День, хоть и незаметно, но ожидаемо превратился в вечер, и слава Богу. С делами княжескими и государственными на сегодня было покончено, значит можно и отдохнуть. Ну хотя бы снять с себя всю эту одёжу княжескую, больше на облачение для рыцарского коня похожую. Хоть и блестит и красивая вся, но дюже тяжёлая зараза, и неудобная. Можно переодеться в самую обыкновенную рубаху и такие же порты. Вместо сапог, которые почему–то постоянно жмут, сунуть ноги в самые обыкновенные полуваленки, по щиколотку обрезанные, мягкие и ноге удобные. Да и поужинать можно не так, как принято и чтобы всё красиво выглядело, а так, как нравится и хочется – где ложкой, а где и руками, всё равно никто не видит.
Ну а после этого можно и отдохнуть, на лежанке поваляться или книжку какую почитать. Вот только с книжками у князя неприятность получалась – возраст, он и есть возраст, а значит, зрение уже не той остроты, да и темновато в самых–самых личных княжеских покоях, ничего не поделаешь, вечер на дворе. Вот поэтому после сытного ужина князь предпочитал вообще ничего не делать и старался ни о чем не думать, а просто прилечь на лежанку, не было у него роскошной княжеской кровати, не любил, лежать и тихонечко подрёмывать, пока не уснёт.
Князь уже было и дремать начал, как в дверь опочивальни кто–то робко, как та мышь, скрестись начал.
– Ну, кто там? – недовольно крикнул князь. – Ни днём, ни ночью от вас покоя нет, бусурмане!
– Это я, князь–батюшка. – в приоткрытой двери появилась наглая физиономия Фролки. – Купца Малая до тебя привёл.
– Привёл, говоришь? – дремотное настроение как рукой сняло. – Веди давай. А сам разгони всех, кто поблизости шляется, скажи, я приказал, и неотлучно у дверей будь, смотри, чтобы не проник никто.
– Понял, князь–батюшка, всё исполню так, что довольным останешься. – ну не может этот подлец и слова сказать, чтобы не поскоморошничать.
Купец Малай представлял из себя мужчину чуть выше среднего роста и совсем без пуза, которым почему–то всех без исключения купцов наделяют. Был он строен, но стройность эта происходила не от постоянного занятия каким–нибудь там воинским искусством или ещё чем, а была природной, родителями даденной. Волосы Малая хоть и были подёрнуты сединой, но не сильно, поэтому почти с полной уверенностью можно было сказать, что лет ему где–то около сорока, ну во всяком случае, не более пятидесяти. Венчали же его наружность глаза, по молодому яркие и пронзительные. Такие глаза за одну секунду всё увидят, поймут и запомнят. Насчёт того, представлял ли купец Малай какой интерес для женщин, кроме финансового, разумеется не скажу, об этом у женщин надо спрашивать.
– Будь здрав, князь! – хоть и не громко, но твёрдо и уверенно, без заискиваний, произнёс купец Малай и поклонился князю, не до земли, как другие кланяются, а так, слегка.
– Здравствуй Малай, здравствуй. – на самом деле князь был доволен, что купец пришёл к нему, не сослался на занятость или болезнь какую. – Давненько мы с тобой не виделись. Как сам–то?
– Благодарю князь, хорошо, но хочется, чтобы было лучше. – Малай положил на лавку какой–то свёрток, не иначе чудо какое–нибудь заморское, в подарок принесённое. – Подарок это тебе, князь. Прими, не погнушайся.
– Спасибо, Малай, спасибо. – князь жестом пригласил Малая присесть на лавку, через стол. – Только знаешь, от вашего брата у меня столько этих подарков, что даже не знаю куда их девать, солить что ли?
– Это твоё дело, князь. – Малай присел на лавку. – Сам знаешь, наше дело купеческое, народ товаром обеспечивать и государям уважение выказывать. А как купец может своё уважение показать? Понятно как, подарок подарить.
– Ну ладно, ладно. Это я так. – князь пригласил к себе Малая не для того, чтобы выслушивать его взгляды на жизнь, потому и не поддержал тему его нелёгкой жизни, впрочем, как и любой другой.
