Часть 4
Прошло десять лет. Сонька волею судьбы, а вернее сказать, желаниями сына господ Уваровых Андрея, избежала участи служанки и превратилась в прехорошенькую барышню. И Сонькой ее называл теперь только один человек в доме — Петр, который к этому времени из расторопного слуги вырос в управляющего домом и имел вид здорового круглолицего мужика с наглыми глазами. «Вышел в люди», — частенько говорил Петр, похлопывая себя по располневшему животу. Остальные же звали девушку Софья, Софьюшка, Софи или барышня, в зависимости от того, кто к ней обращался — новые отец и мать, сестра Марии Сергеевны Наталья Сергеевна, предпочитавшая изъясняться на французском, или же домашняя прислуга.
Превращением в барышню и приемную дочь Уваровых Сонька была обязана Андрею. Как раз в то время, когда она совсем оправилась от нанесенной им раны, Уваровыми для обучения сына был нанят гувернер, и маленький Андрей уговорил мать и отца позволить Соньке заниматься вместе с ним. Свою роль сыграло, конечно же, и желание Марии Сергеевны иметь дочку. Она не раз замечала, что помимо обычной жалости испытывает и материнское влечение к этой девочке. Чувство ее еще больше окрепло, когда она заметила, что Андрей и Сонька подружились и часто играют вдвоем. Марии Сергеевне было приятно вместе с няней и портнихой из прислуги заниматься переделкой старого платья в одежду для Соньки. И все чаще при обращении к девочке с ее уст слетало слово «дочка». Особенно часто это стало происходить после того, как Сонька, съездив с одним из слуг к подвальчику, где она жила раньше вместе с братом и дедом, вернулась в слезах с услышанным от соседей рассказом о смерти старика.
Постепенно привык называть Соньку «дочкой» и хозяин дома, Владимир Андреевич Уваров, хотя первый раз он назвал ее так только по прошествии полугода с момента появления девочки в его доме, в канун Рождества. Тогда Сонька появилась перед ним в красивом розовом платье, сшитом специально к празднику одним из известных в городе портных, и в этот день Владимир Андреевич ощутил желание, чтобы эта девочка по-настоящему была его дочерью. С тех пор все в доме к детям относились как к равным и даже день рождения отмечали одновременно.
Сейчас в доме тоже готовились к Рождеству. Сонька вместе с Марией Сергеевной занимались традиционной работой — вместе с портнихами подгоняли, подшивали праздничные наряды. Иногда Сонька отрывала взгляд от своего платья и подолгу смотрела в окно на зимнюю слякоть. Они ждали Андрея, который в письме обещал, что в этот день приедет домой. В юнкерском училище начались рождественские каникулы.
— Пора бы ему появиться, — сказала Мария Сергеевна, услышав очередное Сонькино «еще не видно». Обе они уже волновались оттого, что сын и брат где-то задерживается. — А ты знаешь, Сонюшка, как отец-то наш доволен, что Андрей, как и он, офицером решил стать, — продолжала Мария Сергеевна. — Скажу тебе по секрету, что отец к Рождеству фейерверк решил устроить. До того он рад за Андрюшеньку... Ты оставь пока кружева. Пойди прикажи, чтоб обед накрывали. Уж будем к ужину Андрея ждать. Верно, задержался где в дороге.
Сонька вышла из комнаты и спустилась по лестнице на первый этаж. В дверях кухни она столкнулась с управляющим.
— О! Как знал, что ты сейчас появишься! Слышь, Сонька, недаром мы с тобой так часто лоб в лоб стукаемся? А?
— Чего это ты все радуешься? Не такой уж дом большой, чтоб не встречаться. Скажи-ка там — пусть на стол накрывают.
— Ну как же. Конечно, барышня.
Соньке не понравился язвительный тон Петра. С недавнего времени она стала замечать, что он очень свободно держится с ней, и сейчас подумала, что зря до сих пор не наказывала его за подобные вольности.
— Эй, вы! — обернулся Петр в кухню. — Не слышите?! Велено стол накрывать. — И, снова переведя взгляд на Соньку, продолжил: — А ты все краше и краше становишься. Так и хочется схватить тебя и сжать, чтоб кости затрещали.
— Ты что, очумел?! Я сейчас папеньке скажу!
— К Владимиру Андреичу лучше не ходи. Вчера он проиграл имение в Давыдовке. Не в духе и пьяный.
— Как проиграл?!
— В карты, деточка. В три ночи привезли его вдрызг пьяного. Вчера он и сказал мне.
Их разговор прервал громкий пистолетный выстрел, раздавшийся в находившейся дальше по коридору столовой.
— Неужто застрелился? — выпучив глаза, произнес Петр.
Они на миг замерли, а потом бросились в столовую. Уже возле дверей услышали еще один выстрел и звон посыпавшегося на пол стекла.
