В издательстве No Kidding Press вышел роман американской поэтессы Айлин Майлз «Инферно». Чем известна Майлз, почему стоит прочитать ее книгу и при чем здесь Данте?
Автор: Ольга Григорьева
«Я оказалась в месте, высеченном из секса и печали; чтобы написать там стихотворение, нужно было просто собирать», — пишет Айлин Майлз о Нью-Йорке 70-х, куда она 25-летней приехала из Бостона с единственной целью: стать поэтом. Сейчас Майлз 69 и на ее счету более 20 прозаических и поэтических сборников, десятки литературных грантов и стипендий, премия Шелли (поэтического сообщества Америки), Поэтическая премия Фонда поддержки современного искусства, грант Creative Capital (2016), а также премия Кларка за достижения художественной критики. Сейчас поэтесса преподает в Нью-Йоркском университете Наропы.
Но имя Майлз не всегда было таким популярным. Долгие десятилетия казалось, что она и ее образы неудачников, бунтовщиков и несогласных так навсегда и останутся на обочине американского канона. С появлением же нового поколения таких публичным феминисток как Лина Данэм (главная роль и создательница сериала Girls), Джил Солоуэй (создательница сериала «Transparent») резкий, бескомпромиссный стиль Айлин Майлз стал для них источником вдохновения.
«Инферно» — роман-автофикшн написан, как и все остальные работы поэтессы с собственной жизни. Книга состоит из нескольких частей, ровно по принципу «Человеческой комедии» Данте. Первая часть заключена вокруг первого года жизни Айлин в Нью-Йорке, она полна воспоминаний, прыжков во времени, но каждый раз мы возвращаемся ключевому моменту в жизни юной Майлз — столкновению с миром проституции. Вторая часть («Паданцы») соответствует «Чистилищу» и рассказывает об опыте работы поэтессы, третья часть «Небеса» о любви (хотя любовь в тексте, конечно, повсюду).
Данте упоминается в романе дважды. Первый раз в начале книги, когда юная Айлин слышит о его поэме на уроке по литературе от учительницы Евы Нельсон, в которую была влюблена. И второй раз в начале второй главы, где героиня рассуждает о славе поэта и описывает посещение могилы Данте в Равенне.
Майлз пишет, что неверно поняла задание, полученное от преподавательницы английского Евы Нельсон: «Напишите свою версию «Ада»». Неправильно усвоив задание, Айлин приносит на следующий урок стихи, которые зачитали всему классу. Это произвело большое впечатление на поэтессу, как будто бы с ее мира «сейчас снимут крышку» и первое осознание своего творческого пути.
«Еще до того, как я научилась писать, до того даже, как выучила буквы, мы с моим лучшим другом Билли Лебланом пошли гулять и написали целую пачку писем, используя известные нам символы: солнце, волна, палочка, — мы создавали свои буквы. У нас было так много чего сказать всем, и мы тщательно формулировали наши мысли, восковыми мелками на бумаге, и мы сложили их и опустили в почтовый ящик на одном из соседних домов. Мы были очень взволнованы, потому что молчание нашего детства закончилось. Мы писали. Мы сели на тротуаре перед тем домом. Мы предвкушали ответ. Мы все ждали и ждали. А потом просто забыли об этом. Но то солнце, первый крошечный символ, все еще там — сияет у меня в голове».
В своей работе «Ложь романтизма и правда романа» франко-американский философ Рене Жирар рассуждает о форме романа, подчеркивая, что роман для него сродни экзистенциальной практики. Именно эту форму повествования как метод получения правды мы видим перед собой в «Инферно» Айлин Майлз. Некоторые части являют собой поразительную квинтэссенцию переживаний и их прочтение еще надолго оставляет воображению читателя это яркий свет чужого (читательского) откровения.
Юношеские воспоминания Майлз в «Инферно» приятно узнаваемы — это беззаботный Нью-Йорк 70-х: творческая тусовка, Аллен Гинзберг, Крис Краус, Патти Смит, Энди Уорхол, наркотики и рок-н-ролл. Затем политические 90-е с Джорджем Бушем и смертью от СПИДа.
Поэзия Айлин Майлз идет вплотную к общественным и политическим событиям США и мира; несогласием с политикой Кеннеди, Буша, публикацией эссе за кандидата в президенты Хилари Клинтон. Как она часто говорит о себе в интервью: «я голос меньшинств, которых все время пытаются лишить права голоса».
В книге приводятся и несколько стихотворений Майлз, в частности одно из самых известных «Американское стихотворение».
<…> Я кое-что поняла про Западную
цивилизацию. Знаете,
в чем состоит главная идея Западной
цивилизации: я одна.
Я одна сегодня?
Не думаю. У меня одной сегодня
кровоточат десны? Я единственная
гомосексуалка в этой комнате?
У меня у одной друзья
умерли, умирают прямо сейчас?
И деньги на творчество
я получу, только
если оно будет гигантским,
таким огромным,
как ни у кого больше, таким,
чтобы оно укрепляло
в людях чувство, что они
одни. Что они одни
хорошие, заслужили
купить билеты и увидеть
это Искусство.
Что они работают,
здоровы, будут
жить, что они
в порядке. Вы как,
в порядке? Все,
кто здесь сегодня,
мы все нормальные?
Для меня ненормально
быть Кеннеди.
Но мне больше не стыдно, я больше
не одна. Я не
одна сегодня, потому что
мы все Кеннеди,
и я ваш президент.
«Инферно» также рассказывает о практических и психологических трудностях писательства. Особенно после осознания, что мир придает почти нулевую ценность тому, что делает писатель. Но несмотря на форму, «Инферно» — это не роман взросления писателя. Это роман-портрет писательницы в среднем возрасте, которая провела большую часть жизни в роли поэтессы. В этом отстранении особая сила этого текста.
Детство — это когда ты вечно не можешь заснуть, а завтра никогда тебе не принадлежит. Ты встаешь утром, чтобы делать еще что-то, что придумали для тебя взрослые: маленький пальчик ребенка хочет подняться вверх: я придумала. Ты говоришь, что хочешь стать мусорщиком, когда вырастешь, или бродягой, — просто потому что лицо у монашки было такое ласковое, когда она тебя спрашивала, что тебе захотелось врезать ей за всю ее отвратительную кроткую ложь. За то, что говорит о боге, пока тебе не захочется блевать. Я буду бездомной, отвечала я, опустив голову, чтобы не получить пощечину. Было даже здорово стоять одной в темно-коричневых коридорах и зябнуть в тихий день, примерно за год до того, как убили Кеннеди, и все тогда казалось вечным. Все говорили, что мы, может, даже полетим на Луну, и мы полетели. А потом, ну и что из этого, я постарела.
Проза Айлин Майлз искренняя до головокружения, она не оправдывается, не рисуется, она говорит как есть, с восхищением или презрением, падая и поднимаясь. В этом и есть поэтическое и человеческое мужество Майлз. И эта химия текста кажется такой простой, базовой и легко достижимой, что на минуту забываешь, насколько яростно не хватает таких текстов в русскоязычном пространстве.