Вступление в наследство обернулось почти детективной историей, когда в небольшом поселке Ставропольского края умерла престарелая женщина. В отсутствие ближайших родственников за ней присматривали знакомые и соседи. Поэтому, когда в доме стали бывать две незнакомки - «подруги дочери», это никого не удивило. Но как выяснилось позже, все имущество пенсионерки было завещано одной из них. Вот только старушка была лежачей больной и прийти к нотариусу никак не могла. Да и в ее доме нотариуса не видели.
Александра Антоновна Борисовна (фамилии изменены) 1937 года рождения умирала в одиночестве. Муж умер 25 лет назад, за ним ушел и сын. В последние два года старушка почти слегла, и за ней ухаживала дочь. Но и она скоропостижно скончалась весной 2015 года. После этого соседи заметили в доме Александры Антоновны двух женщин, якобы подруг дочери. Они наняли сиделку и время от времени покупали продукты, иногда оставались ночевать. Одна из подруг – некая Надежда Ступак - вскоре исчезла и больше не появлялась, а объявившись после смерти Борисовой, предъявила завещание, подписанное ею за три дня до ухода в мир иной.
Согласно документу, усопшая завещала Ступак все свое имущество: жилой дом в п. Новый Ставропольского края, два земельных участка там же, три квартиры в Георгиевске общей стоимостью не менее 4,3 млн руб., а также движимое имущество, в том числе, 2 млн руб.
Законный наследник обратился в суд, посчитав, что ему был причинен ущерб в размере 6,3 млн руб. По признакам мошенничества (ч.4 ст.159 УК РФ) возбуждено уголовное дело, в рамках которого следствием была назначена первичная посмертная судебно-психиатрическая экспертиза. Комиссии экспертов требовалось выяснить, страдала ли Борисова каким-либо психическим расстройством на 31 июля 2015 года, и, если да, мешало ли это ей понимать значение своих действий и руководить ими.
Согласно результатам медицинского обследования 28 июля 2015 года, у пациентки обнаруживались признаки сосудистой деменции. В Георгиевскую Центральную районную больницу Александра Антоновна поступила 2 августа в 19.20. и скончалась через 40 минут. На момент осмотра не могла говорить из-за одышки и общего тяжелого состояния. Остановка дыхания произошла на фоне инфузионной терапии. Патологоанатомический диагноз: хроническая обструктивная болезнь легких.
Из показаний соседки Анны Кривонос: «С Шурой мы были знакомы с 1973 года, муж ее умер в 1990 году, а сын покончил с собой в 1998 году. Дочь умерла в марте 2015-го. После смерти дочери и до самой смерти Шуры за ней ухаживала знакомая Крупова». Соседка подтвердила, что видела в доме Борисовой двух «подруг дочери», но почему перестала появляться одна из них, не знает: «Шура много не рассказывала, но говорила: «Пусть вернет, что взяла». Отдавала всю пенсию, а они уже платили сиделке и покупали продукты. Вроде денег не хватало, поэтому они продавали какую-то шурину посуду».
По словам врача-терапевта Ильи Сергаева, в апреле 2015 года он приехал по вызову домой к Борисовой, об этом попросила Крупова. Состояние пациентки ухудшилось после смерти дочери. В день, когда приехал врач, она еще могла садиться, но это давалось тяжело. Сергаев провел осмотр и назначил лечение, а также порекомендовал лечь в кардиологическое отделение. В ответ Борисова сказала, что ухаживать за ней некому.
Согласно показаниям врача-психиатра Георгиевской ЦРБ Арсена Мелконова, на момент осмотра в марте 2015 года никаких психических расстройств у подэкспертной не было выявлено. В то же время, директор ООО «Медицинский центр», куда так же обращалась за помощью пациентка, дал противоположные показания. По его словам, у Борисовой наблюдалось снижение памяти и интеллекта, она путалась в дате и времени. Диагноз «Сосудистая деменция» - верен.
