Почему люди усыновляют детей? Какая мотивация движет ими? И всегда ли она правильная? Вероятно, нет, ведь иногда детей в детский дом возвращают. И тогда трагедия, уже приведшая ребенка в социальное учреждение, множится. Можно ли этого избежать?
Вопросов у меня, мамы родных троих детей, много. Я не раз спрашивала себя, а смогла бы я? Однозначного ответа я себе так и не дала. А из разговора с приемной мамой Инной М. я поняла, что один из залогов успешного приемного родительства – это честность. Со всеми – с собой, с ребенком, со своей семьей. И, пожалуй, еще кое-что. Готовность к трудностям и безграничная любовь, которая позволит их преодолеть.
- Инна, спасибо, что согласилась на откровенный разговор. Тема щепетильная и даже, наверное, интимная. Сколько твоя девочка уже с тобой?
- В сентябре будет четыре года, как мы познакомились. Она некоторое время была на гостевом режиме и уже с декабря я забрала ее насовсем.
- Сколько лет тогда было Ане?
- Тогда было 11, сейчас уже 15.
- То есть сейчас она уже совершенно взрослый человек. Но в 11 лет, я полагаю, она уже тоже была вполне сознательный человек?
- Конечно. Она была уже достаточно взрослый человек, чтобы понять, что это за личность в принципе.
- Сколько времени она провела в детском доме?
- Она была там год. Фактически она была социальной сиротой, потому что воспитывала ее прабабушка. Родители как таковые в этом процессе не участвовали, они оба наркоманы. Мама присутствовала время от времени, но в таком варианте, что может быть лучше, чтобы ее не было совсем.
- Она столкнулась в своей семье с какими-то трагедиями, неприятными ситуациями или она была отгорожена бабушкой?
- Нет, Ане пришлось пройти через ужасы такой жизни. Мама воровала у бабушки деньги, например, во время пенсии приходила и пыталась забрать деньги, были скандалы. У Ани до сих пор боязнь криков, скандалов, особенно, ночных каких-то дебошей. Это все с того времени тянется.
- Почему она в итоге оказалась в детском доме?
- Прабабушка была уже при смерти. Фактически последние два года она была лежачая. Но опека видимо шла на встречу, с той точки зрения, что лучше хоть какая-то семья, чем детский дом. Закрывали глаза на то, что бабушка уже не могла, по сути, воспитывать ребенка. Ане на тот момент было 9 лет. Больше скажу, по факту, Аня ухаживала за лежачей бабушкой. Она ее мыла, она получала на почте ее пенсию, она ходила за продуктами. Она как могла на своих детских плечах всю эту ситуацию вывозила. И когда уже прабабушка была совсем при смерти, я так думаю, Аня сама позвонила в опеку, чтобы предупредить об этой ситуации. И они решили Аню изъять. Это было накануне новогодних праздников или самое начало январских каникул. И с полицией ее изымали, очень драматично.
"Аню завернули в одеяло и тащили в машину. Она при этом кусалась, брыкалась, что могла, делала"
- Кто драму устроил? Бабушка, родители?
- Нет, это была Аня. Мама была в тот момент дома, но не в адекватном состоянии. Бабушка была уже совсем плоха. А полиция при этом вела себя, скажем, достаточно жестоко. Аня, конечно, никуда не хотела, она кричала: «Я никуда не пойду!», «Я хочу быть дома!», «Это моя семья!». Они ее убеждали, что это необходимо. Но так как она сопротивлялась, ее завернули в одеяло, большую уже девочку, и тащили в машину. Она при этом кусалась, брыкалась, что могла, делала. Конечно, вот эта сама схема - возьми с собой самые нужные вещи, и поехали – она ужасна. Представляешь, это ребенок, у которого там есть любимые игрушки, любимые вещи, ребенок, которого непонятно куда забирают чужие люди. Например, сначала ей не позволяли взять куклу, она все-таки ее как-то упросила взять. Это ужасно, я вот представляю всю эту ситуацию, до сих пор мороз по коже.
- Ты почему решилась на это?
