Стоял сентябрь, сухой и задумчиво-тихий.
На небольшую террасу моего деревенского домика свежим росистым утром время от времени залетали осенние запахи. Я ловил их и пытался разгадать, чему они принадлежат.
На брошенных усадьбах, что справа от моего дома, что слева, густыми джунглями возвышался репейник с буйно поросшей вокруг него крапивой. Все пожухло и побурело. Тяжелый бурьянный настой долетал до меня, но в нем не мог угаснуть желанный для меня аромат антоновских яблок в угасающем от старости и запущенности саду соседской усадьбы.
Старая антоновка со всех сторон поросла одичавшей сливовой дремучестью. Одна сторона яблони выказывала высохший, смертный скелет засохших ветвей, а вторая, вопреки всему, жила своею прежней материнской, родящей жизнью, и спелые плоды золотым отливом блестели в листве и несли сквозь вражий бурьянный смрад забытый, но такой желанный, ни на что не похожий густой дух антоновских яблок.
Несмотря на большое искушение, я не стал их срывать. Пусть, думал я, висят, сколько смогут продержаться на материнских ветках, пусть разносят по пустынному околотку всепобеждающее, истинно русское благоухание.
Ко всему, что у меня было в душе в эти минуты, когда я вдыхал не гаснущий в утренней прохладе запах антоновских яблок, прибавилось грешное, почти злорадное желание, чтобы этот антоновский аромат накрыл городские кварталы с рынками и супермаркетами, где торговали заморскими плодами. Я невольно сравнил, как душисто пахнет антоновское, русское яблоко и как мертвенно, не издавая никакого аромата, возлежат красиво упакованные в пластиковых ящиках, будто холодные елочные украшения, яблоки чужеземные.
Мне до боли душевной стало жаль заброшенных деревенских садов, где в каждом, помимо других великолепных сортов, обязательно росла среди яблоневого изобилия антоновка. Сады эти чахнут и гибнут. Без рук человеческих осиротели и одичали великолепные сады бывших колхозов и совхозов. «Эффективному» бизнесу было наплевать на чистые, не запачканные ядами русские яблоки: быстрая прибыль перекупщиков всего чужеземного погубила русские яблоневые сады.
В прохладной тишине осеннего утра я вглядывался в заброшенные пашни, где среди побуревших метелок вейника, окутываемого серебряными нитями тонкой паутины, упрямо тянулись ввысь кудрявые ветки диких яблонек и груш. На глазах моих дичала жизнь.
И я вдруг понял, что санкции Запада в адрес России – спасительная, счастливая возможность возродить свои сады, пашни, а рядом с ними опустевшие деревни наполнить обновленным, любящим свой край и землю народом.
Конечно, это только мечта. Но она выполнима. Если наша элита «всерьез и надолго» обратит свой взор в направлении деревни…
…Скоро стаял туман в росистых лугах, легко и незаметно, как золотой детский шарик, поднялось солнце и яро осветило яблоневый сад. Антоновские яблоки, не сорванные мною, полыхнули золотым отливом под листвой. Крепким русским духом с новой силой дохнуло по околотку…
Я вдруг вспомнил детство и амбар возле дома, устланный ржаной соломой. А на соломе - ссыпанные антоновские яблоки. Я чуть не задохнулся от удивительно густого и пряного аромата, исходящего от ржаной соломы и ядреной антоновки.
Бабушка выбрала мне большое и зрелое антоновское яблоко, отрезала от ржаной ковриги темно-коричневый душистый ломоть, налила в глиняное блюдце янтарного меда, с тонким запахом липового цвета, и сказала: «Ешь! Это наше, не чужое. То, что крепость, силу, любовь ко всему живому и родному дает».