Семеновна ковыляла впереди с палкой, но как-то величаво- что мол вот, полюбуйтесь, гостья ко мне идет! Любят мол меня, молодежь то! Помогает вот, ведро несет.
Я шла сзади, неся ведро с водой в одной руке, а в другой, черт, все та же палка! Да что я как идиотка ношусь с этой палкой! Даже забыла про нее. Взгляд мой замер! Палка была вычурная! Где мои глаза раньше были? Что вообще со мной такое...
Сначала я ясно увидела птицу с человеческой головой! Величавую птицу, с короной на голове! Похожа на Гамаюн- но, руки у нее при этом были и глаз блестел ярко синим...
- А ты надолго к нам, Ветк?
- А, что? Голос Семеновны вывел меня из ступора.
- Что, что. Глуховата, ты в городе стала! Мне вон почитай скоко лет, а слышу я как сова, та каждый шорох услышит, вот и я так-же. Вижу вот не так... Надолго, спрашиваю?
- В отпуск, недели на две...
Говорить, что меня уволили с работы, не хотелось. Да и думать об этом тоже! Все наш начальник, идиот недоразвитый! И вспоминать не хочу. Хотелось побыстрее остаться наедине с причудливой палкой и рассмотреть ее получше! Теперь-то я видела, что не палка это, а скорее трость! Без набалдашника просто...
- А мои-то не приезжают в отпуск! Все Турции, да Египты. А бабке родной помочь- так некогда! Устают они на своих работах. А я в колхозе по 12 часов каждый день работала и не уставала чтоль? Ну вот и пришли. Ведро вона туды, ставь, в сенях. И крюку свою оставь.
- Можно я ее с собой возьму?
- Ну возьми, аль расстаться не в моготу... Что за крюка-то? Да и пошто тебе молодой, да здоровой?
- Это так, подарок.... Для... Для одного дедушки...
- Ох, темнишь... Ну лады! Чайник накипячу, проходь...
Она суетилась, выставляла блюдца, наливала варенье... Мне как-то жаль ее стало, давно видимо гости не жалуют. И одновременно, я устыдилась, что так не хотела идти к ней. И только по нужде... Да, кстати...
- Семеновна, так что такое с Верой стряслось?
- Ох, Ветка... Слухай - приехала Верка-то, года три назад, да не одна, а с ребенком. В подоле, не в подоле - девке уже года три то было. Это как она сказала! А на вид как сейчас, все шесть! И нагуляла от кого, не понятно не то от цыгана! Вона какая черненькая. А кожа смуглая, фарфоровая? От кого? Глаза синие как небо. От араба какого... Все аж ахнули! Три чемодана вещей и все платья заморские для этой Алиски! И имя то вычурное- Алиса! Мать Верина в слезы- знамо дело позора то не оберешься теперь. А Верка цыц говорит, не смей! Муж мой уехал, по делам говорит! За границу! Вона как. Заберет нас как вернется! А пока здесь поживем. И денег ей сует. Та-то и успокоилась. А как же. Не в подоле. Муж есть, дочка вон разодета и эта.. Как ее. Алиска! Видно по ней что не простых кровей. Платьев то сколько.
- А что тетя Галя про нее ничего не знала, что ли?
- Говорю ж тебе, носа не казала! И письма перестали приходить, три то года точно! Думали, сгинула в городе этом...
Так вот. Галька зарадовалась. Давай к внучке, и поцелует и давай варенье ей и скажи деточка, какое любишь. А та молчит! Вона как. Она Верке, что она молчит то, немая чтоль? Нет, говорит Вера, стресс у нее от переезда. Заговорит потом.
- Так она не немая?
Слухай, пока говорю! Да чай-то пей. И она пододвинула ко мне поближе чашечку на блюдечке.
Галька на нее не налюбуется, страх какая хорошенькая- ну прямо кукла! Токо кукла она и есть кукла- сидит все книжки свои заморские читает, да картинки глядит. А во дворе не гуляет. Лучше бы как все нормальные внуки бегала. И к бабке родной никак, даже не взглянет! Платья эти. Говорит, Верке - как же в деревне такие платья, давай ей портки купим. А та опять, цыц! Никаких порток! Она будет ходить в платьях. И точка. Вона как с матерью то. Так и зажили. Алиска эта, еще стала в лес ходить гулять, одна. И Верка пускать сказала. И к реке, и в лес пускать. Мать и возразить не смела. А потом привыкли все, что она шастает, и ничего, возвращается...
- А, что, дети, деревенские она с ними не играла?
