...Свои коралловые бусы (очень любила Марина коралл, как естественный и романтичный камень и на созвучие с хоралом тоже откликалась её поэтическая душа, наверное.) Цветаева подарила редактору гослитиздата Зинаиде Кульмановой, которой рассказала и о новом замысле: » Если буду счастлива, напишу «Свадьбу Ариадны».
Кульманова связала все сказанное лишь с недописанной поэмой цветаевской «Тезей и Ариадна», не зная, что для Марины Ивановны по своему дорого это имя, и что, возможно, она думает о дочери Але, к тому времени уже отбывавшей срок в лагере Княжий погост под Воркутой..
Она все время думала о ней,дочери, собирала для неё посылки: собирала шоколад, сыр, сушила морковь, «по всем радиаторам». Знала, что в камерах выпадают зубы, волосы. И в лагерях тоже. Она неустанно писала письма дочери, в которых были и такие вот строки: « Не прислать ли тебе серебряного браслета с бирюзой, — для другой руки, его можно носить, не снимая — и даже трудно снять. И м. б. какое-нибудь кольцо?».
Не по наивности это написано, не была Марина наивной, а из порыва материнского: поддержать, обнять, отогреть, не дать слезам пролиться, хоть словом, но - утешить! Как бы между прочим, она пишет Але и о её подруге Нине Гордон: «Несколько раз за зиму была у Нины, она все хворает, но работает, и когда только может — радуется. Подарила ей лже-меховую курточку, коротенькую, она совсем замерзала, и на рождение одну из своих металлических чашек, из к<отор>ых никто не пьет, кроме меня — и нее.» А сама Нина Павловна Гордон, с трепетом вспоминала позднее:
«Помню, какой это был хороший, легкий и веселый день. Вечером, когда я собиралась уже уезжать, Марина ушла в комнату, быстро вернулась, неся в руках бусы из голубого хрусталя. «Нина, это вам. Они очень пойдут к вашим глазам». От счастья я была на десятом небе, хотя в глубине души чувствовала себя без вины виноватой перед тобой, ибо к твоим глазам они пошли бы не меньше, и я понимала, что тебе хотелось бы их иметь тоже. Марина сказала: «Дайте я вам их надену, в первый раз всегда так трудно завернуть этот боченочек у застежки!». Эти бусы самые дорогие до сих пор для меня, и потому, что они очень красивы и потому, что мне их подарила и надела на меня Марина. Она сказала еще: «Это из Чехии».
Несомненно, даря эти бусы подруге дочери, Марина делала, как бы символический жест. А, может быть, надеялась, что когда - нибудь бусы, ожерелье вернется к Але? Кто может угадать мысли матери?!
Ольге Алексеевне Молчановой, неузнанной широким кругом читателей поэтессе, в которой Марина великодушно и щедро увидела «большого поэта», Цветаева подарила перстень большого жука – скарабея. Символ вечного странствия, новых впечатлений. Или -могущества, богатства. Власти. Вернее, это был не подарок, а обмен на полное собрание сочинений Г. Р. Державина, Марина с ласковостью уверяла Молчанову, что кольцо её кошка Зося будет закатывать под кровать, играя. Кстати, в этом для меня - вся Марина: в теплоте щедрой души, в ласковой искренности, в вечной попытке приободрить, обласкать, утешить, развеселить. К сожалению ни судьбы книг, ни дальнейшей судьбы кольца я не ведаю, увы! Для Ольги Алексеевны дружба с Цветаевой была знаковой, она трепетно сохранила все записи разговоров и письма Марины, даже короткие, в бумажных конвертах. Конверты жёлты от времени. Материалов же о самой Молчановой, даже в бездонности интернета -нет. Пока мне не удалось отыскать.
Перстень же сердоликовый, самый значительный, самый охранный для Марины, и самый хранимый, требует отдельного рассказа. Третьей части, обстоятельной, неспешной.