Наверное догадались, таким образом князь с Малаем политесы разводили к беседе друг друга подготавливали. Всем известно и точно также, всем непонятно, для чего эти самые политесы нужны? Наверное всё–таки нужны, потому как без них ни один более–менее серьёзный разговор почему–то не обходится. Может это заклинания какие–то на удачу в том разговоре, вернее, на удачу в его последствиях? Кто его знает! Раз народ разводит политесы, значит для чего–то они нужны. Вот только в основном своём большинстве политесы эти выглядят, как расспросы о здоровье собеседника и его родных–близких, на которое спрашивающему в общем–то глубоко наплевать. Ну и прочая ерунда, от которой толку никакого, только время отнимает.
Князь же с купцом Малаем обходились без всей этой словесной чепухи, потому что знали друг друга, почитай лет пятнадцать. А если и политесничали, как сегодня, то совсем чуть–чуть и почти по делу, а не просто так.
***
– По делу звал, князь, или просто так, соскучился? – видите, закончились политесы.
– По делу Малай, по делу. Скучать по тебе мне некогда, сам знаешь.
– Знаю, князь, знаю. Говори тогда, что узнать хочешь?
Тут надо сказать, что князь и купец Малай за эти пятнадцать лет успели не только хорошо узнать друг друга, но и, если можно так сказать, подружиться. Вот только дружба ихняя, опять, если можно так сказать, была несколько необычной, хоть и привычной для большинства народонаселения.
Как они познакомились, сейчас наверное они и сами не смогут вспомнить, да и какая разница? Если взять купца Малая, то для него слова: дружба и выгода, ничем одно от другого не отличаются. Разумеется, князю об этом хорошо было известно, вот и предоставил он Малаю возможность торговать и покупать товар по всему своему княжеству и нисклечко пошлины за это с него не брал. Там ещё есть другие выгоды, Малаю князем предоставленные, но эта выгода, она самая главная, а что касаемо других, кому интересно, сами народ спрашивайте.
Малай же в свою очередь, поскольку постоянно из одного царства или княжества в другое путешествовал, почти всегда, как приезжал в князево княжество встречался с князем и подробно ему обо всём происходящем в других землях, рассказывал. Вот вам и дружба, думаете плохая? Конечно, князь мог бы пользоваться сведениями от своих послов и шпионов получаемые, но тут одна заковыка имеется, причём очень даже важная. Дело в том, что все эти послы, да шпионы, они у князя на службе находятся, с княжеских милостей кормятся, поэтому, и это вполне естественно, хотят своей службой произвести на князя хорошее впечатление. А как оно производится, это хорошее впечатление? Правильно, производится оно посредством предоставления в основном тех сведений о событиях, которые князем ожидаемы, а значит в первую очередь приятны. Малаю же никакого хорошего впечатления на князя производить не надо было – князь сам по себе, а Малай сам по себе и никто ни у кого на службе не состоит. Потому и сведения, от Малая полученные, всегда были достоверными, как приятные, так и неприятные.
Князь об этом прекрасно знал, потому и шёл на двойные расходы и убытки. Первыми расходами было то жалование и милости заодно, которые князь этим дармоедам выплачивал и которыми одаривал. А вторым расходом было то, что терпел князь от беспошлинной торговли Малая убытки, и кажись немалые. Но зато князь, сравнивая рассказы Малая и вести, от послов и шпионов полученные, имел возможность наблюдать картину, вокруг его княжества происходящую, целиком и с минимальными шансами на враньё. Как думаете, стоит это тех убытков, которые вынужден был терпеть князь? Я думаю, что стоит.
***
– Догадываюсь, князь, о ком узнать хочешь. – первым начала Малай. – Об Иване своём, Премудром.
– Верно догадываешься. Говорят, ты прямиком оттуда ко мне пожаловал?
– Кто говорит? – недовольно засопел Малай. Ну не любил он, когда о нем всякие слухи по земле бродили.
– Сам знаешь кто, народ. – усмехнулся князь, а сам подумал: «Ты хоть и купец знатный и всё такое, но супротив меня, букашка мелкая, поэтому знай своё место, тебе же лучше будет».
– Да уж, народу рты не позакрываешь и языки не поотрезаешь. Да и ладно, пусть говорят, от меня не убудет. – кажись опять начались политесы или же Малай собирался с мыслями, хотя с чего бы это ему с ними собираться? Будто бы изначально не знал, для чего князь к себе зовёт?
– Что тут скажешь? – Малай заёрзал на лавке.
