"Я раньше думала, что устала жить. Оказалось. Я устала жить по правилам. По чужим. Правилам. Они набегали в мою судьбу, как ворОны прилетают во двор к умершему человеку. Он ещё не ушёл. Он бродит в тоске — оглядывает знакомые места, трогает прозрачными пальцами облупленные лавки, толкает невидимой ногой жестяные пивные банки. И не узнаёт! Всё — такое изученное, рассмотренное, перетолкованное на свой, удобный когда-то манер. Дышит холодом и чуждыми мыслями...
Если посмотреть трезво, то какая разница — кто тобой правит. Лишь бы неголодно и в меру страшно. Однако. Как только появляется первая собственная мысль — как потрать время, силы и воображение. В свою пользу и без дележа. То наставник, нависающий с своими директивам и фантазмами. Приходится поперёк. А он и вдоль — уже не очень-то желанен.
Я смотрела на детей, пинающих мяч на пляже и думала. «Как короток и прост путь к, по-настоящему правильно и истинно, изобретённому. Хлеб, колесо, творение Levi Strauss. Пришли в мир, словно из ниоткуда. И остались навсегда. А всего-то, краюха — вода, зерно и солод. Элементарная геометрия — что бывает понятнее и комфортнее, чем отсутствие острых углов. И штаны из денима, крашенные в индиго». А вслед, рассуждала: «Ну, вот же. Вот же, обычное простое уважение — это и есть жить по чужим правилам. Слегка. Изредка. Ведь когда я прихожу в гости к кому-то, я не размещаюсь по-своему. Я живу вечер — целый вечер, мати боже! — по-чужому. Ну и всё! Куда ж больше?! Что же им всем надо? Рабство? Колониальный стиль нынче в моде?»
Малыш подтянул джинсы повыше — куплены на вырост, носить стоит аккуратно… — и крикнул товарищу. Я плохо понимаю местный язык, потому хожу с переводчиком. Электронным. Бывает, и разговорник в сумке мешается. Но я не сомневалась — он зовёт друга прогуляться по молу. Он даже показал — разводя руками в стороны — что они смогут искупаться. И я опять вернулась к монологу: «А дети? У них никаких правил и, однако, они прекрасно "всё догоняют", и ладят друг с другом . А если не ладят — фингал под глаз. И «пока, амига!»
Я прилетела на виллу, когда дожди однозначно заявили — «вали в Испанию, у нас здесь дел невпроворот!» И я согласилась. Зачем спорить с природой — с ней дружить полагается. Александр вывез меня, с большой сумой — книги на русском, вещи в перелёт, гаджеты, мелочёвка-ежесекундка — из родного города в столичный. Подождал когда самолёт — «ничего не бойся, "моя" снизу страхует!» — взлечу. И в Барсе я уже отвечала жарким пыльным голосом: «Всё спок! Хватит за маму трястись! Всех бед не оберёшь — с меня уже хватит! Такси ждёт, счётчик греется!..» Три часа по разнообразным трассам — от шестиполосной до просёлка — и "моя" дома.
Он всегда прохладен. То есть, когда бы ни приехать, кажется он ждёт меня. Выскакивая из слякотного предзимья нечернозёмных заулков, я попадаю в благородные напевы идальго. Цвета спелой вишни, ясной охры и пустого побережья. Меня ни бывает там в бархатные, бархатистые и рождественские. А смысл? НГ я привыкла встречать на родине, с семьёй. Нарождающеюся весну люблю смотреть в Северной Европе. Лето — рывками усадебка, деревенская фазенда и любимое казале. И лишь хвостик октября и весь ноябрь я провожу здесь. В остальное время особняк отдаётся на "разграбление гуннам". Многочисленные родственники едут «шумною толпой». И — весельями, пустозвонами и отпускной бродяжьей простотой — оскорбляют невинность моего пристанища. Но и они говорят о прохладе масии. Даже, когда за 30 на улице, и пальмы сохнут без дождя. И вот приехав нынче, не по сезону, в июле. Первым делом я пожалела, что не прихватила в багаж пару-тройку туч. Они бы — очень кстати! А распаковавшись. И проведя первые два дня, бессмысленно слоняясь среди ровно белёных стен. Но коих в нужных местах красуются картины, зеркала и гобелены. Слабость моя! На третий, всё же выбралась в город.
Почему я рванула на южные берега не в срок? Почему не дождалась размеренно и банально отъезда по графику? Только ли мокрота, затянувшая и затянувшаяся, сбила мой внутренний настрой? Было что-то ещё. Томительное и элементарное. А следовательно, разумом не ловимое. Можно ли отличить и дактилоскопировать то, что на поверхности. И от прочего ничем. И это оно гнало мои чашечки, хрящи и сухожилия. На «стрелки» с приятельницами — «ахти невидаль, будто мне и одной не хорошо!» И в страны дальнего. «Нехорошо!» — осознала я неделю назад. И стала собираться в дорогу.
«Да и что это, в самом деле, отношения — «я лучше знаю как тебе счастливо!» — не уставала возмущаться я, — «моё счастливо. Мне и лучше. А если я передумала своё, то так мне и надо! Третьего дня пришёл, сказал — «варю картоху, тебе три». А я не хочу картоху. Я, к примеру, пельмень хочу. А вот пельмень — который я тогда не хотела — он навяливал мне в пятницу. Говорит — «тебе сколько, а то вода закипает?» А если меня вот нынче, прямо тошнит от запаха? То причём тут вежливость? И вообще…» На этом месте мне поскучнело. Я отбила Саше СМС. И, минуя лежаки с редкими «неиспанцами», кидая любопытные взгляды под зонтики и на ходу избавляясь от песка в сандалиях. Двинула к себе. Читать, писать, думать. А для чего ещё «горький едет на капри..."