"Моя жизнь - сражение". Денис Давыдов
Он родился в Москве в семье командира конного полка.
Первенец. Рос - не в рост и слабоват. Но в военное влюблен и особенно в Суворова. Ему 9 лет. На обед к родителям пожаловал нежданно Александр Васильевич без лент и крестов. В белой рубахе на лихом коне. На вопрос:"Любишь ли ты солдат, друг мой?" - Денис , не ведая кто перед ним, ответил:"Я люблю графа Суворова. В нем все : и солдаты, и победа, и слава". Суворов:"Какой удалец! Это будет военный человек! Я не умру. а он уже три сражения выиграет !"
Окрыленный Денис в тот же вечер дал "три сражения" .
Размахивая шашкой выколол глаз дядьке, проткнул юбки наньке и отрубил хвост собаке. За что и порот был втройне. Да с того дня стал спать на досках, обливаться ледяной водой и скакать часами на лошади по пустошам Бородина. Того самого родового сельца, которое станет всемирно известным после великой битвы 1812 года, как и имя гусара, начальника партизанского отряда Дениса Васильевича Давыдова.
Засидевшийся в армейской обыденности двадцативосьмилетний Давыдов рвался на войну. Его, еще и поэта, от пера гнала "поэзия кровавого ремесла", а сабля жаждала живого мяса.
Первое столкновение с неприятелем чуть не стоило ему жизни. Направляясь к месту ставки Багратиона, у которого служил адьютантом, столкнулся с шестью всадниками. Меткий выстрел ранил лошадь под Давыдовым. Эту встречу он так описал:"Гибель казалась неизбежной. На мне накинута была шинель, застегнутая у горла на одну пуговицу, и сабля голая в руке..." Один француз ухватился за полы развивающейся от скачки шинели и чуть не стащил Давыдова с лошади. Шинель, застегнутая только на одну пуговицу, распахнулась и осталась в руках нападавшего. Давыдов, извернувшись, дал деру на раненом коне По прибытии получил от командующего краткое :"Маладец!" и роскошную черную бурку. Именно в ней он примет участие в самом крупном сражении той военной кампании - в битве за Прейсиш-Элау. Города, у которого русские и наполеоновцы за один день потеряли свыше 37 тысяч. Наградой будет ему золотой крест на георгиевской ленте. Над смуглым лицом в иссене-черных волосах появится седая прядь. Кстати, чернявость Давыдова от предков - потомков золотоордынского князя Минчака Касаевича.
До этой битвы Давыдов, командир летучего отряда, будет наводить ужас на потрепанных в Бородине наполеоновцев. Ведь дрались давыдовские партизаны так, что соотношение убитых было : 4 своих и 150 французов. А под Малоярославцем чуть не пленили самого Бонопарта, чудом спасшегося. Мстил непрошенным воякам Давыдов смело, дерзко, умело, даже жестоко. Наполеон отдаст приказ : при поимке Давыдова расстрелять того на месте.
Когда в толпе пленных Давыдов увидел 15-летнего барабанщика, то сердце зашлось. Как напишет потом : "Я вспомнил и дом родительский, и отца моего, когда он, почти таких же лет, поручал меня судьбе военной" . Давыдов оставит мальчика при себе, проведет сквозь удачи и неудачи до Парижа и из рук в руки передаст престарелому отцу. У смелого воина душа была нежной и ранимой. И всегда хотела справедливости.
Сражения выигрывают, как положено, командующие, плководцы. Но и на долю Давыдова выпал счастливый случай. Он взял два города - Гродно и Дрезден. Одолев неприятельский гарнизон Дрездена, в десять раз превосходящий его отряд, Давыдов заставил побежденных выстроиться во фронт во всем параде и отдать русским честь. За что под суд чуть не попал, ибо город должен был брать генерал Винцегероде. Как прозвали его солдаты - " винцо в огороде", Пока тот взвешивал, раздумывал город сдался под стремительныой атакой Давыдова. Царь неистовал по поводу давыдовской партизанщины. Заступничество Кутузова умиротворило ситуацию. Император бросил:"Что ж, победителей не судят..."