– А что есть, то и говори, мне лишнего не надо.
– Сам я его не видел и с ним не разговаривал. Собирался сходить, поклониться, поздороваться, ну, как принято, сам знаешь. Даже человека своего в терем заслал, чтобы предупредить. Вот только с отказом мой человек вернулся. Сказал, что, это ему там сказали: занят, мол князь и принять меня не может. И ещё сказал, просили передать: пусть торгует твой хозяин как хочет и сколько хочет, что никаких препятствий с их стороны причиняться не будет.
– Ну а ты что?
– А что я? Сам знаешь, князь, моё дело купеческое, перво–наперво, народ товаром обеспечивать, а потом уже по князьям да царям ходить: кланяться, слова красивые говорить, да подарки дарить и всё такое. Не обижайся князь, но так оно и есть.
– А я и не обижаюсь. – усмехнулся князь. – Ты, Малай, забыл добавить ещё одно: в любом деле выгоду свою поиметь, или я неправ?
– Прав, князь. Ты всегда прав. Только вот что я тебе скажу: если дела свои купеческие и не только купеческие делаешь честно, без мухлежа и без какой–либо утайки, выгода, она всегда тебя найдёт и всегда будет при тебе присутствовать. Это к людям нечестным, как на руку, так и на язык, она, выгода, если и приходит в гости, то надолго не задерживается. А у людей честных она гостья постоянная.
– Ну да, ну да... – соглашаясь, закивал головой князь: «Это, Малай, ты честность с хитростью перепутал, не иначе. Ну да ладно, коли выгода от тебя имеется, путай дальше». – Сдаётся мне, Малай, не захотел тебя Иван видеть, потому как забоялся, что признаешь его. Ты же сколько раз его у меня видел?
– Не сказать, что много, но видел. – согласился Малай.
– Вот и я говорю. Значит, стесняется Иван, узнанным быть не хочет или боится чего...
– А чего ему, князь, бояться? Он себя такими головорезами окружил, что только и остаётся, охать, да ахать. Я двоих из них на лицо признал: это те самые, которые совсем недавно по местным лесам с купцов плату за безопасный проезд брали.
– Вот даже как! – засмеялся князь. – Ишь, чего удумали?! Молодцы! Иван, тоже молодец, хоть и сволочь, что таких на службу к себе заполучил. А с оплатой за проезд что, продолжают брать?
– Нет, князь, как будто веником подмёл кто. Вообще никого, и разбойников никаких не видно, и не слышно.
– Молодец Иван, молодец. – получилось так, что даже против своей воли, князь всё–таки гордился Иваном, которого считал не только своим слугой, но и учеником, и, увы, не мог этого скрыть, а может и не хотел. – Ладно. Что там у него ещё происходит?
– А что происходит? Порядок в городе навёл, в смысле всякие там грязь и мусор заставил вывезти и впредь приказал жителям улицы около своих домов в чистоте держать. Старших на это дело назначил. А тех кто ослушается, обещал карать нещадно.
– Ишь ты?! – на этот раз князь удивился по–настоящему, не показушно. – Оказывается у Ваньки есть чему поучиться? Вот бы не подумал! Слушай, Малай, говорят, он городского голову выпорол?
– Было такое князь. Мой человек рассказывал как это было, он всё это сам наблюдал. Говорил: Иван, вместе с посольством в город только заехал, а тут голова этот, Захаром зовут, пузо вперёд и попёр на Ивана, мол кто таков и все такое... Ну и получил за это, по мягким местам. Мой человек сказывал, что так Иван власть в княжестве и захватил. Но уж очень всё как–то просто у него получилось.
– Власть, Малай, она всегда просто захватывается. – князь было представил, а что если бы Иван решил вот так захватить власть в его княжестве? И ведь захватил бы, подлец! От такой мысли князя всего аж передёрнуло, внутри конечно, Малай ничего не заметил. – Она, власть эта, очень непросто удерживается, а захватывается, раз плюнуть. Ладно с этим. Что там с моими людьми, с теми, которые к Ивану в виде посольства были приставлены, не знаешь?
– Этого, князь, я не знаю. – слегка, как бы осознавая свою оплошность, склонил голову Малай. – Завтра же пошлю человека с заданием, чтобы узнали всё, а опосля всё тебе расскажу.