- У меня была с детства мечта о приемном ребенке. Я даже своих собственных родителей уговаривала взять мне приемного брата ли сестру. Мы сначала жили большой семьей – наша семья и папина сестра с мужем и двумя детьми. А потом они от нас переехали. Те дети у меня были как младшие брат и сестра. Мне было лет восемь, когда они переехали, получили квартиру, и мне стало в этих стенах безумно одиноко, тошно, что я одна в большой квартире. И я прямо уговаривала родителей на этот шаг. Но времена были нестабильные, пресловутые 90-е, проблемы денежные. И они не смогли на это решиться. Хотя мама говорит, что какие-то мысли у нее были.
"У меня, например, был приемный негритенок, как у Анжелины Джоли"
А я прямо выносила эту мысль, как мечту. У меня даже в детских играх с куклами были приемные дети. Я не знаю, откуда у меня это появилось. У меня, например, был приемный негритенок, как у Анжелины Джоли (смеется). И когда мне было чуть более 20 лет, я задумалась о своем жилье, стала первые шаги предпринимать в этом направлении, и сразу же представляла, что как только у меня будет своя квартира, я сразу пойду и возьму своего ребенка. Процесс, правда, затянулся, квартира строилась дольше, чем предполагалось. Однако, еще в период строительства моего жилья, я прошла школу приемных родителей. То есть, все-таки постепенно готовилась к этому.
- То есть, ты целенаправленно шла к этой цели! Мотивация у тебя какая? Что тобой двигало?
- Ты знаешь, наверное, ключевая мысль была следующая: Помочь хотя бы одному человеку! Хотя, я допускаю мысль еще о приемных детях, изначально я вообще думала о том, что могла бы быть многодетной приемной мамой. Но эта мысль трансформировалась в ходе знакомства с разными реальными историями приемных матерей. Я посмотрела на это где-то со стороны, а где-то и изнутри, и подумала, что, возможно, это не совсем не моя роль. Это одновременно и детская мечта, и вот это уже взрослое сформировавшееся желание помочь хотя бы одной судьбе. Потому что это однозначно сломанная судьба, когда ребенок оказался в детском доме. Мало кто из выпускников детских домов идет потом по жизни успешно. Все-таки это единичные случаи. Я это всегда понимала, так как я педагог по первому образованию, и психолог – по другому. Так что это было именно желание взять и помочь.
"Это одновременно и детская мечта, и вот это уже взрослое сформировавшееся желание помочь хотя бы одной судьбе"
- Это я понимаю. Инна, а почему взрослая девочка? Ты же понимаешь, что у этого ребенка уже много чего в голове, в душе уложено, пластами.
- Да, и у меня были большие сомнения по этому поводу. Изначально я хотела маленького мальчика. Я прямо настраивалась на это, пока проходила Школу приемных родителей, там говорила, что собираюсь взять маленького мальчика, лет двух - трех.
- В любом случае, работать в плане социализации, интеграции в семью с ребенком двух – трех лет, наверное, намного проще, легче вкладывать в него, чем в 11-летнего подростка.
- Да, и больше приемных родителей склоняются к тому, что легче взять маленького ребенка и что-то свое в него вложить. Есть вообще такая теория, что после трех уже поздно что-то вкладывать. А лет до восьми вкладывается в человека вообще почти все, что дальше будет его по жизни сопровождать, формируется его будущая личность как таковая. И я настраивалась на маленьких мальчиков, я смотрела во время обучения в Школе приемных родителей все эти буклеты, федеральную базу данных детей-сирот, я все время смотрела мальчиков.
"Увидев Аню, я не поняла, что мой ребенок делает в детском доме!"
Я планировала походить, посмотреть мальчиков, познакомиться. И совершенно случайно я попала на праздник в детском доме. Мероприятие, организованное с привлечением волонтеров, что-то связанное с началом учебного года. И там я увидела Аню. Я увидела и просто в нее влюбилась. Знаешь, у меня было такое ощущение, что это что-то с неба пришедшее. Я сижу, вижу ребенка, когда она только зашла в зал, я понимаю, что это ребенок-инвалид, у которого нарушена походка, нарушена осанка. Я ее вижу и ловлю себя на ощущении, что это мой ребенок что-то делает в детском доме! Ни больше, ни меньше! Это мой ребенок! И у меня было совершенно дикое желание забрать ее тут же, сразу, в эту же минуту! Я практически сразу пошла разговаривать с директором учреждения. Говорю: я бы хотела Аню взять. Мне разве что у виска пальцем не покрутили. Говорят, вы что, с ума сошли, вы ее видели 5 – 10 минут, вы подумайте, это не так просто, ребенок уже взрослый.
