by @YAACU
На прошедшей в начале августа международной конференции «Принудительное исполнение» Директор ФССП России Дмитрий Аристов анонсировал важную инициативу – о введении уголовной ответственности за отказ родителей исполнить судебное решение по передаче ребенка отцу или матери.
Эта инициатива пока находится на этапе разработки, текста законопроекта в открытом доступе нет, поэтому выскажем наше мнение по концепции инициативы в целом.
Данная проблема не то что назрела – перезрела. Пусть таких производств относительно немного, однако многих из них - резонансные и сложные, потому как приставам, занимающимся их исполнением, приходится погружаться в семейные отношения конкретных граждан. При этом самая «строгая» мера воздействия, которую может применить к должнику судебный пристав – это «копеечный» административный штраф в размере 2,5 тыс. рублей.
Да, конечно, уголовное законодательство предусматривает ответственность за похищение несовершеннолетнего (п «д» ч. 2 ст. 126 УК РФ) и самоуправство (ст. 330 УК РФ), однако в отношении злодея-родителя они, увы, не работают, что, впрочем, неудивительно, т.к. основными объектами посягательств по этим статьям, являются, соответственно, свобода личности и установленный порядок управления. В случае с т.н. «семейным киднеппингом» никакого посягательства на свободу самого ребенка, как правило, не происходит, да и к субъекту либо объекту «управления» отнести его не получается.
Специального состава, который бы позволял квалифицировать отказ одного родителя передать другому ребенка на основании судебного решения как преступление против семьи и несовершеннолетних (глава 20), Уголовным Кодексом не предусмотрено.
Об этих недостатках отечественного законодательства «злодеи», разумеется, осведомлены, более того, многие из них могут открыто, не опасаясь серьезных последствий, «под протокол» заявлять о своем отказе исполнить судебное решение. В то время как взыскатели вынуждены годами добиваться его исполнения, порой доходя даже до Европейского Суда по правам человека.
Как решение проблемы предлагается, в частности, ограничивать «злодеев» в родительских правах. Однако, очевидно, что в ситуации, когда «злодей» использует тактику «неуловимого Джо» и скрывается вместе с ребенком, эта мера едва ли будет эффективна. Конкретный пример – см. Постановление ЕСПЧ от 24 октября 2013 г. по делу «Пахомова против Российской Федерации». Ребенка на момент рассмотрения Европейским Судом жалобы так и не нашли. Одним словом - фаталити…
Надо отметить, что в своей практике по подобного рода делам ЕСПЧ делает акцент на том, что Европейская конвенция по правам человека предполагает обязанности государства принять активные меры предполагают право матери или отца на то, чтобы были выполнены действия по их воссоединению со своим ребенком, а также обязанность внутригосударственных властей осуществить эти действия.
… Вместе с тем Европейский Суд подчеркивает, что это обязательство не является абсолютным, поскольку иногда воссоединение матери или отца со своим ребенком не может произойти мгновенно и требует подготовки. Характер и объем такой подготовки зависят от обстоятельств каждого дела, но во всех случаях немаловажными факторами являются понимание и сотрудничество всех заинтересованных лиц. Внутригосударственные власти должны делать все возможное для облегчения этого сотрудничества, но их обязанность прибегать в этом отношении к принуждению должна быть ограничена: необходимо, чтобы они учитывали интересы, права и свободы всех заинтересованных лиц и, в частности, уделяли внимание наилучшему обеспечению интересов ребенка и его правам…
… Тем не менее Европейский Суд считает, что, столкнувшись с явно выраженным и настойчивым отказом одного из родителей передать ребенка другому родителю, власти обязаны принять реальные и действенные меры принуждения с целью заставить родителя, который отказывается отдать ребенка, исполнить судебное решение…
… Наконец, Европейский Суд повторяет, что о достаточности той или иной меры необходимо судить по тому, насколько быстро она была принята: разбирательство по вопросу о возложении обязанностей по воспитанию ребенка, в том числе исполнение решения, вынесенного по результатам такого разбирательства, требует немедленных действий, поскольку с течением времени отношениям ребенка с тем из родителей, с которым он не проживает, может быть нанесен непоправимый ущерб…
(Постановление ЕСПЧ от 16 октября 2014 г. по делу «Ворожба против Российской Федерации»)
Другими словами, инициатива о введении уголовной ответственности за неисполнение судебных решений по передаче ребенка в целом соответствует подходу ЕСПЧ, который ориентирует власти государств пресекать незаконное противодействие исполнению.