– Через Фролку расскажешь. Не гоже тебе, Малай, часто до меня захаживать, сам должен понимать...
– Понимаю, князь. Согласен.
– Ну а ещё что?
– Да вроде бы больше ничего... – задумался Малай или сделал вид, что задумался. – Ну разве что людей всяким разным наукам умеющих к себе зазывает и привечает.
– И много их, таких у него?
– Не знаю, князь, не интересовался. Но обязательно узнаю и Фролка твой, тебе перескажет.
– Ладно, хорошо. Дальше давай...
– А что дальше? Ещё кто–то из людей его, наверное наукам обученный, курей научился выращивать, да здоровенных таких! Одна такая курица с три обыкновенных ростом и весом будет, представляешь, князь?! Я привёз несколько штук, если хочешь, подарю.
– Без надобности, Малай, оставь себе. Куры говоришь... – князь, хоть и слушал Малая, думал совсем о другом, ну почти о другом. Ему не давала покоя мысль о том, кто же такой встал за Иваном, коли он мало того, что так смело, но и так прибыльно себя ведёт?
– Скажи мне, Малай, – князь всё–таки решился спросить купца. А что, мужик умный, да к тому же не слуга, такого и спросить не грех, врать не станет. – как ты думаешь, стоит кто за Иваном или нет?
– Обязательно стоит, князь. – сразу же ответил Малай, как будто ждал этого вопроса. – Даже не сомневайся. Одному ему, пусть он сто лет будет умным и разумным, такого не сделать.
– А как думаешь, кто?
– Не знаю князь. Думал я над этим и крепко думал. Покуда до твоего княжества ехал, всю дорогу думал. – интересно, врал Малай или действительно думал? – И кроме того, что стоит за Иваном сила какая–то неведомая и скорее всего нечистая, больше ничего не придумал. Ну нет, не бывает такой чистой силы, чтобы так помогать, ну не бывает!
– Знаю, что не бывает... – задумчиво ответил князь и будто бы проснулся окончательно, а до этого, стало быть, дремал. – Ладно, Малай, спасибо тебе за слова правдивые. О торговле своей не беспокойся, всё будет, как и раньше было, в лучшем виде. А человека туда пошли, да накажи ему, чтобы побольше разузнал и поскорее назад вернулся. Прощай, Малай, поздно уже, спать пора. Завтра опять все по–новой и у тебя тоже всё по–новой. – и усмехнулся.
***
«Не в ту пасть ты, Иван, голову суёшь, не в ту. – кряхтя, больше от удовольствия, чем в силу возраста, князь забрался на лежанку. – Из той пасти голова целой и невредимой назад не извлекается, не предусмотрено».
После ухода купца приятная душе и организму дремота у князя куда–то пропала, да и как ей не пропасть, коли услышишь такое?! Но князь, на то и возраст, а значит опыт, не стал впадать в нервные переживания – бегать по опочивальне, крушить мебель и материться диким голосом. Единственное, что ему хотелось и очень хотелось, так это приказать, чтобы Фролку наконец–то выпороли, и выпороли как следует.
Но несмотря на возраст, князь не был глупым человеком и приказывать такое не собирался. Вот если бы была возможность выпороть Ивана, Премудрого, ети его мать, тогда бы да. Тогда никакой княжеский возраст Ивану не помог бы, а значит был бы он выпорот так, да с таким искусством, что все воспитательные действия, его задницей в университории на себя принятые, ему бы невинным щелбаном показались. Так что, считай, повезло Ивану и не повезло одновременно. Почему не повезло? А потому, что не лезь куда не просят, и не пытайся стать сильным мира сего покуда те, которые на самом деле сильные, тебе сделать это не дозволят.
Поскольку дремотное настроение исчезло, князю ничего не оставалось делать, как лежать, да с бока на бок переворачиваться и думать, думать, думать, размышлять, одним словом.
Любое дело в жизни человеческой, да что там дело, даже любая мысль, она всегда две стороны имеют: хорошую и плохую, для делающего и думающего в первую очередь. Чего тогда уж говорить о делах и мыслях государственных? В них и масштабы и последствия совсем другие, совсем не такие, если предположим, с соседом поругался или морду ему набил.