Как рассказала сиделка, в конце июля у Александры Антоновны уже была сильная слабость. От госпитализации больная отказалась. В последнюю неделю перед смертью она стала заговариваться, однажды ей померещилось, будто дочь за окном прошла. 31 июля 2015 года (день, которым датировано завещание) Борисова была в очень плохом состоянии, однако, никакие нотариусы в тот день не приходили.
В ходе предварительного следствия было установлено, что около двух лет подэкспертная была лежачей, и не могла самостоятельно передвигаться. Прийти к нотариусу она самостоятельно не могла. Также установлено, что ни нотариус, ни рукоприкладчик, ни сама Ступак в юридически значимый период к ней домой не приезжали.
Допрошенная в качестве подозреваемой Надежда Ступак от дачи показаний отказалась на основании ст.51 Конституции РФ. В то же время, как утверждает рукоприкладчик, 31 июля он ездил в п.Новый «к незнакомой бабушке, с которой общался на кухне», где и подписал по ее просьбе завещание от ее имени. Это полностью противоречит показаниям свидетелей, тем более, что в последние дни Борисова говорила с трудом и очень мало.
Позже выяснилось, что рукоприкладчик состоит в браке с матерью нотариуса.
По заключению посмертной психолого-психиатрической экспертизы, Александра Антоновна страдала психическим расстройством в форме органического расстройства личности в связи со смешанными заболеваниями. Но оценить степень интеллектуально-мнестического снижения, степень выраженности данного расстройства не представляется возможным из-за малой информативности материалов.
Комиссия пришла к выводу, что в период составления завещания Борисова страдала психическим расстройством в виде деменции. С марта 2015 года наблюдалось ухудшение состояние снижение критико-прогностических функций, снижение памяти и интеллекта. Нарушения были выражены столь значительно, что в юридически значимый период она не могла понимать значение своих действий и руководить ими.
В октябре 2018 года нотариус заказал рецензию.
Анализ экспертизы показал, что в ней допущены процессуальные ошибки, форма - заполнена не по инструкции и нарушает требования законодательства. Это является показателем некомпетентности экспертов. В рецензируемом заключении нет ясных, чётких и аргументированных ответов на вопросы, поставленные судом, а это грубое нарушение. Ответы на вопросы не сформулированы и не обоснованы. Экспертиза носит поверхностный и необъективный характер, имеет неверную интерпретацию имеющихся медицинских документов, не содержит указаний на конкретные методы исследования и ссылок на информационные источники.
Кроме того, в экспертизе присутствуют только перенесённые данные из материалов дела, медицинских документов, без чёткой хронологии, без лабораторных данных, без дополнительных исследований. Отсутствует собственная, исследовательская часть экспертизы.
Посмертная экспертиза является самой сложной, так как очень трудно собрать реальные факты, чтобы с точностью говорить о состоянии усопшего. Ей уделяется особое внимание, потому что не всегда полученные сведения являются действительными, да и с точностью сказать о том, было ли правильно проведено исследование или же были допущены ошибки иногда просто невозможно. Именно поэтому экспертов часто подозревают в фальсификации данных и подкупности.
В данном случае отмечены лишь выборочные факты из жизни подэкспертной, диагнозы даны без их пояснений, исследований и трактовки. Не предприняты меры для получения от судьи дополнительных данных, свидетельствующих о наличии или отсутствии у нее психических расстройств, поведенческих отклонений в юридически значимое время. Не исследованы и не использованы были ретроспективные методы психологического анализа, возможно, проведенные ранее. Если подэкспертная наблюдалась у врачей, значит, должны быть медзаключения, сделанные при жизни.
Но специалисты ссылаются не на научно-методическую литературу и другие медицинские источники, а лишь высказывают собственные умозаключения, что вводит суд в заблуждение и не имеет никакого отношения к рекомендованным методикам. Вышеперечисленные факты и обстоятельства заставляют усомниться в компетентности экспертов.
Заключение не является полным, всесторонним и объективным, что противоречит действующим требованиям законодательства. Ответы на поставленные вопросы не являются обоснованными, аргументированными, объективными и честными, а выводы экспертов нельзя считать верными. Это является основанием для признания экспертизы недействительной и назначения более квалифицированной судебной экспертизы.