Однако, оговорки ЕСПЧ о «неабсолютности» таких обязательств и необходимости «уделения внимания наилучшему обеспечению интересов ребенка и его правам» наводят на мысль о том, что уголовное преследование как возможная мера принудительного воздействия на должника ни в коем случае не должно основываться на формальном подходе к оценке поведения должника в рамках исполнительного производства, который в настоящее время доминирует в соответствующей практике производства по делам об административных правонарушениях.
Беглого взгляда на нее достаточно, чтобы понять, что суды, рассматривая жалобы должников на постановления по делам об административных правонарушениях больше фокусируют внимание на проверке соблюдения приставами формальных процедур: уведомления должника о возбуждении исполнительного производства, вынесения постановления о взыскании исполнительского сбора, уведомления должника об установлении ему нового срока исполнения требований исполнительного документа, надлежащей фиксации факта неисполнения требований пристава, уведомления должника о составлении протокола по делу об административном правонарушении, соответствия формы составленного приставом протокола требованиям КоАП и т.д.
В сами семейные отношения сторон исполнительного производства суды предпочитают не погружаться.
Очевидно, что при криминализации неисполнения данной категории судебных решений правоприменителям волей-неволей придется-таки в них вникать, дабы обеспечить легитимность уголовного преследования и не навредить законным интересам детей и их родителей.
То, что отцы «похищают» детей у матерей из-за нежелания платить алименты – очевидно. А ведь бывают ситуации, когда угрозой уголовного преследования взыскатель может пытаться фактически «отжимать» на ребенка имущество должника. Нередко ребенка не отдают матери, потому что она повелась с каким-то «мутным» бойфрендом, а ребенок в перспективе может владеть имуществом или участвовать в сделках по его разделу (наследство, служебное жильё, приватизация и т.д.). Например, через иск о взыскании компенсации за необеспечение другим родителем ребенка жильем: ребенок не был включен в приватизацию, а мамаша по совету нового хахаля через несколько лет после развода подала иск к бывшему супругу и его родителям – и «отжала» таким образом внушительную сумму денег. Должны ли учитываться в этом случае корыстные мотивы у должника и возможный корыстный интерес у взыскателя при оценке преступности деяния – не вполне ясно. Хотя возможностью получить соответствующую информацию пристав вполне располагает. При наличии имущественного интереса его всегда можно выявить.
Также возникает вопрос, будет ли этой криминализацией предусмотрено наличие «злостности» в поведении должника как квалифицирующего признака преступления. В идеале, конечно, «злостность» лучше бы элиминировать. Так как каждый правоприменитель может трактовать ее широко, что создает коррупционный риск – а состоятельные VIP-должники денег не пожалеют, можно не сомневаться.
Но как тогда на практике будет происходить оценка поведения должника?
Грубо говоря, сейчас тактика у должников может быть:
- бегаю сам, прячу ребенка;
- сам не прячусь, ребенка прячут родственники;
- никто не прячется, но ребенок, находясь под влиянием должника, настроен против взыскателя.
С криминализацией использование должником первой тактики будет означать «попадос» и указывать на наличие прямого умысла в совершении преступления. Собственно, на пресечение такого совсем уж откровенно наглого и дерзкого поведения должника и направлена инициатива о криминализации. Основу доказательной базы в этом случае составят показания судебного пристава-исполнителя, осуществлявшего розыск, и материалы разыскного дела.
Использование тактик № 2 и 3, возможно, еще будет работать, но тогда должнику понадобиться хороший адвокат.
По второй тактике основным аргументом защиты будет то, что у должника во вменяемый период времени не было ребенка. Тут возникает вопрос квалификации соучастия. По нашему мнению, вменять в этом случае одному должнику состав, без поправки на его роль в преступной группе, не прокатит, так в суде дело может развалиться, если защита докажет наличие alibi у обвиняемого (для опытного адвоката это не так сложно - достаточно справок и грамотной «работы» со свидетелями). Соответственно, залогом успешного расследования будет тщательная отработка разыскником всех причастных родственников должника.
