В 1989 году Холодная война закончилась – по крайней мере об этом заявили Михаил Горбачёв и Джордж Буш-старший после встречи на Мальте. В следующие два года Горбачев проиграл сражение за власть в стране региональным элитам. Во главе России встал Борис Ельцин, Советский Союз прекратил свое существование – и казалось, что вместе с ним в прошлое начала уходить ядерная угроза.
В России набирал обороты процесс конверсии – промышленность, десятилетиями работавшая в режиме «двойного назначения», когда каждое предприятие было готово производить продукцию для военных, начала переходить на гражданские рельсы. Государственный заказ ВПК сократился в 10 раз, инвестиции в оборонку упали в 13 раз. Сокращение было настолько серьезным, что его можно было назвать обрушением – такими масштабными были последствия от конверсии для экономики страны.
В этой ситуации Холодная война казалась фантомом, призраком из прошлого. По всей стране закрывались огромные КБ, разрабатывавшие новые системы вооружения; заводы сдавались на металлолом ии начинали выпускать сугубо гражданскую продукцию. Казалось, что о временах, когда каждый запуск ракет получал освещение в международной прессе, можно забыть. Но в 1995 году Холодная война напомнила о себе.
25 января 1995 года совместная американско-норвежская команда запустила метеорологическую ракету Black Brant с полигона Аннёйа на севере Норвегии. Все было сделано по правилам – российское руководство было дважды предупреждено о готовящемся запуске. Но по загадочной причине эта информация не поступила к руководителям российской системы предупреждения о ракетном нападении (СПРН).
Запуск ракеты из Норвегии был замечен радаром СПРН в Оленегорске; определить направление полета было затруднительно, так как ракета поднималась практически вертикально. Был сделан вывод, что полет ракеты похож на запуск ядерной ракеты Trident с американской подводной лодки. Российские ракетные войска были приведены в состояние боеготовности. Генеральному штабу сообщили о ракетной угрозе; вскоре о происходящем был уведомлен президент Ельцин; как он рассказал позже, у него и у министра обороны Грачева были даже активированы «ядерные чемоданчики».
Но уже через несколько минут СПРН установила траекторию ракеты – она летела не в Россию, а к Баренцевому морю. Ситуация была напряженнная: в Генштабе рекомендовали Ельцину нанести ответный встречный ракетный удар, президент России решил этого не делать. Аналитики и ученые, позднее разбиравшие этот инцидент, признали, что в случае ответа последствия могли быть непредсказуемыми.
Так, в январе 1995 года стало понятно, что несмотря на демократические перемены и разговоры о «конце истории», ядерную угрозу еще рано хоронить: небольшая бюрократическая проволочка — и вот мир опять стоит на грани ядерной войны. Спустя десятилетие станет понятно, что и метастазы Холодной войны будут долго давать о себе знать: руководство России настолько опасалось разворачиваемой в Европе американской системы ПРО, что в лексиконе первых лиц государства и дипломатов появились словечки из эпохи, которая, казалось, ушла безвозвратно.