- Какие диагнозы у Ани?
- У нее ДЦП с расширенным списком разных симптомов, которые могут его сопровождать. У нее нарушение осанки и плоскостопие. Там много всего, что связано с опорно-двигательным аппаратом. Еще она аллергик. Но с этой проблемой мы уже практически справились. И поначалу она очень часто болела простудными заболеваниями. Я ее брала к себе, и она практически все время кашляла и была «в соплях».
- Подожди, ребенок-инвалид с таким списком диагнозов находился при практически лежачей прабабушке и за ней ухаживал?
- Да, представляешь. Притом, что она сама не очень хорошо на тот момент ходила. Она ходила, конечно, самостоятельно. Но она, например, очень часто падала. В первый год, когда она была у меня, у меня болела правая рука, а потом привыкла. Я все время ее поднимала. Мы идем вместе, она падает, я поднимаю, снова падает, я поднимаю. Она, например, не могла сама залезть в ванну, не могла сама залезть в маршрутку.
- Тебя это не напугало?
- Знаешь, чисто внутренне, - нет. Конечно, мне очень много людей вокруг говорили, Инна, ты с ума сошла, ты не справишься. Притом, что я сама здоровьем не блещу, у меня тоже бывают определенные проблемы. Но дело в том, что я настолько внутренне уже приняла это решение, что мне было все равно.
- Я понимаю, что таковым было твое решение. А как же решение ребенка? Ведь по сути дела эти дети заложники, кто их выбрал, к тому они и пойдут.
- И да, и нет. Больших детей уже спрашивают. После 10 лет им задают вопросы, пойдешь ли ты в семью, хочешь ли ты? Мы сначала с Аней общались безотносительно того, беру я ее или нет. Мы гуляли, общались, играли в игры.
"Потолок – как клубника со сливками, я бы хотела здесь жить"
- Ну, они же, наверное, понимают, когда к ним ходят тети и дяди, зачем они ходят?
- К ним же много волонтеров ходит. И я ходила именно в качестве волонтера, какой-то праздник с ними вместе провести, чай попить, просто пообщаться. А потом, когда мы стали плотнее общаться вдвоем, когда я уже поняла, что не смогу не сделать этого шага, и я уже начала какие-то документальные шаги предпринимать, с ней разговаривала то ли директор, то ли классный руководитель. Ей прямо задали вопрос - ты бы пошла в семью? Она отметила: «Наверное, да». Однако у нее были сомнения, она еще не знала, что ее прабабушка уже умерла. Ей не говорили об этом. И у нее была вот эта детская надежда на возвращение домой. И на этом этапе ей сообщили, что прабабушка умерла. Вроде как, я у нее уже есть, как-нибудь вытащу ее из этой ситуации. Хотя она тяжело очень среагировала, это отдельная драматичная история была.
Потом она поняла, что никакого возвращения в ту жизнь быть не может. Будучи уже на гостевом режиме, она как-то раз лежала на диване и смотрела на потолок, а у меня потолок такой розовый с белым, и Аня говорит «Потолок – как клубника со сливками, я бы хотела здесь жить». Сама это проговорила. Потом мы с ней ехали в интернат, и я спросила: «Ань, ты бы действительно пошла ко мне жить?» И она ответила - да, наверное, да.
Но рвения у нее ко мне не было. Изначально у меня больше было к ней чувств, желания обнять, потискать. Она вообще была очень отстраненная, холодная. Кстати, была очень большая разница с другими детьми в детдоме. Потому что дети, которые находятся в системе много лет, тем более с рождения, они сразу готовы назвать тебя мамой. Они вешаются на тебя как обезьянки, прижимаются, стараются тактильный контакт получить. А она, наоборот, была очень холодная, обнять практически невозможно, очень закрытая.
- Как Аня тебя называет?
- Сейчас называет мамой. В кругу нашей семьи может назвать Инной. Потому что все же знают, что она приемная. Одина на один, во дворе, в школе, в кругу моих друзей она всегда называет меня мама.
Мамой меня она назвала через год совместной жизни. У нас как раз был День аиста, это мы день знакомства отмечаем. И на следующий день у нее как-то так само вырвалось, она что-то говорила и так между делом «Мам!». И потом сама осеклась «Ой!», помолчала и спросила робко, можно мамой называть? Я ответила: «Конечно!».
- Ты плакала?
