Их дружбу не прервал даже роман Бестаевой с Кобзоном. Гурченко, которая тогда была замужем за Иосифом Давыдовичем, пообижалась на свою подругу-красавицу, да и простила. А мужа - нет.
Про Бестаеву она говорила, что её "красота биологическая, природная такая, какая бывает у неба или травы". Людмила Марковна даже вспоминала, что когда она видела Татьяну, такую неотразимую бело-розовую блондинку, всегда сжималась, уступала дорогу её красоте.
Они познакомились во ВГИКе. Бестаева увидела модную девушку, которая шла перед ней - тонкая талия, юбка-колокол, походка!
Обе они были модницами, находили польские журналы и по ним шили самые стильные платья. Гурченко тогда подражала Лолите Торрес, аргентинской певице и актрисе. Достаточно было Людмиле Марковне посмотреть новый фильм с прекрасной аргентинкой, у неё появлялась обновка - копия наряда Торрес. Только из ситца.
Подражание приняло такой масштабный характер, что Василий Шукшин, учившийся во ВГИКе на режиссёрском отделении, даже как-то сделал на комсомольском собрании доклад со смешным названием "О подражании Люси Гурченко Лолите Торрес".
На Гурченко это не произвело никакого впечатления.
Татьяна Бестаева вполне понимала размах таланта своих однокашников. Сама она испытывала настоящее счастье от обучения на курсе Бориса Бибикова.
Считала его богом, небожителем. Борис Владимирович был выдающийся театральный педагог и красавец сам собой: высокий, тонкий, с прекрасным лицом и длинными пальцами. Один в один Станиславский. Своих студентов он старорежимно называл "матушка" и "батюшка". Типа:
"Что это тут у тебя, матушка?"
Бестаева всегда сидела в первом ряду и не спускала с Бибикова восторженных глаз. Иногда от восторга по её щекам текли слёзы. Бибиков смеялся:
"Матушка, я от вечной сырости чуть туберкулез не заработал".
А однажды она и его довела до слёз. Он дал студентам обычное для театрального вуза задание: изобразить домашнее животное. Порепетировать нужно было дома и назавтра показать результат.
Бестаевой досталась курица. На следующий день она пришла во ВГИК со здоровенным синяком на лице. Она очень прилежно вошла в образ заполошной курицы, клюющей зёрна, и со всей силы долбанула носом о спинку стула.
"Матушка, что это?" - испугался Бибиков.
Бестаева жалобно улыбнулась.
- Это я клевала…
Тут он и заплакал. От смеха.