Живя на Калтусе с самыми родными людьми, мамой и папой, мы с братом не задумывались, во что мы были одеты, и одеты ли во что-либо? Красиво это или нет? Летом одежда чаще мешала нам, чем защищала. Нас радовал приход весны, приближение лета. Чуть пригреет солнце, мы бежим купаться на заливное озерко близ дома, а в это время рядом, на реке Тунгуске, ещё плывут редкие льдины, заканчивается ледоход. И не простывали, не болели. И комары, которые набрасывались на приезжих гостей большим роем и кусали их кожу до лепёшек, нас почему-то не трогали. В тёплые летние дни и не очень тёплые, мы с Андреем, загорелые, как маленькие Тарзаны, ходили, в чём мама родила. Когда кто-то посторонний приезжал к нам в гости или по работе, мама надевала на нас хотя бы трусики, объясняя, что голышом ходить неприлично. Но, через несколько минут, выглянув в окно, она видела, что наша часть одежды, призванная сохранять приличия, висит на изгороди в двух экземплярах, а наш босой след уже давно простыл, и увёл далеко не в укромное место, где нас никто не увидит.
Для прохладных дней у нас была какая-то одёжка, и сшитая мамой, и покупная. Но вот однажды мне привезли из города красивое платье (на фото), сшитое из ярко-синего шерстяного трикотажного полотна, с длинными рукавами, с алой кокеткой, на фигурных уголках которой сидели синие бабочки, а снаружи кокетки - на синем фоне, бабочки алые. Такие же бабочки присели на синий подол платья. Это было чудо, а не платье! Красота необыкновенная! Однако мама сказала, что платье мне велико, и, наверное, его придётся подрубить. Недолго думая, я, пыхтя, вытащила из-под лавки тяжёлый папин топор и принесла маме.
- Доча, ты зачем топор принесла? - удивилась мама.
- Так подрубить надо, - ответила я.