В европейских газетах замелькало имя безумного храбреца Давыдова. Известный французский академик Арно пошлет ему свои стихи. Шотландец Вальтер Скотт, повесив у себя его портрет, напишет письмо :"Едва ли Вы можете себе представить сколько сердец обращалось к вашим снежным бивакам с надеждой и тревогой... И какой взрыв энтузиазма в нашей стране вызвало Ваше победоносное наступление. Имя Ваше останется в веках на самых блестящих и вместе горестных страницах русской истории". В.Скотт оказался провидцем, но случилось это провидение намного-намного позже.
Популярностьтю Давыдов обошел многих героев Отечественной войны 1812 года. Изображение легендарного партизанского вождя (народный лубок) в крестьянском армяке или черной бурке с окладистой бородой, иконой или Крестом наградным на груди можно было встретить долгие годы повсюду : от крестьянской избы до знатного дома.
Поэт-декабрист Вильгельм Кюхельбекер в далеком сибирском заточении вспоминал об этом:
Софа, в углу комод. а над софою
Не ты ль гордишься рамкой золотою,
Не ты ль летишь на ухарском коне
В косматой бурке в боевом огне,
Летишь и сыплешь на врагов перуны,
Поэт-наездник, ты, кому и струны
Волшебные и меткий гром войны
Равно любезны и равно даны!
После Французской компании, как тогда говорили, были и Шведская, и Дунайская. Однако, правительство, высшие штабные чины не только не выдвигали героя, а задвигали. В своих "Записках" Давыдов с горечью напишет:"В течение 40 лет довольно блистательного моего военного поприща, я был сто раз обойден, часто притесняем и гоним людьми бездарными, невежественными и часто зловредными..."
О неумении Давыдова ладить с сильными мира сего образно сказал его современник Петр Вяземский:
Не все быть могут в равной доле
И жребий с жребием не схож!
Иной, бесстрашный в ратном поле,
Застенчив при дворе вельмож"
Сатирические стихи, басни, самостоятельность, не- желание гнуть спину и расшаркиваться, чувство собственного достоинства и всенародная слава не нравились верхам. Но его любили, уважали старые воины, его казаки, любили и свои - кавалергарды, гусары. Он был СВОЙ в СВОЕ ВРЕМЯ - время серебряных шпор, звона бокалов с шампанским, бурных романов, когда не обещали девам юным любови вечной на земле, но любили страстно; время лязга скрестившихся шпаг и грохота пушек...Мог кутить с гусарами, удаль проявлять бесшабашную... И таких же стихов у него немало.
"Стукнем чашу с чашей дружно
Нынче пить еще досужно"
или
"Бурцев, ера, забияка,
Собутыльник дорогой,
Ради Бога и арака
Посети домишко мой.
В нем нет нищих у порога,
В нем нет зеркал, ваз, картин
И хозяин, слава богу,
Не великий господин.
А наместо ваз прекрасных,
Беломраморных, больших,
На столе стоят ужасных
Пять стаканов пуншевых!
Они полны - уверяю,
В них сокрыт небесный жар,
Приезжай, я ожидаю,
Докажи, что ты гусар!"
И Белинский, и Вяземский, Жуковский, Пушкин утверждали, что в гусарской поэзии Давыдова нет и намека на "лагерные замашки, пошлость, безвкусицу". Пушкин признавался, что работать над отделкой своих стихов с младых ногтей учился у Давыдова.
Петр Вяземский, этот язвительный и все подмечавший, писал о Давыдове :"Не лишне заметить, что певец веселых попоек, радушный и приятный собутыльник, он на деле был довольно скромен. Умен он был, а пьяным не бывал".
А уж какой говорун был Денис Васильевич! Всех переговорит... Прихвастнуть любил. Сочинял о себе всякое и верил сам в эти "фантазии", но настолько непосредствено, по-детски, что ему не только прощали, но и обожали его придумки.
Пушкин в Послании к Давыдову:
"Певец-гусар, ты пел биваки,
Раздолье ухарских пиров
И грозную потеху драки,
И завитки своих усов;
С веселых струн во дни покоя
Походную сдувая пыль,
Ты славил, лиру перестроя,
Любовь и мирную бутыль."
Давыдов влюблялся и воспевал любовь. Девушки зачитывались его стихами, тоже влюблялись в него. Но ему, маленького роста, с носом-пуговкой, некрасивым, со скромным материальным достатком все не удавалось жениться по любви. Отказывались влюбленные девицы под натиском родителей или представительных претендентов - красивых и богатых.
