Владимир Лебедев для Свердловска и Екатеринбурга личность легендарная. Ветеран Афганистана, про которого говорили — «прапорщик с мозгами генерала».
Это Владимир Лебедев руководил афганцами, которых власти пытались лишить жилья, при самовольном заселении в дома на Таганской. Он продвигал в Екатеринбурге афганскую идею, за которую скорее всего и был убит.
В телефильме «Ненастье» образ одного из главных героев — по фамилии Лихолетов — создан «по мотивам» Владимира Лебедева, Хотя и не воспроизводит его в точности. Но в фильме нет ни слова о его семье,в частности о жене — Ирине, жене солдата и общественного деятеля, враче, матери и просто незаурядной женщине. ЕТВ хочет исправить эту несправедливость.
Студентка четвертого курса медицинского института Ирина жила с родителями в Ташкенте. Однажды к ним в гости заехал знакомый из Свердловска, с сыном. На дворе стоял 1985 год, и для советских людей было обычным делом останавливаться у знакомых. Для молодого человека столица Узбекистана была остановкой по пути в Афганистан. На войну. Юноша на Ирину поначалу не произвел особого впечатления. Только в последний вечер, перед тем как сесть на самолет до Баграма, он обнял Ирину и ее маму, как будто старых знакомых. И ушел в темноту. Вроде бы незнакомые люди, а после его ухода девушке показалось, что в квартире образовался вакуум.
Ирина еще не знала что этот молчаливый парень — ее будущий муж и знаковая для будущего Екатеринбурга личность. Звали его Владимир Лебедев. В Ташкент он приехал со своим отцом Олегом Константиновичем, который провожал сына на войну.
Тогда шла война
При первом знакомстве я и подумать не могла, что это — мой будущий муж. Хотя удивить сумел. У нас еще один знакомый был в гостях, и они с Володей поспорили: кто отожмется больше. Володя победил, а потом лог на спину и говорит мне: вставай ногами на живот. Я встала, а он выгнулся — и на мостик. Прямо со мной. А потом еще руки убрал. Так и стоял — опирась только на голову и ноги. Не скажу, что тогда я в него и влюбилась,но впечатление он на меня сильное произвел.
В 1986 году я поехала в Ухту, в стройотряд. Летели через Свердловск, мне на всякий случай мама телефон Марии Егоровны (мамы Володи) дала. На обратном пути я остановилась у Лебедевых. И в этот же день туда приехал Володя. В отпуск. Из Афгана. Он уговорил меня сразу не улетать, погостить, погулять по городу, а потом вместе отправиться в Ташкент. Я согласилась. Помню он, с другом мне все про стереокино рассказывал — тогда в кинотеатре «Октябрь» показывали «Ученика лекаря». И вот за пять дней, что я прожила в Свердловске, он убедил выйти за него замуж. Хотя у меня и планов-то таких не было — дома институт, жених… Но Володя сказал: «Выходи». И тут же свадьбу в «Космосе» организовали.
Я маме звоню домой, говорю: «Я замуж выхожу». Она меня отговаривала — у него же служба, он же сейчас опять на войну уедет. Но Володя на своем настоял. Хотя у меня и наряда торжественного не было. Но мне шикарное платье из магазина «Березка», купили, он — в джинсах. И все — я Ирина Лебедева. Мы летим в Ташкент — Володя по пути на войну, а я в институт, где меня потеряли. Там все в шоке — уезжала ненадолго Панфилова, а вернулась уже Лебедева.
Что бывает на войне, я уже знала. До третьего курса института работала санитаркой в госпитале: через меня тогда много ребят, что из Афгана возвращались, прошли. Очень многие были с ожогами, даже корпус для них отдельный построили.
Но, понимая, что где-то идет война, глубоко я в это не погружалась. Помогало и то, что думала больше о работе, а не над тем, где стреляют. Так меня приучили: если надо работать, то эмоции должны быть в стороне. Запомнилось, как однажды работали на сортировке раненых — очередной борт из Афганистана прилетел. В приемном покое куча ребят на носилках или так просто сидят. И молодой парень был — его спрашивают, какое ранение. Верхняя конечность, говорит, и китель сбрасывает. Там руки нет по локоть.
А утром выхожу на улицу — солнце, улыбки, мирный город. Это было так странно — вокруг мир и радость, а совсем рядом — боль и страдания.
Когда я провожала мужа обратно на войну, гнетущего ощущения не было. Во-первых, мы вместе и пожить не успели, во-вторых, он не позволял.
Он очень немногословный был даже в переписке. Я ему страницы писала каждый день, а он мне в ответ ровно одно письмо раз в месяц: «У меня все нормально. Передай родителям привет». И я была уверена, что все так и будет.
Страшно стало через полгода, когда письма задержались. Заволновалась по-настоящему. Но была уверена, что Володя вернется — ведь так он сказал. Мы его ждали, готовились — знали, когда примерно должен приехать. Он вошел, вручил нам какие-то гостинцы. А потом попросил его не трогать и лег отсыпаться. Пожили немного в Ташкенте — он купался и отдыхал,я писала диплом в институте. Как получила его — мы переехали в Свердловск. Это был 1987 год.
После Афгана
Сначала здесь было очень тяжело. Я по три раза в год домой летала, интернатуру там хотела проходить. На третьем месяце беременности была. А сама себе места не находила — муж-то в Свердловске. Потом он за мной приехал и говорит: «Хватит. Со старой жизнью надо заканчивать, иначе ничего хорошего не выйдет». И увез меня обратно. Интернатуру уже здесь заканчивала. В 1988 году сын родился.