Оно конечно, делать что–то с этим Иваном надо было, но что именно делать, князь пока что не знал. Да и что сейчас сделаешь? Ничего не сделаешь! Вот князь ничего и не делал: ворочался с бока на бок и думал. Оно и понятно, дела, они как правило быстро делаются, а если и делаются долго, то всегда быстро начинаются, а значит, уходят куда–то. А вот мысли и думы, те в человеческой голове остаются надолго, бывает что на всю жизнь и бывает, что всю жизнь не дают покоя. Сейчас князя больше всего интересовало, как на Иванов фортель отреагируют соседние князья, да цари–государи? В том, что отреагируют сомневаться не приходилось. Он же отреагировал, а они чем хуже? Это и было первым делом, которое князь собирался сделать, прямо завтра и сделать – разослать всем своим послам да шпионам, тем кто в соседних царствах государствах, да княжествах, князю службу служит. Пусть всё подробно разузнают, что тамошние государи по поводу Ивана думают и как думают? Пусть тем, кто уже давным–давно с потрохами купленный ещё денег дадут, не жалко, оно того стоит, а тех кто ещё не купленный, пусть подкупят, тех же самых денег дадут и наобещают с три короба того, что потом можно будет и не выполнять.
Иванова наглость могла быть расценена соседями по–разному, в зависимости от того, как тот или иной государь себя уютно и надёжно на своём троне чувствует. Если кто–то хорошо себя чувствует, тот может подумать, что обнаглел князь соседский, другие княжества захватывать начал, значит не ровен час, до моего доберётся. А как он может до моего княжества и трона добраться? Войну объявить может, но это уж лишком хлопотно, а может такого же Ивана заслать. А те, которые в своём государстве и на своих тронах чувствуют себя неуютно, подумают тоже самое, только в отличии от первых, занервничают и всякие глупые поступки начнут совершать. Воевать князь ни с кем не собирался и не потому, что в ратном деле его княжество было слабым, вовсе не из–за этого. Всего гораздо проще – нужды никакой на это не было, вот и всё. Ещё могут подумать, что это он специально сделал так, что князь Руслан в дочку его, Людмилу, влюбился. А та не иначе, как по воле княжеской, скрылась в неизвестном направлении, вот Руслан и отправился её искать, а княжество своё, выходит, что бесхозным оставил. А Иван, тут как тут и всё, пожалте любоваться.
Наверняка, и князь в этом не сомневался, все цари–князья–государи, все, без исключения, начнут гадать и думать, сколько ещё таких Иванов у князя припасено? Ну и пусть думают, нету у князя их больше, да и этот случайно получился. Разве что Фролка, но тот для такого дела непригодный: хоть и хитрый до чёртиков, но добрый, а такие в делах государственных только вред приносят.
А вот насчёт Ивана князь нисколько не беспокоился. Неприятно конечно, что слуга, который в верности своей клялся, такое отчебучил, но ничего не поделаешь, придётся потерпеть. Да и действий каких–либо против князя он пока не предпринимает, поэтому пусть живёт, пока пусть живёт. А если вдруг как станет рот свой поганый не в ту сторону разевать, так рот этот очень быстро и закрыть можно будет, а заодно и голову его дурную в кусты отправить, в тенёчке полежать, да отдохнуть. Тот самый заплечных дел человек, на самом деле, он не Иваном был выбран и никаким знакомцем он ему тоже не был. Человека этого к Ивану князь специально приставил и наказал: в случае чего, мол? сам знаешь, что надлежит сделать. Заплечных дел человек знал, но поскольку был немногословным, кивнул головой, на том разговор и закончился.
Но самое главное, что не давало покоя князю и всячески его расстраивало, было отсутствие Людмилы в доме родительском. Соседи конечно же приплетут её к тому, что с Руслановым княжеством получилось, ну и пусть приплетают. Зато в распутстве перестанут обвинять, тоже польза!
«Эх, Людмила, Людмила, доченька моя единственная. – вздохнул князь. – И где же тебя черти носят? Ну только появись, не посмотрю, что ты девица и что люблю тебя больше жизни. Выпорю, обязательно выпорю. Сам выпорю!»
И всё–таки думы, они очень положительное свойство в себе имеют – не позволяют отвлекаться на вокруг происходящее. Ну а если вокруг ничего не происходит, да и что может происходить в княжеской опочивальне, очень даже способствуют скорейшему засыпанию и крепкому, без сновидений сну, хорошему такому, как в детстве. Одним словом, уснул князь, даже не заметил как уснул.