Глава 7.
– И, всё-таки, я люблю всех женщин, – услышал Бахметов приглушённый хохоток Любимчика. – Не знаю, как это у меня и выходит. В юности какой-нибудь шестнадцатилетней провожаешь барышню сердца до дверей, дверь эту обцелуешь в тоске от неизбежности разлуки, и ей – руки и милое накрашенное личико. Стоит, однако, опять попасть на улицу… Чудны дела твоё, Господи, сколько гуляет вокруг замечательно хорошеньких и даже красивых девушек, и все они улыбаются жизни и мне. Ну как тут, Сашенька, не побежать за какой вдогонку? А хорошеньких так много, что просто не на ком остановить взгляд. Проклятие, и только! Кажется, наш больной приоткрывает левый глаз. Вы меня уже гоните, а я хотел было молчать. Но вам в отместку новый посетитель, – засмеялся Любимчик после двойного звонка в дверь.
На минуту всё стихло. Бахметов открыл глаза и увидел сидящих рядом с кроватью Машу и Сашеньку – обе они с беспокойным нетерпением вглядывались в его лицо.
– Слава Богу! – теребя носовой платок, нервно засмеялась Маша и сразу заплакала – слёзы текли у неё по капелькам пота, выступившего, вероятно, от быстрой ходьбы. – Вчера свечку за здравие ставила в храме, а она вдруг наклонилась немного. Саше говорить не стала, – она и так хлопочет, стиснув зубы. Слава Богу! – повторила Маша и перекрестилась, а Сашенька вдруг вскочила и выбежала из комнаты.
– Где Рита? – удивляясь слабости своего голоса, почти выдохнул Бахметов.
– Рита у бабушки, – улыбнулась Маша и вытерла слёзы. – Нашла вон на том столе какие-то выписки с адресом и сразу помчалась на Петроградскую. Они каждый день теперь здесь – ходят вместе рука в руку, такая трогательная картина, – засмеялась Маша и опять взялась за платок, – а Миша идёт от них в трёх метрах неотступно. Катю сюда Александра не пускает, – посмотрев на дверь, быстро зашептала Маша. – Не то, чтобы не пускает, а просто демонстративно выдавливает. Она решила, что из-за Екатерины ты и слёг – уже четвёртые сутки в бреду, и всё про Катины деньги какие-то и про Любу вспоминаешь, и всё порывался бежать. Катя злится на Сашу, и из-за тебя у неё сердце не на месте – дурацкая история, одним словом. Сашенька-то в тот вечер из окна тебя видела убегающим куда-то, и шатался ты очень, а догнать не смогла. Тут уже все у тебя поперебывали. А ещё, – запнулась Маша. – А ещё я, возможно, выхожу замуж, и мне нужен твой совет. Молчи пока, Серёжка, я сама всё скажу. За Евгения Александровича. Отец попросил, – внезапно покраснела она. – Да, и вообще… Всё, может, будет к лучшему. Ты знаешь, – Маша вдруг зарыдала, – после того, как арестовали Тёму, его отец разбил какую-то витрину и залез в неё, и вещи кричал ужасные, ну, и забрали его в… Извини, Серёжа, трудно говорить, комок какой-то в горле. Мы сейчас с тобой оба безголосые, – через слёзы попыталась улыбнуться она и опять закусила губку. – Он, кажется, сошёл с ума. А сына его старшего, – ну, брата Темы, хотят сдать в приют для больных и бездомных. Он совсем беспомощный; Аркаша, оказывается, про него и рассказывал. Я взяла его пока к себе – ему, правда, не совсем уютно в новых стенах, и он тихо плачет, но с Полей уже, кажется, подружился. Раевский пообещал вытащить Тёму ещё до суда; а я, получается, как в романах, взамен должна буду выйти за него – вот такие горькие шутки. Отец очень просил, и всё как-то уж сходится в одно. Совсем я раскисла, Серёжка, но на сердце немного уже легче. Семён Маркович, наш доктор, говорил про тебя, что всё будет в порядке – ощупал тебя и сказал, что нет причин для особых расстройств (хотя как не расстраиваться, если ты лежишь без чувств), что у тебя достаточно здоровый психический тип; а это всё, мол, реакция на прививку к новому ландшафту, плюс душь на улице и лёгкая простуда в теле. Всё посчитал! Он и предсказал, что ты очнёшься дня через три, и просил не беспокоить вызовами твою маму. А ещё он наказал кормить тебя с ложечки бульоном и рассказывать при этом весёлые сказки. А я, глупая, – засмеялась Маша и шмыгнула покрасневшим носиком, – кормлю тебя своей грустью. Ты уже улыбаешься, значит, доктор, как всегда, оказался прав. А вот и Сашенька с бульоном!
«Прививка», – быстро закрутилось в голове Бахметова сказанное Машей слово, и он закрыл глаза. Конечно же, всё произошедшее в последние дни было просто болезненной прививкой к неспокойным условиям жизни в местном ландшафте. Но что же тогда его ожидало впереди?
Продолжение - здесь.