(1918-1977 годы, Ветлянка - Изобильное - Оренбург, Россия)
Спастись от тех и от других
Честно говоря, я никогда не ставил перед собой цель, получить отклики на уже опубликованные статьи. Потому этот телефонный звонок, прозвучавший в моём рабочем кабинете в понедельник утром, был полной неожиданностью.
- На прошлой неделе, - сказал мне незнакомый собеседник, - я прочитал вашу статью «Черный ангел» про второе и четвёртое апреля 1918 года. Могу рассказать о человеке, который спасся из того боя под Изобильной, где погиб Цвиллинг.
Звонивший оказался руководителем областного департамента занятости Вячеславом Кузьминым. Сам по себе человек еще совсем не пожилой, он, разумеется, не мог быть очевидцем событий весны 1918 года. Однако в середине семидесятых, будучи молодым специалистом, Кузьмин работал в селе Ветлянка Соль-Илецкого района и подружился со своим пожилым соседом Василием Александровичем Долговым.
Дед Василий был простым и бескорыстным. До пенсии всю жизнь шоферил, а, уйдя на заслуженный отдых, выращивал фруктовые деревья, держал пчел и охотно рассказывал о своей жизни. В ней было всякое, в том числе и участие в Великой Отечественной. Но особенно ярким в памяти старика, как ни странно, оказался день 2 апреля 1918 года.
Васе тогда было двенадцать лет, когда в его родную станицу Ветлянскую вошел красный отряд, которым командовал Цвиллинг. Казаки встретили его смиренно: красному комиссару вывели оседланного коня с шашкой и винтовкой, вынесли хлеб-соль. При виде хмурых красноармейцев станичников охватывал ужас, потому что за два дня до этого здесь же, в Ветлянской, казаки из соседней Изобильной зарубили красных из отряда Петра Персиянова. Все понимали, что Цвиллинг будет мстить за погибших товарищей.
Но акта мщения в Ветлянской не последовало. Цвиллинг, как видно, оценил бескровную сдачу села. Он ограничился митингом и мобилизацией молодежи в свой карательный отряд, который на следующее утро уходил наказывать Изобильную.
Жители двух соседних станиц слишком хорошо знали друг друга. Изобильненцы дразнили ветлянцев «горшками», вероятно, намекая на нетвёрдый «глиняный» характер этих казаков. Ветлянцы же, наоборот, называли соседей «чугунами», надо думать, за неуступчивость и упрямство. Но вообще-то станичники дружили, помогали друг-другу. Да к тому же многие ветлянцы и изобильненцы находились в близком родстве. Поэтому взрослые из Ветлянки не хотели идти на усмирение Изобильной, не желая воевать против своих.
Однако Цвиллинг требовал вступления в свой отряд новых «добровольцев». Кем-то следовало пожертвовать. После недолгих уговоров в отряд вступил паренек без роду и племени, работавший батраком у богатого казака. Чем практически откупил семью своего хозяина от воинской повинности. Да ещё Вася, которого отец, в конце концов, отпустил вместо себя в обоз. Он должен был подносить снаряды к пушке. Красноармейцы обещали, что это безопасно, и мальчишка ни от чего не пострадает.
Отряд Цвиллинга подошёл к Изобильной ближе к полудню.
После нескольких орудийных залпов станица выбросила белые флаги. Пушки остались на пригорке за селом, а отряд на санях и телегах растянулся до самой площади у церкви. И артиллеристы вместе с обозом через окуляры биноклей своими глазами увидели жуткую сабельную рубку, которая пришлась на красный авангард.
Дед вспоминал, что оружие у сторон было разным: у красных – винтовки, у белых – шашки. Красные просто не успевали отстреливаться, так быстро и умело рубили их казаки. И хотя казаков было значительно меньше, красный отряд охватила паника. Красноармейцы из обоза выпрягали лошадей и уходили кто куда по рыхлому тяжёлому снегу. С собой хватали только оружие.
А у Василия и оружия-то не было. Только никому не нужные снаряды. Вскочил он на своего коня, с которым был в отряд мобилизован, и во весь опор помчался назад, в Ветлянскую. Сильный конь вынес его по глубокому и мокрому весеннему снегу. Не всем обозникам так везло. Передовые отряды изобильненцев настигали разбегавшихся и добивали их на ходу.
Дома Вася спрятался среди своих. А вскоре уже казаки из Изобильной пошли по ветлянским дворам, искали потных лошадей. Если находили лошадь в поту, значит, где-то здесь, в доме, должен быть и красный беглец.
К Долгову-старшему зашел его изобильненский свояк.
- Протри, - сказал, - коня, да Ваську своего спрячь подальше. Выставляй самогон и закуску, сегодня и завтра будешь наших поить. Никто о твоём грехе не вспомнит.
Так и спасся 12-летний мальчишка от верной смерти.
В Ветлянской из отряда Цвиллинга укрывались многие. Некуда больше было бежать. А белых станичники встречали так же смиренно, как накануне красных. Дед вспоминал, что из обоза вместе с ним сумели скрыться две молоденькие санитарки. Незнакомая им казачка укрыла беглянок в погребе у своего свёкра. А через пару дней, когда всё улеглось, ночью вывела их из деревни и показала дорогу на Соль-Илецк.
Беглянки оказались из Петрограда, уезжая, они дали хозяйке свой питерский адрес. Адрес пригодился хозяйке через пару лет, когда всю станицу, в том числе и эту семью, «расказачивали».
