Рядом с моим домом есть замечательный магазин. В магазин этот я гонял еще шестилетним шалопаем. Такой, знаете ли, магазин. Не супермаркет, не павильон, не ларек – магазин. Такого советского типа, с четырьмя отделами и четырьмя продавцами. И очередями. И очереди такие, знаете, исконно советские, так же, как и большинство граждан, стоящих в ней, прожили большую и лучшую часть своей жизни в Советском союзе. Очередь в колбасный отдел этого магазина просто неиссякаема – когда бы ты не зашел, всегда в очереди будут стоять человек 10-12. Я не вижу ничего плохого в том, чтобы постоять в очереди. В очереди можно узнать очень много интересного. Например, как муж благообразной бабушки в игривом сарафане, которого зовут Коля, три года лечился от запора свекольным соком. Или как сестра другой бабульки упала, застигнутая внезапным обмороком, и пролежала до захода солнца, а проснулась от того, что ее клевала курица. Все эти милые сердцу разговоры скрашивают тяжесть ожидания. Одной бабушке сочувственно покиваешь, с другой поздороваешься. Да, это определенно бабушковая очередь. И лица в очереди одни и те же. Часто меня терзают смутные догадки, что контингент покупателей данного магазина ограничен небольшим количеством бабушек, и они, отдав дань в 20 минут колбасному отделу, идут в хлебный, но после, запутав следы возле фруктового и винно-водочного, снова пристраиваются в хвост очереди колбасного отдела. Часто и я стою в этой очереди, примыкая к обществу избранных людей, и приношу жертву Богу Докторской Колбасы (БДК) в виде 15-20 минут своего бесценного времени. Так случилось и в этот раз. Мне нужна была курица и подсолнечное масло, и видит БДК, отступать я не собирался. Все это происходило в вечернее время, мой рабочий день позади. И я с некоторым раздражением думал: почему, ну почему всем этим милым бабушкам понадобилось идти в магазин тогда, когда пролетариат, отпахав положенное, пришел за законной бутылкой подсолнечного масла. В этом мне тоже видится какой-то сговор. Видимо, они чувствуют во мне чужака, и данная превентивная мера направлена на исключение меня из числа покупателей.
Очередь как будто замерла. Медленно, меееееедлеееенно продавец кладет на весы кусок плавленого сыра для старенького деда. Муха зависла в полете в метре над моей головой. Очень долго. Очень. Мне становится тесно. Бабушка сзади, логично предполагая, что если она встанет мне на пятки, очередь начнет двигаться вдвое быстрее, жарко дышит мне в спину. Где-то внутри меня последняя капля переполняет виртуальную чашу моего вполне реального терпения. Я очень трепетно отношусь к своему личному пространству и перед человеком, стоящим впереди меня, держу дистанцию не менее полуметра. Я оборачиваюсь и нарочито громко говорю:
- Бабушка, у меня жена и дети, не надо ко мне так близко прижиматься!
Муха под потолком пришла в движения, кусок сыра проворно запихнут в авоську. Бабушка молча отодвигается на три миллиметра, очередь приходит в движение.
А вообще, очередь – это такая модель жизни упрощенная, согласитесь? Любого по поведению можно просчитать: вот этот дундук, этот подтормаживает, этот наглый и истеричный. Что скажете?