- Да. (Инна ответила мне, глотая слезы. Впрочем, слезы были на глазах у обеих).
- У тебя было когда-нибудь за эти четыре года чувство отчаяния, страха, что ты не справляешься?
- Да, в период адаптации. У меня не было никогда мыслей про возврат. И я понимала, что если бы мне дали шанс заново пройти эту историю, я бы все равно ее взяла и абсолютно также все делала. Но было в какой-то момент чувство, что я внутренне начала соглашаться с теми, кто говорил «Ты не справишься, ты не потянешь, ты не сможешь».
- Почему? Что тебя толкало к этим мыслям?
- Мне физически было тяжело.
- Ты не привыкла о ком-то еще заботиться? Или это физические проблемы ребенка?
- Это было связано с тем, что я в то время еще работала от звонка до звонка на предприятии. В руководящем составе. И у меня была большая загруженность на работе. Мне приходилось успевать все. И было ощущение, что я живу двумя жизнями – своей и ее. Нужно было очень рано вставать, чтобы успеть отвезти ее в школу. Она доучивалась первый год в школе при детском доме. Школа специализированная, она только-только в нее перешла, были проблемы с учебой. Если бы я Аню сразу перевела в обычную школу, она бы там потерялась. Так что я решила ее там доучивать. Коллектив, друзья и прочие факторы. Однако, получалось, что нужно было возить. Мы живем в одном районе, а детский дом находится в другом. Машины у меня нет. И вот мы садились на трамвай, затем пересаживались на маршрутку, и там еще пешком от остановки достаточно долгий путь вверх к этой школе. То есть, мало того, что она плоховато ходит и этот путь пешком занимал много времени, плюс еще пересадки на транспорте. Приходилось очень рано выезжать, чтобы успеть в школу. Аня очень медленно одевалась, собиралась. То есть, бытовые проблемы добавлялись, покормить, одеть. Получалось, что какую-то часть работы я делала дома, по ночам, только когда Аня ложилась спать. Первое время она за мной как хвостик ходила. Ей постоянно требовалось мое внимание, разговоры, совместная какая-то деятельность. Только когда она спать ложилась, я могла сесть поработать, своими делами заняться. Соответственно, я очень мало спала в то время. И очень плохо спала, потому что плохо спала Аня. Она первое время кричала постоянно во сне, вскакивала. Я тоже просыпалась в холодном поту.
- Психолог вас сопровождает?
- Нет, у нас такого нет. Нет у нас в принципе такого поставленного процесса, чтобы психолог сопровождал приемного ребенка.
- Как ты прошла этот трудный момент?
- К физической усталости добавлялся еще такой момент, что во время адаптации происходили непонятные для меня вещи. Ну как непонятные, все-таки я Школу приемных родителей прошла, плюс, я сама психолог. Они непонятные в том, что ты никогда не сможешь объяснить, почему они происходят. Хотя они происходят у большинства детей на этапе адаптации. Истерики без всякой причины, и ты никак не можешь с этим процессом справиться.
У нас, например, была одна история, от которой у меня волосы дыбом стояли. Я приехала за Аней в школу, и торопилась ее забрать, потому что мне нужно было вернуться в офис на селектор. Я зашла в кабинет, мы договорились, что она сейчас оденется и выйдет, я спустилась, вызвала такси и жду. Долго жду, звоню ей, она трубку не берет. Я поднимаюсь снова в кабинет, она сидит с девочками и чай пьет. Я говорю: «Ань, ну ты же должна была уже собраться, нам надо ехать». «Я не хочу», - отвечает она. Я, мягко говоря, удивленно начинаю с ней разговаривать. В этот момент Аня хватается за парту и кричит: «Я с ней никуда не поеду, она меня убьет!» Надо сказать, что на тот момент у нас даже ни одного мало-мальски серьезного конфликта не случилось за все время общения. Сказать, что я была в шоке, ничего не сказать. При этом персонал вел себя достаточно грамотно, они к таким вещам готовы, говорят, что у этих детей такие всплески бывают.
"В школе приемных родителей готовят к тому, что будут происходить непонятные вам вещи"
Я, конечно, начала нервничать: я опаздываю, а здесь вот такая бесконтрольная и беспричинная истерика. Постаралась внутренне успокоиться, подошла к ней, взяла за руку и стала говорить: «Анечка, наверное, тебе почему-то не хочется, бывает такое. Но может, мы все-таки поедем?» Говорила и поглаживала ее одновременно, обнимала. И все, она успокоилась, отпустила парту, пошла собираться.
