Парадокс свободы воли волнует многих современных мыслителей. Так, Юваль Харари в своей книге Home Deus утверждает, что никакой свободы воли нет. Человек — это всего лишь алгоритм, на вход которому поступают сигналы и раздражители из внешней среды через органы чувств и восприятия. Алгоритм обрабатывает входящие сигналы, возникают мысли, эмоции, чувства и действия, осознанные (пойти в магазин, когда хочется есть, а холодильник пустой) и неосознанные (моргнуть, когда что-то летит в глаз). Мысли, эмоции и чувства также могут быть осознанными и неосознанными. Свобода воли и выбора в том, как поступить — не более, чем иллюзия, возникающая как побочный эффект работы алгоритма. Были эксперименты, которые говорят о том, что какие-то решения сперва принимаются подсознательно, а затем рационализируются уже сознательно. Этой точки зрения придерживается например Сэм Харрис — философ, нейеробиолог, и создатель приложения для медитации Waking Up (рекомендую). И, вы не удивитесь, Пелевин тоже в их команде, вот как он отвечает на вопрос, есть ли у него свобода воли:
— Вы знаете, как говорил Чапаев в известном анекдоте: «Я себе такую гадость даже представить не могу». У меня нет никакой воли, которую я ощущал бы непосредственно, как язык или руку. Воля — это интерпретация, а свобода воли — это интерпретация интерпретации. На самом деле, ничего подобного не существует.
С этой точкой зрения не все согласны. Например, в начале этого интервью Познер возражает Харари: https://www.youtube.com/watch?v=cr2o6EWdq9A
(Интервью в целом скучное, увы).
А Ноам Хомский (https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%A5%D0%BE%D0%BC%D1%81%D0%BA%D0%B8%D0%B9,_%D0%9D%D0%BE%D0%B0%D0%BC)
приводит например такой забавный аргумент: «If you believe that there is no freedom of the will, why bother presenting an argument». Довод, конечно, дурацкий, и используется в основном ради шутки, и позиция Хомского держится не на этой игре слов, а вот на чем. Моя свобода воли — это то, что я ощущаю и чувствую и на сто процентов знаю, что она существует. Это мое знание первично по отношению к другим источникам знаний, таким как научное знание, например. Таким образом, свобода воли у меня точно есть, а вопрос о том, как это работает остается открытым, тем хуже для научного знания. Может быть мы когда-нибудь на этот вопрос ответим, а может быть и нет, но моя свобода воли от этого никуда не исчезнет, я чувствую и знаю, что она есть, я сам принимаю свои решения и выбираю то, что хочу.
Я про это все довольно долго думал, и вот к чему пришел. Когда я смотрю на другого человека, представителя homo sapiens, со стороны, то конечно понимаю, что это просто очень сложный биоробот и никакой свободы воли у него нет, он не более, чем алгоритм, а судьба его определяется детерминистической цепочкой причин и следствий вкупе с хорошей долей randomness. Но если я спрошу себя: «Есть ли у меня свобода воли?», то ответ однозначно будет положительный. Так происходит, потому что сам вопрос предполагает наличие некоего меня, которого с точки зрения Харари и компании не существует. То есть свобода воли у меня есть настолько же, насколько есть я сам.