Что касается третьей тактики – то это самый неординарный случай. Все показания свидетелей и материалы производств не будут иметь большого доказательного значения, т.к. могут свидетельствовать только о наличии в поведении должника формальных признаков неисполнения, но не доказывать наличия у него умысла. В этом случае главным доказательством будет психолого-педагогическая экспертиза, но с ней все не так просто. Дело в том, что ее проведение не является монополией госорганов. Экспертом может быть назначен любой специалист с соответствующим образованием - а «психологов-педагогов», готовых предложить соответствующие услуги, немало. Соответственно, защите ничего не стоит подыскать такого спеца, который аргументированно опровергнет выводы следственной экспертизы. Вопрос лишь в деньгах. Плюс еще этический аспект. Получается, что от мнения одного специалиста будет зависеть судьба как минимум двух человек (должника и ребенка).
Еще один вопрос касается того, какое наказание будет предусмотрено криминализацией. По нашему мнению, смысл в соответствующей норме УК должен быть не в том, чтобы пополнить места не столь отдаленные, а использовать угрозу ее применения как меру принудительного воздействия на должника, дабы административными штрафами и предупреждениями об уголовной ответственности заставить его сесть за стол переговоров со взыскателем, как минимум. В идеале – примирение, конечно.
Мнение Анонимного прокурора:
Что касается уголовной ответственности за уклонение от исполнения судебного решения о передаче ребенка – как мне кажется, конструирование состава по аналогии со ст. 157 УК – нормальный вариант. Хотя тут все зависит от наказания. В идеале – конечно, только лишение свободы, с градацией по степени тяжести. Один раз не исполнил – состав средней тяжести (до пяти дет лишения свободы), второй раз – тяжкое (до десяти лет). Чтобы судьи повально не назначали штрафы, и не возникало ситуации, когда для богатого должника ничего не меняется (кроме наличия судимости).
Что касается злостности, то не вижу в ней проблемы, практика ее доказывания есть. С психолого-педагогической экспертизой проблемы нет - по аналогии с другими преступлениями, если в экспертизах будут противоречия, суд может назначить свою. В расчёт берётся только назначенная судом. Ну и её выводы обычно совпадают с одной из двух предыдущих.
Относительно «корыстных мотивов» должников и взыскателей. Тут надо смотреть конкретную ситуацию. Все законом не охватишь. Имущество все-таки не «отжимается», а взыскивается по судебным решениям. Недвижимость оформляется на ребенка или кладется на его счёт и снимается только по решению опеки. Когда имуществом распоряжаются незаконно и нарушаются права ребёнка, надо писать заявления во все инстанции. Совершеннолетний имеет возможность посудиться с родителями за все, что ему не досталось. Если же всё будет определяться некими «корыстными интересами» условной матери - то злоупотребления могут начаться со стороны отца. Это точно не сфера Уголовного Кодекса. Поэтому мотивы потерпевшего точно не войдут в состав. У нас же есть решение суда. Есть его неисполнение, а мотивы могут быть разными. Корыстные мотивы могут повлиять на наказание, но общественная опасность вряд ли от этого нивелируется.
P.S. Также неплохой идеей было бы введение в уголовный закон состава об уклонении от исполнения судебного акта об обеспечительных мерах по семейным делам. Допустим, приставу удалось исполнить решение о передаче ребенка матери. А его отец начинает ее преследовать, мотать нервы, названивать по телефону, применять методы «психологического воздействия» и т.п. По нашему мнению, такое поведение также необходимо решительно и жестко пресекать. Впрочем, это тема для отдельного поста…
P.P.S. Канал «Суровый пристав» будет следить за развитием темы.
Суровый пристав – https://t-do.ru/pristavy
Анонимный прокурор – https://t-do.ru/anon_prok
Суровые будни ФССП – https://t-do.ru/pristavy_day
Силовой блок Замкадья – https://t-do.ru/SiloBZ