И вот такие вспышки происходили периодически. И надо сказать, что это меня не сильно выматывало. Я все-таки была морально к этому готова, что что-то такое будет. В школе приемных родителей к этому готовят, говорят, что будет трудно, будут непонятные вам вещи. Это дети с очень глубокой психологической травмой. И на этапе адаптации эти дети проверяют взрослых на прочность, справишься ли ты, точно ли не отдашь его обратно. Пробуют разные приемы, порой, переворачивая все с ног на голову.
Тяжело от непонимания причин, ты же ничего плохого не делаешь, а в ответ получаешь вот такие истории. Тем не менее, мне было психологически проще с этим справиться, чем с какими-то физическими моментами, в первую очередь, усталостью.
- Инна, родители Ани вообще из ее жизни исчезли?
- Да, связь никакая не поддерживается. Первое время она часто вспоминала бабушку и маму. Она рассказывала о своей жизни. И еще часто говорил: «Я вырасту и поеду в Братск. Я буду там, со своей семьей».
- Ты как реагировала?
- Слушала, как о погоде. Мне внутренне, может, и не нравилось, но я не циклилась, не акцентировала на этом внимания. Я ее понимала, что в ее жизни произошли кардинальные изменения, ей пока сложно их воспринять целиком и полностью. Я понимала, что это даже хорошо, что она способна быть привязанной к своим родным, несмотря и вопреки. Поэтому слушала, иногда сама расспрашивала, какие, например, хорошие моменты были, воспоминания. Сама по себе Аня достаточно пессимистичная девочка, и я старалась говорить больше о том, что было в ее жизни хорошее. Сейчас она по-другому смотрит на многие вещи, стала позитивнее. Стараюсь развить в ней собственное мнение, собственную позицию. Она достаточно пугливая, с низкой самооценкой. Я, например, если что-то достаточно твердо утверждаю, она склонна со мной согласиться. Порой, я ей говорю: «Возьми со мной поспорь, попробуй, докажи мне свою позицию, аргументируй ее».
- Инна, те родители, которые не справляются и отдают детей назад, что это? Слабость? Нежелание нести ответственность? Ведь когда ты берешь ребенка из детдома, у тебя есть некая мотивация, и она должна быть довольно сильная. А когда ты его возвращаешь, мотивация, мне кажется, должна быть еще сильнее!
- Да, это же шаг, с которым потом придется жить. И понятно, что в первом случае общество поощряет приемного родителя. А во втором случае человек однозначно получит общественное порицание. А мы, как ни крути, существа социальные.
Безусловно, каждая ситуация индивидуальна. Знаю, что много отказов происходит в период подросткового возраста. Брали, например, маленького, а возвращают подростка уже через много лет. Много отказов, когда дети начинают воровать, погуливать, врать. Зачастую, родные дети выдают аналогичные проблемы, но это родные, их-то отдать некуда. А тут на горизонте есть некий выход, соблазн найти этот выход, избавиться от этой проблемы одним махом. Есть отказы и от маленьких детей, на периоде адаптации.
По данным органов опеки, за полтора года в Иркутской области усыновлено 283 ребенка. Еще более 2,7 тыс. детей переданы на семейные формы устройства. За это же время 222 ребенка возвращены из под опеки в организации для детей-сирот.
Знаешь, очень согласна с мнением психолога Людмилы Петрановской, которая много пишет на тему приемных детей. Она говорит, что человек, который берет приемного ребенка, должен быть достаточно взрослым. В том понимании, что это человек, который умеет брать на себя ответственность и нести ее дальше. А многие люди, безусловно, не имея никаких плохих побуждений на этапе, когда они брали ребенка, как будто тем самым справлялись с какими-то своими комплексами, проблемами. А приемный ребенок – это не решение проблем приемных родителей. Это почти всегда еще большие проблемы и заботы. И все это превращается в снеженный ком. У кого-то накапливается элементарная усталость, как, например, у меня было. И в этот момент нужно найти способ отдохнуть, перезагрузиться, набраться сил и пойти дальше.
Мне сложно понять, как человек решается на возврат. Настолько сложно, что я вообще никак не могу это примерить на себя.
- Может, это говорит о том, что этот ребенок так и остается чужим в семье? Ведь своего ребенка не отдашь никогда.