Тут вообще странность такая вышла. Она как пошла первый раз гулять то, ее завидели дети и вроде как подбежали. Самухины там были и Разовы, точно. Вот. Дивная она же. Они подбежали- а сказать ниче не могут! Потом Петька Разов, ему десятый год тогда шел, утверждал, что сказала она, отойдите от меня! И другие подтверждали. А как оно так? Ежели, не говорит она.
- Может говорит, просто стресс такой? Или только с детьми говорит?
А кто ее знает. Только так-то оно так. Больше к ней не подходили они, да и другие не подходили. А ежели спрашивали их, так говорят чудная она, что с ней водится то. А осенью Верка ее в школу повела. Наши-то не хотели брать. Как говорят немую-то? У нас же школа для нормальных. Верка вроде как денег дала, чтобы взяли. Заговорит она потом. А так писать все может, на листке. Учится она как стала, ахнули все! Ну все знает девка, любые задачи за раз решала! Хоть и в школу не пускай, а сразу в институт. Вона как. И ходить они перестали. Верка сказала на дом будут учителя приезжать, из города, потом. А так больно она умная мол, пока дома посидит.
- А что Семеновна, к врачам девочку Вера не возила?
К врачам да не в какую! Ты что, толькось кто ляпнет, она затыкала! Баба она языкастая была. А я думаю надо было ее везти, у нее этот аутизьмь. Вот!
Но матерева забота, что тут скажешь.
- Ты говоришь она всегда ее в платья одевала, а зимой то как?
Зиму они тоже здесь зимовали, аж трижды! А куклу свою рядила, как принцессу- в заморские шубки и расшитые сапожки! Дубленочки. А вместо варежек муфту- ну знамо, как у принцессы какой! И денег у нее полно было! Говорила, муж шлет ей оттудова, из-за границы. Знамо, хорошо там заколачивал. Муж то этот и приехал весной!
- Да ты что? Забрать их?
Ты слухай, слухай! Приехал не знаю уж на чем. Только Галька встала с позаранку скотину кормить. Шасть во двор- а там стоит! Не обознаешься, Алиска то вылитая! Только волосы у него светлые, белесые. А так одно лицо - глаза эти синющие, раскосые. Знамо дело, видать сразу - не араб он, и не цыган это точно! Она ему:
- Батюшки, неушто зятек пожаловал?
А он зырк на нее, с прищуром и токо кивает так.
- Ну здравствуй дорогой, заждались мы тебя! Устал поди с дороги то? Пойдем, накормлю, тока чайник то поставила.
- Здравствуйте, я не голоден.
Голос такой зычный, как у певца какого что-ль, и громкий. Говорит то четко так. Галька, аж присела от неожиданности, поначалу, тоже мысль мелькнула- мол немой мож. Вот.
- Скажите, где Вера- отведите меня к ней, пожалуйста.
Галька думает блаженный что-ли или у них за границей все так разговаривают. Заученно как то, как роботы.
- Пойдем, пойдем в хате она, только спит еще.
Так в дом пришли, а Верка то сидит, и стол уже накрыла, ждет голубушка. Вона как, видать почуяла несчастная, что приедет он. А потом, говорит, они и не обнялись не поцеловались - сколько ведь не виделись, а сел он, и смотрит на нее- а она на него. Галька говорит, любовь у них такая. И с Алиской он так же, словом не обмолвился - а все смотрел. А Верка к нему с почетом, раболепствуя прям! Ну Галька думала, что за мужика то себе она нашла- ну чистый бирюк. Ладно, хоть богатый, вон какой. Но ведь не гостинцев не привез- ладно ей то с дедом, хоть бы ребенку родному что-нибудь приволок, вот она в него вся- кукла! Так вот и пробыл он три дня, а потом Верку убили...
- Как убили?
Страшно Веточка, Господи помилуй ее душу грешную, страшно убили. Знаешь на выселках часовня разрушенная? Вот там и нашли ее тело бездыханное. Мальчишки лазили, забрали в часовню эту- а там, страсть какая...
Степановна побледнела, и трижды перекрестилась, ее единственный глаз выпучился на меня, и задергался. Учитывая, что уже смеркалось, мне стало жутко. Я поежилась и сильнее вцепилась в свою палку.
На стенах то кровь разбрызгана, а она грешная, лежит посередине- вся синяя как утопленница, живот вспорот- Господи, Степановна еще перекрестилась. И глаза выколоты! А рот, рот то зашит....
-Боже мой, Семеновна- кто же так ее? За что? Не нашли? - я не верила, не понимала. Верка- дерзкая, улыбчивая красавица! Рыжая, как огонь. Всегда могла за себя постоять. Помнится, мальчишки нас на речке задирали, велик хотели отнять. А велик в деревне настоящее сокровище- так она их палкой отходила, а я дуреха только стояла и ревела.
