Начало романа многообещающее – Олимпиада 1976 года в Монреале, шёпот судей: «Сколько-сколько ей лет? Четырнадцать?!», электронное табло, технически не настроенное фирмой «Лонжин» на максимальную оценку и показывающее ужасное – единица запятая ноль ноль, шведский судья, растопыривающий пальцы на обеих руках, подтверждая настоящую оценку – и новый эпитет, моментально изобретенный журналистами, уставшими от «прелестно, совершенно, прекрасно»: «Если вы ищете слово, чтобы описать нечто прекрасное настолько, что и не выскажешь, насколько он прекрасно, скажите: это было надически прекрасно».
Маленькая румынская гимнастка Надя Команечи не ворвалась в олимпийский мир – нет, ее втолкнул медведеподобный тренер Бела Кароли. Усатый великан, готовый ради будущего румынской гимнастики и на взятки, и на международные скандалы. Он плевался при упоминании советских гимнасток, слишком женственных и грациозных, и своих девочек хотел видеть отчаянными, быстрыми и легкими, презирающими любые правила, придуманные до них.
Этот роман – не биография, хотя Лоле Лафон очень бы хотелось, чтобы все написанное ею было правдой – этаким смелым открытием и возможностью для европейцев заглянуть за стену коммунизма. Поэтому, мне кажется, она все время спорит с воображаемой Надей в разговорах между писательницей и спортсменкой, предупреждая при этом читателя, что эти диалоги вымышленные, а ей просто хотелось «озвучить немой фильм», коим была жизнь Нади в коммунистической Румынии. Возможно, на западе, для которого Лафон написала книгу, в это и поверят. Но не в России – ведь мы тоже помним семидесятые-восьмидесятые годы, которые весь остальной мир рисовал черно-белыми, скорее даже серыми, но попробовали бы они убедить меня в том, что мое детство было серым. No way. Так же и Надя никогда бы не согласилась с описаниями Румынии, какой она предстает у Лафон, – серой и холодной.
Я ждала от романа больше про Надю – ее детство, тренировки, родителей, характер, ее реакцию на такую раннюю «звездность», а получила слишком много политики – презрительные замечания в адрес советских чемпионок, с сарказмом описанное удивление румынских девочек, впервые попавших в супермаркет во Франции, культ Чаушеску – и все это в фокусе, выбранном Лолой Лафон. Ее диалоги с Надей, наверное, и задуманы были для того, чтобы блеснуть перед читателем своей объективностью – смотрите, я показываю вам, как видит это свободный европейский человек, но и даю высказаться самой Наде, воспитанной системой. Вот только задумка сыграла против автора – в них она упорно навязывает своей героине стандартный европейский взгляд на Восточную Европу, а Надя все время говорит, что она не права – и всё было иначе. Ну да, ну да, подмигивает читателю Лафон, так мы ей и поверили. А мы, как ни странно, верим.
Знаете, в какой момент я окончательно перестала верить Лоле? Когда полезла в Гугл искать фотографии Нади – она улыбалась! Еще как, даже выполняя сложнейшие элементы, я даже сохранила эти фото для вас – убедитесь, как очаровательно улыбается эта девочка!
Лафон слишком углубляется в политику и уходит и от своей героини, и от гимнастики. Ей хочется видеть в Наде символ коммунизма и его краха в Румынии, а я хотела прочитать про девочку Надю, спортсменку, ученицу своего тренера, дочь своих родителей, а не зеркало режима Чаушеску. Все-таки эта книга не о Наде, а о режиме – о холодной войне, железном занавесе, о декрете 770 (термин «менструальная полиция», наверное, уже ничем не выковырять из памяти) и о страхе и бесстрашии. У меня осталось горькое чувство, что Лафон просто использовала образ Нади – хрупкой и чистой – в противовес системе. Но как это бывает – я получила не то, чего хотела, но то, что каким-то магическим образом встроилось в мою картину мира – и она стала шире и ярче. Поэтому все равно рекомендую и оставляю в своей библиотеке. Маме обязательно дам почитать.