- Да, многие оправдывают это реактивным расстройством привязанности – это когда ребенок настолько неадекватен в поведении, что он может взяться за любого взрослого и пойти с ним, называть всех папами и мамами. Естественно, что с этими психологически травмированными детьми может быть очень много проблем. В том числе и с маленькими. У них могут быть нарушения сна, питания (могут объедаться, прятать еду и прочее). Могут быть проявления жестокости, по отношению к животным, к родным детям в семье. Много всего. Может кто-то берет такого ребенка, не очень понимая, что его ждет, может ждать. Очень важно, чтобы еще на этапе подготовки будущие приемные родители понимали, с чем им придется столкнуться. Бывает, что эти проблемы вылазят неожиданно, все было хорошо и вдруг началось. И многие к этим проблемам становятся не готовы. И тут наступает момент, когда проверяется, принял ты этого ребенка как своего? Если да, то ты будешь за него бороться, привлекать специалистов, и продолжать ребенка любить, стараясь преодолеть эту вашу общую проблему. Но я понимаю, что на такое способен не каждый человек и не каждый приемный родитель.
И когда я читаю приемных мам, которые говорят, что отдать ребенка назад – это нормально. И есть такие дети, от которых даже нужно отказаться, я понимаю, что это люди, которые не способны на безусловную родительскую любовь. Это люди, которые ждут от ребенка отдачи за вложенные в него ресурсы.
В подавляющем большинстве случаев причиной отмены решения о передаче ребенка на воспитание в семью является отсутствие взаимопонимания между ребенком и опекуном, как правило, вследствие асоциального поведения несовершеннолетнего. По данным органов опеки, 80% случаев возврата детей это случаи, когда опека была установлена до 2012 года, когда опекуны не проходили обязательного обучения в Школе приемных родителей. В большинстве случаев в организации для детей-сирот возвращаются дети подросткового возраста (15 – 16 лет).
- Считаешь ли ты правильной информационную политику, направленную на то, чтобы как можно больше детей было отдано в приемные семьи?
- Знаешь, сама бы я никогда не стала агитировать людей стать приемными родителями. Это должно настолько идти изнутри. Не сиюминутное желание: увидел по телевизору, пожалел и пошел его брать. Это должно быть что-то такое выношенное и выстраданное. Это очень большое желание с одной стороны и большая информированность - с другой, которую человек получит из книг, Школы приемных родителей и так далее. Нужно посмотреть истории разных приемных семей, желательно не глянцевые варианты, а в которых говорится и о проблемах, и их преодолении, а может и не преодолении.
- В Школе приемных родителей достаточно говорят об этих проблемах?
- Думаю, можно было бы больше. В принципе, о них говорят, говорят о трудностях адаптации, объясняют, что может быть связано с какими-то наклонностями детей, психологическими травмами. И надо сказать, что в группе, где я проходила Школу, были люди, которые передумали. Это, в некотором смысле, показатель, что работа эта есть, она ведется, и она результативна. Но, например, никак не проигрывалась ситуация, когда в приемной семье может возникнуть желание отказаться от ребенка, не разбирался какой-то пример. Хотя это могло быть полезно.
Я бываю в детских домах в качестве волонтера. Я видела детей, от которых отказались уже приемные родители. Это ужас, что с ними происходит. Трудно описать, что в глазах этого ребенка. Даже если его снова возьмут и смогут отогреть, он все равно будет жить с ощущением, что что-то такое может снова случиться.
Недавно Инна опубликовала на своей станице в социально сети письмо приемным родителям, которые стоят на пороге принятия решения об отказе от ребенка. Инна говорит, что получила в ответ очень много негатива от людей, которые либо прошли через отказ, либо без пяти минут возле этого решения. Но мы уверены, что есть и те, кто задумался, кто отступил, кто принял решение продолжить борьбу за счастье своего ребенка, чтобы не сделать его брошенным дважды.
А что касается моего вопроса, с которым я шла на встречу с Инной – Почему люди усыновляют детей? – то ответом для меня стала сама Инна. Приемная мама с безграничной любовью в глазах, когда она рассказывает о своей дочери, и с безграничной же твердостью и уверенностью в своих силах, когда говорит о трудностях.
Беседовала Милена Князюк
Имена героев изменены, любые совпадения случайны. Фото из открытых источников