В столовой пахло сгоревшим порохом, а над Владимиром Андреевичем висел дым от выпущенных зарядов. Он сидел в кресле и целился из пистолета в стоявшую на столе хрустальную вазу. Возле нее валялись осколки двух расстрелянных бутылок.
— Папа, вы что?
— Это ты, Софьюшка. — Владимир Андреевич, не опуская пистолета, на мгновение скосил глаза в сторону дочери и тут же спустил курок. Осколки вазы разлетелись по комнате.
Сонька, которая после выстрела еще некоторое время жмурилась, прижав ладони к ушам, вновь заговорила:
— Папа, сейчас уже Андрей приедет!
— Вот и хорошо. Посмотрим, в какого офицера он превращается. — Владимир Андреевич, блестя расширившимися зрачками пьяных глаз, повернулся к дочери и, увидев стоящего рядом с ней Петра, крикнул; — А ты, паршивец, что столбом стоишь? Не видишь — мишени кончились?! Тащи бутылки!
Петр быстро повернулся и исчез в коридоре.
— Ты что, обезумел, Владимир Андреевич? — В комнату вошла Мария Сергеевна. Она окинула взглядом побитую посуду. — С чего это ты?
Хозяин дома повернул к ней лицо, криво усмехнулся и вдруг, вспомнив что-то, посерьезнел.
Петруха-а! — протяжно позвал он. — Петро!
Петр явился в столовую, неся в руках полдюжины пустых бутылок.
— Отставить бутылки. Подь сюды! — Барин протянул к Петру руку. Тот подошел к его креслу и наклонился. Владимир Андреевич схватил его за ворот и притянул к себе. — Сказал кому? — услышала Сонька его громкий шепот.
— Как можно, барин... — вполголоса ответил Петр.
— И чтоб молчал! — Владимир Андреевич оттолкнул слугу.
Что случилось? — Мария Сергеевна услышала слова мужа.
— Все, женщины. Пора обедать.
— Но ты скажи...
— Барыня! Барин! Андрей Владимирович приехали! _ вбежала в столовую служанка.
Где он? — разом обернулись Мария Сергеевна и
Сонька.
— Сейчас в дом поднимется.
— Прибери здесь, — бросила на ходу служанке Мария Сергеевна, и они с Сонькой вышли встречать Андрея.
Андрей уже был в гостиной. Он сбросил шинель и расчесывал смятые картузом волосы. Мария Сергеевна и Сонька увидели серьезное, в первый момент показавшееся им незнакомым лицо над стоячим воротником сияющего пуговицами мундира. Но Андрей широко улыбнулся и тотчас превратился в прежнего юношу, каким был полгода назад.
Он заметно подрос и был теперь на полголовы выше матери, которую первой сжал в объятиях, подставив лицо для теплых материнских поцелуев. Второй была Сонька. Ей пришлось приподняться на носках, чтобы дотянуться до его слегка шершавой щеки, после чего она трижды поцеловала его, в то время как Андрей поддерживал ее за локти. Склонившись к сестре для ответного поцелуя, Андрей неожиданно ощутил некую робость, которую ранее в общении с ней ке испытывал, и, едва коснувшись губами ее нелепой щеки, покраснел. После чего он лишь на миг взглянул в Сонькины глаза и, пытаясь скрыть смущение, повернулся к Марии Сергеевне, которая уже начала бесконечную серию вопросов, какие обычно задают матери давно не виденному сыну.
— Здравствуйте, барин, — поприветствовала Андрея появившаяся в гостиной молоденькая миловидная служанка Катерина, стройную фигуру которой портил располневший живот, ставший таким не без участия Петра, как предполагала Сонька, Она часто видела его отирающимся возле Катерины. — Барыня, прикажете белье в баню отнести? — обратилась она к хозяйке.
Мария Сергеевна взглянула на коротко остриженные волосы Андрея и спросила:
— Сынок, что скорей хочешь: кушать или в баню?
Я бы вперед помылся. Но после кружки молока.
Софьюшка, покажи ей белье новое, что я для Андрея отложила, — кивнула в сторону Катерины хозяйка. - Банька-то с утра натоплена, тебя поджидает. Иди, а здесь пока стол накроют. — Последние слова адресовались Андрею, который, к удивлению матери, вновь густо покраснел, встретившись взглядом с сестрой.
В послеобеденное время и за ужином родные все расспрашивали Андрея об учебе, пока протрезвевший Владимир Андреевич, которого Петр, когда Андрей был в бане, отпаивал настоем брусники, вновь не захмелел и не засобирался ехать из дома. Невзирая на уговоры жены, барин, взяв с собой Петра, уехал, оставив семью в недоумении и беспокойстве.
Продолжение
__________________________________________________________________________________________
Ставьте Лайки! Подписывайтесь на мой канал.