказала, что в тот день, когда мы договорились о консультации, её отец узнал, что она сдаёт литературу втайне от него. Был скандал, крики, она вроде бы убедила его в своей правоте - но наутро обнаружила, что родители ушли на работу, заперев её в квартире и забрав ключи. Несколько дней девочка просидела под замком. Как она в итоге всё же выбралась на экзамен, я спрашивать не стала.
Стало очевидно, что в семье что-то не так. Не поверите, но даже в тот момент я не признавала возможность физического насилия, хотя на руках и ногах у Юли были заметны синяки.
Мы позанимались несколько раз, всегда в одно и то же время, всегда у неё дома, всегда без ведома родителей. Но за пару дней до экзамена она отменила занятие и сообщила мне об этом при помощи СМС. В три часа ночи. Тогда наступила моя очередь волноваться. Боясь позвонить и ночным звонком сделать ещё хуже, я написала ей ответную СМС и предложила встретиться у меня дома или на нейтральной территории. Юля согласилась.
Тогда я впервые увидела, насколько зашуганной и забитой была Юля. Видимо, стесняясь своего потрёпанного вида, она пролепетала «Я не ночевала дома» и... расплакалась ещё до того, как я стала о чем-то спрашивать. Короткие рукава футболки не могли скрыть следы от пальцев, хватавших девочку за плечи, поломанные ногти очень красноречиво говорили о том, что произошло.
Оказалось, побои в семье были нередкими. Ну, как побои... конечно же, не «побои", а «наказания» и только если «сама виновата, плохо себя вела, не слушалась» и другие классические обвинения. Все её «падения с велосипеда» и «семейные обстоятельства» были выдумкой - прогулы проходили в обнимку со льдом и мазью для заживления синяков. Запрет на физкультуру тоже был не по болезни, а по боязни. Боязни, что в раздевалке или на уроке кто-то заметит следы насилия.
Я слушала всё это и не могла прийти в себя. Первый же порыв - позвонить в полицию - был немедленно остановлен самой Юлей. «Не звоните, там ничем не помогут. И от себя я Вас прошу - не звоните».
Оказалось, что с девятого класса девочка работала в конторе у отца. Каждый месяц она откладывала деньги, чтобы к совершеннолетию (ей исполнилось 18 летом после выпускного) иметь возможность сбежать.
Долгое время после рассказа Юли я порывалась обратиться в полицию, но всё же не стала этого делать. Во-первых, тот факт, что она призналась, давал понять, что она осознает масштаб трагедии и хочет избавиться от этого. Во-вторых, Юля всё-таки была достаточно взрослой – если бы речь шла об избиении ребенка, молчать у меня бы просто не получилось. В-третьих, Юля боролась: с 15 лет она готовилась к побегу, она знала, что сделает после школы, и шла по строго намеченному плану.
Юля мечтала поступить на бюджет. Это был единственный вариант, при котором она могла бы перестать зависеть от отца. Но идти на техническую специальность она не хотела, а поступить на гуманитарный бюджет с относительно невысокими баллами ЕГЭ позволить себе не могла. На выручку пришло заочное образование. Юля поступила на журфак, нашла временную работу, отложенных денег хватило на первый взнос за учебу, остальное она копит с зарплаты. Живёт у бабушки под предлогом «поближе к работе, да и универ рядом». О насилии отца в той квартире никто так ничего и не знает.
Страшно во всей этой ситуации, что открыть проблему Юля смогла учительнице. Не друзьям, не школьному психологу, не социальному работнику. Не полиции. Счастье, что девочка оказалась стойким солдатиком и справилась. А сколько таких Юль в России?
В этой истории для меня осталась лишь одна загадка: что делала мама Юли?
Дорогой читатель! Если Вы неравнодушны к этой проблеме, переходите по ссылке и подписывайте петицию за закон о домашнем насилии