Мы познакомились с ней лет в семь. На меня петух напал, дядин Петин- злой он был, клювачий. А я котеночка подошла погладить, он на лавочке сладко грелся на солнышке, потягиваясь - вот петуху и не понравилось, что я на его территорию вступила, и напал он, подло из-под лавки! И клюнул больно, прямо в ногу, чуть выше колена! Я заверещала, что еще больше его раззадорило, и он крылья то расправил и как прыгнет в мою сторону опять. И тут появилась Верка, задорно крикнув она бросилась в сторону петуха, потом схватила меня за руку :
-Бежим!
И мы понеслись, аж ветер в голове свистел!
Вот так у нас всегда и было! Она стала моим верным телохранителем. Бесстрашная и задорная, легко соглашалась на разные авантюры. И каждое лето я рвалась к бабуле, зная, что с Веркой будет опять самое лучшее лето...
И я заплакала, заплакала молча... Мне было невероятно жаль этой чистой красоты, доброго сердца... И очень стыдно, что я последнее время забыла о нашей дружбе и перестала интересоваться Веркиной судьбой. Как-то ясно пред ставилась картина ее смерти- она бледная, с запутанными волосами, без глаз. Господи! Я заходилась в глухих рыданиях, а Степановна не переставая крестилась.
-Степановна, милая так кто же ее так? Кто?
- Знамо кто, муж энтот. Не видели его больше! А милиция не нашла ничего, не документов никаких и не знает его никто. Не расписанными жили они. Вот так девка, бывает-то.
- Но ведь нужны какие-то доказательства? Как так? Может его тоже убили?
- А не знаю я! Мне ничего не сказывают. Молчит милиция то, молчит
- А мать Веркина, чего говорит?
- Ей тоже не сказывают, тайна говорят, следствия! Вот.
Слезы сами лились по щекам, умывая меня горем отчаянной потери. Вот так мы и сидели сгорбленная Семеновна, плачущая своим одним глазом и я опиралась на палку, поливая ее слезами. И было невыносимое чувство вины.
-Пойду я, а то бабулечка наверно переживает.
-Иди, Ветка иди.
Мы сухо попрощались, и я отправилась домой. В поселке горели три фонаря, один как раз напротив дома бабулечки. Уже стало совсем темно, и я шла медленно по тропинке опираясь на причудливую трость, ну теперь-то ее палкой и не назовешь, только трость. И думала, о затейливости судьбы, о ее несправедливости. Почему Вера? Такая умная, интересная, красивая. У нее же дочь. Дочь.
И я явно услышала голос, как нашептывающий мне
- Тыыы должнаа ее забрать!
-Я?
Я остановилась. Да что же это такое? Сегодня слишком сложный и длинный день, я совсем видимо устала, очень устала! Раз уже голоса слышаться. А что он такое сказал? Я забрать? Ребенка? Больного. Дудки!! Я же хомячка заморила, какой ребенок? Бедный Инокентий Петрович! Я просто забывала его кормить, а вспоминала о нем только когда вонь из клетки становилась невыносимой! Да и не хотела я никакого хомяка. Это все Танька виновата, затащила меня в магазин а там этот валятся полудохлый! Хотя вовсе не полудохлый, спал он просто- хомяки так спят! Он завалился за домик, свой хомячий домик- который был прижат к стеклу! И спал так, вниз головой! А Танька, дура, заверещала! Ой умирает, бедненький такой лапочка! Ветка ты должна его спасти! Отпиралась конечно, но кому еще? Танька то не могла у нее кошка- Варька! Гордость и краса всей семьи. Порода какая-то с хищным зверем что ли скрещенная. Ну не знаю. Съела бы, везде достала и съела. А я вот и купила. А он умер потом, через два года, от голода
Под фонарем возле дома меня ждала бабушка, беспокойно вглядываясь в темноту. Завидев меня, всплеснула горестно руками и покачивая головой сказала:
- Девонька моя, шо ты шастаешь по темну-то! Я вся извелася.
- Бабулечка, милая, ты прости я к Семеновне в гости заходила на чай.
- А, как же на чай! Про Верку выведовала? Ась, я не разумею.
- Бабуль, а ты чего молчала ?
- Тодысь не до энтого было, радость приехала, а тебе вывалю все горести деревенские!
-Бабуль какие горести деревенские? Это же моя подруга, это же моя Вера.
-Подруга-то она подруга, но и мне хотелось чтобы ты хоть денек с радостью провела. Вере уже не поможешь, царствие ей небесное.
- Ладно, бабуль пойдем домой, устала я.