Не могу сказать что Афган как-то сильно на него повлияла, но ведь я и знала его до того, как он ушел на войну лишь несколько дней. И потом… он всегда многое в себе держал. После войны, мне кажется, себя искал. Пытался бизнес организовать, работал на ВИЗе. Там всех достал тем, что стремился навести порядок, мешал тем, кто что-то с завода тащил. В нем всегда было стремление к справедливости, люди это чувствовали. И еще он был человек слова. Кроме работы он и его афганские друзья занимались с молодежью, ребят к армии готовили — то, что сейчас называется военно-патриотическим воспитанием. Я тогда и не думала, что Володя окажется лидером такой мощной организации как Союз ветеранов Афганистана.
На мне был дом и сын Ваня. И, чтобы муж, когда домой придет, обязательно накормлен был. Володя дал мне уверенность: я знала, если он что-то сказал, так оно и будет. Он не убеждал, но мог сказать «все будет хорошо» так, что я расслаблялась и переставала беспокоиться. Отучил меня суетиться и мелочиться. Как-то раз он у меня попросил: рассчитай сколько надо белков, жиров и углеводов в сутки для тех, кто вернулся из Афгана. У многих после возвращения были проблемы с желудком и с печенью. Володя с другими афганцами тогда создавал специальный магазин для ветеранов, нужно было определить размер месячного пайка на каждого.
Дома он о работе ничего не рассказывал. Мы его спрашивали иногда, когда очередной раз в газете фамилия Лебедева мелькнет. А он отмахивался — все нормально, просто съездили и поговорили. Был страх, опасение, что однажды его посадят. Тем более что в газетах Володю часто с худшей стороны представляли. Например, история с меломанами. У магазина «Мелодия» раньше собирались любители музыки — торговали пластинками. А потом рядом памятный камень заложили в честь тех, кто в Афганистане погиб. И памятник — «Черный тюльпан» — должен был появиться. Проект Володя утверждал, выбирал из нескольких вариантов. И место для него согласовывал. Для сбора денег на мемориал организовали телемарафон — их тогда модно было проводить. Володя с другими афганцами этих меломанов несколько раз просил там не собираться. Но те не послушались, тогда афганцы их разогнали. А в газетах это все представляли, как будто они без причины на меломанов напали и пластинки им о головы побили.
Когда произошел знаменитый захват домов афганцами, я с сыном была в Ташкенте, так что многое рассказать о том, что происходило, не могу. Помню только, что мы собирались возвращаться. И Володе попросил задержаться — обстановка серьезная. Но в остальном все нормально. Сразу скажу — он этот «захват» организовал не для себя и не для своей семьи. Мне он тогда сказал — даже и не думай. Хотя мы в то время жили с его родителями в двухкомнатной квартире. Свое жилье нам дали уже позже, от завода на котором он работал.
Настоящий страх за него пришел после того, как ОМОН штурмом взял «Трансагентство», где был тогда офис Союза ветеранов Афганистана и арестовала Володю и других афганцев. Суды шли долго, сначала была надежда, что его отпустят. А потом смирилась, что его нет рядом. Пока следствие шло — ездила на свидания в СИЗО. Когда его посадили — в колонию. Первый раз с афганцами, а потом вдвоем с мамой на электричке.
Когда Володя вышел из тюрьмы, идеи афганского братства, которую он всячески продвигал, уже не было. Мир изменился. И мы пытались отговорить его от опрометчивых поступков. Но он остался собой. Я в него веру не теряла, но страх за него усилился — продолжались судебные тяжбы и были опасения, что его снова посадят. Но я не могла представить, что его убьют.
После смерти мужа у меня, как будто, земля ушла из-под ног. Жизнь разделилась на «до» и «после». Мы остались совсем без средств. Я без работы, за помощью мы никуда не обращались. Стали звонить и приезжать ребята-афганцы, помогать всем — от продуктов до денег. Сами, по своей инициативе. Я ведь не старая еще была тогда — 35 лет всего. Могла в Ташкент вернуться. Но решила остаться, тем более тут Володины родители.
Пока мы жили с Володей вместе, у меня никогда не было ощущения что у него какой-то афганский синдром. Нельзя сказать, что он был как-то несдержан. Если начинали расспрашивать его про Афган, уходил от разговора. И про других афганцев — друзей Володи — не могу ничего плохого сказать. От других афганцев отличала особая дружба, Вот сейчас — уже сколько лет прошло со смерти Володи — а мы все еще собираемся, памятные даты отмечаем.День рождения Володи, например. Эти люди — мужчины. Настоящие, неподдельные.
И меня, жену их покойного друга, они не бросили. С работой помогли, позже я в медицину вернулась. Поддерживали и материально, и морально. Один его друг мне тогда сказал: «Ты просто Ира Лебедева. Забудь, что ты жена „того самого Лебедева“. Не жди от людей ничего». Тогда мне это жестоким показалось, а сейчас понимаю.
И сама я руки не сложила, окончила ординатуру и сейчас работаю врачом УЗИ. Мне нравится, кажется, я себя нашла. Сын вырос, сейчас уже он занимается с детьми в спортивной секции, внуки подрастают…
Недавно посмотрела фильм «Ненастье», где один из главных героев создан по образу моего мужа. Меня чем-то он зацепил. Хоть про меня и Ваню там нет ни слова. А знакомые звонят, спрашивают. Где? Почему про вас ничего не показали? И хотя друзьям мужа, участникам тех событий, фильм очень не понравился, у меня особого негатива нет. Думаю — ну вот Володька, фильм про тебя сняли, хоть и после смерти.
Жалею ли я о чем-то? Только об одном — что в день убийства с Володей вместе не шла. Думаю, тогда к нему со спины бы не подкрались. И он был жив.
ЕТВ благодарит Ирину Лебедеву за рассказ и предоставленные фото.