Наконец-то сестра, познакомив его с милой девушкой, дочерью военного и неплохим приданым, убедила брата жениться. Жена - типичная представительница средне-русской помещицы, напоминавшая Ларину-мать из романа Пушкина "Евгений Онегин", списаннную с соседки по имению, родила 9 детей, выращивала пшеницу. управлялась с маленьким винокуренным заводиком, ездила по модным лавкам и сидела по вечерам с расходной книгой.
Денис Васильевич, генерал, не выходя в отставку, служил, дружил с писателями, выписывал и читал книги, реже писал стихи, но работал над статьями по военному искусству. Получив отличное военное образование, много
познал в военных действиях. Его труды не залежались на пыльных полках или в архивах, а изучаются поныне в военных учебных заведениях.
Жизнь между Москвой в красивом доме на Пречистенке
и имением жены Верхняя Маза в оренбургских степях...Уже не только седая прядь от той ужасной сечи, а седина...
И тут...Да! Любовь! К юной красавице Евгении Золотаревой-
легкой. музыкальной, остроумной. Наизусть знала стихи Давыдова. Знала о каждом его подвиге. И первая призналась в любви к нему. Давыдов понял - ПРОПАЛ!
Потеряв голову, в любую погоду гнал за 200 верст лошадей в имение своего друга-гусара Бекетова. Свои чувства не скрывал. Оскорбленная жена ультимативно: ускакал - назад не возщвращайся! Сама проживу и управлюсь с хозяйством и семьей! Семья...Для Давыдова это очень и очень немало!
И влюбленная Евгения поняла безысходность ситуации. Обручилась с драгуном, который добивался ее руки несколько лет. Давыдов примет такой поворот. Но стихи перестанет писать навсегда.
ЭЛЕГИЯ.
О, пощади! Зачем волшебство ласк и слов,
Зачем сей взгляд, зачем сей вздох глубокой,
Зачем скользит небережно покров
С плеч белых и груди высокой?
О, пощади! Я гибну без того,
Я замираю, я немею
При легком шорохе прихода твоего;
Я звуку слов твоих внимая, цепенею;
Но ты вошла...и дрожь любви,
И смерть, и жизнь, и бешенство желанья
Бегут по вспыхнувшей крови
И разрывается дыханье!
С тобой летят, летят часы,
Язык безмолствует...одни мечты и грезы,
И мука сладкая, и восхищенья слезы...
И взор впился в твои красы,
Как жадная пчела в листок весенней розы.
В 55 лет - инсульт. Жена (только по понятной для нее причине) не дала лошадей в распутье ехать доктору. Говорили - мог бы спасти.
По завещанию тело перевезли в Москву, где похоронены все родные, да и то только через 40 дней после кончины. Впрочем, такой почести удостоивались только императоры. Но и Легенда истории тоже достоен!
В Новодевичьем монастыре - могила воина и поэта, выигравшего три сражения, предсказанные великим Суворовым. Если и не как истовый полководец, но как воин, не сходя с седла 30 лет и написавший военные труды.
Литературное - оставшись самобытным поэтом Золотого века русской литературы.
Гражданское - патриот, не шаркавший по штабным паркетам, выпрашивая чины и награды, а яростно атакующий трусов, подхалимов, подлипал, выскочек, а на поле брани - его доказательства подлинной любви к Отечеству. И настоящий гражданин, яростно вступавшийся за достоинство человека, за своих подопечны, за друзей. Недаром Баратынский высказался:
Покуда русский я душою,
Забуду ль о счастливом дне,
Когда приятельской рукою
Пожал Давыдов руку мне.
В прекрасном фильме "Гусарская баллада", поставленном по прекрасной пьесе Ал.Гладкова "Давным- Давно" поется:
"Пройдут года, но вот из стари
Минувших лет, минувших лет мелькнет одно,
Как наши деды воевали -
Давным- давно, давным-давно, давным-давно..."
235 лет тому, давным-давно, 27 июля родился Денис Давыдов, который, как верно заметил советский поэт 20 века Ярослав Смеляков :
Утром, вставя ногу в стремя -
Ах, какая благодать!...
Ты в теперешнее время
Умудрился доскакать.
Для меня ОН -ДЕНИС ДАВЫДОВ - немеркнущий факел Настоящего! Спасибо, что был, спасибо, что ЕСТЬ!