Из их большой семьи не осталось никого. Власти выслали на поселение всех взрослых, конфисковали имущество, а дом оставили этой самой казачьей снохе. И потому ей пришлось взять себе всех малолетних детей ото всей её «расказаченной» родни. Дело шло к холодам. Ни топлива, ни запасов еды у молодой женщины с десятком чужих детей не было. Сама-то ещё бы, может, и выжила, а вот дети...
Тогда-то неграмотная хозяйка и показала своему соседу Василию бумажку, которую когда-то оставила спасенная ею медсестра. Грамотный Вася написал письмо по тому петроградскому адресу. А через какое-то время его и председателя сельсовета вызвали в Соль-Илецк. Оказалось, что спасенная большевичка к тому времени уже занимала серьезный партийный пост. Она написала гневное послание в адрес местных оренбургских властей. А потому Соль-Илецкий райком распорядился за заслуги перед советской властью помочь расказаченной семье мукой и дровами. Это позволило выжить в ту зиму и казачке, и детям.
Страшный день 2 апреля 1918 года врезался в память Василия Долгова действительно на всю жизнь. Но что больше всего запомнил дед Василий, так это – элегантный внешний вид страшного для казаков комиссара Самуила Цвиллинга. Красиво, эффектно выглядел не только он сам, но и даже гарцевавшая под ним его породистая лошадь, у которой подковы были на каучуке, чтоб конь не стоял на месте, а "плясал". По тем временам это был такой шик, как сейчас – Мерседес.
- Мы-то и побежали, - вспоминал дед, - когда увидели, как эта лошадь проскакала мимо нас без своего седока.
Свои наших бьют?
Наверное, каждому из нас в жизни однажды предоставляется случай пообщаться с участником исторических событий. Жаль, не всегда мы до конца осознаем и используем такую уникальную возможность.
В середине семидесятых, когда мне самому было двенадцать лет, за мной присматривала соседка, одинокая старушка. Ее дочь жила отдельно от неё со своей семьей в Челябинске. Муж и сын погибли на Великой Отечественной.
Звали соседку Анна Давыдовна Гадалина. Была она ровесницей века, дворянкой, получившей педагогическое образование в те самые годы гражданской войны, когда Оренбург переходил из одних рук в другие. И уж это-то время она запомнила очень хорошо.
В январе 1918 года она училась в старших классах женской гимназии. И танцевала на балу с атаманом Дутовым.
Я поначалу этому не верил. Как можно! Танцевать со страшным контрреволюционером, белым генералом, воевавшим против советской власти?!..
Но Анна Давыдовна никому ничего не доказывала. И вообще этот факт для нее был, кажется, самым рядовым.
- В нашей гимназии был рождественский вечер, - рассказывала она. – Дутов мне в отцы годился. Он был галантным кавалером и танцевал не только со мной. Помню, тогда все очень боялись прихода красных. И когда мы кружились в вальсе, я спросила, неужели, господин атаман, вы оставите наш город? Он улыбнулся и ответил, дескать, как же я могу оставить без защиты таких очаровательных барышень? После этого мы почувствовали себя так спокойно, уверенно. А через несколько дней он сбежал! Сбежал из города со всем своим войском. Я утром шла в гимназию с Аренды на Николаевскую, а кругом грохотало непонятно что. Слышу, юнкера кричат с другой стороны улицы, дескать, барышня бегите скорее сюда, на вашей стороне опасно. Я побежала и прямо посреди мостовой увидела его… Такой молодой, красивый… Лежал и не двигался… Убитый… Боже мой, как же я тогда испугалась!
Мне, двенадцатилетнему мальчишке, тогда, в семидесятые годы прошлого века, было трудно понять, кого она пожалела. Ведь нас учили в школе, что в гражданской войне правда была только на стороне красных. Белого убили и правильно сделали. А если стало жалко, значит, убитый был красноармейцем, то есть нашим? Поэтому я переспросил, кто это был? Наш?
- Конечно, наш, - скорбно вздохнула Анна Давыдовна. И добавила. - Юнкер.
В войнах двадцатого века, в основном, погибала молодежь. Помню, как Анна Давыдовна не могла смотреть фильм «В бой идут одни старики». Ее сыну не было и двадцати лет, когда в 1942 году, закончив ускоренные курсы нашего летного училища, он погиб в одном из первых же своих боёв. Да разве можно за один год выучить боевого летчика? Научить парня не только стрелять, но и выживать в бою?
Кто родину защитит?
Проезжая мимо сквера на площади Ленина, там, где похоронены красноармейцы, погибшие 4 апреля 1918 года, и установлен памятник в виде большевика со знаменем и гранатой, я долго не мог понять, что в этом памятнике – неправда? Пока не сопоставил возраст гранитного красноармейца. На вид ему уже лет под шестьдесят. А ведь среди тех, кто устанавливал в Оренбургской губернии советскую власть, редко встречались даже сорокалетние. В основном, - люди лет тридцати, которые командовали 16-18-летними мальчишками.
Наверное, такими же, которых и сейчас «старшие товарищи» используют на митингах, шествиях, маршах с чем-нибудь не согласных, в драках с ОМОНом. Таких, которых можно запросто вывести на майдан, используя в качестве движущих сил новых, теперь уже «оранжевых», революций, а на деле – для прикрытия собственных финансовых интересов.
Молодым объясняют, что революционеру не надо ни учиться, ни трудиться, - бери оружие и устанавливай новую власть. Приблизительно так же объясняли китайской молодёжи принципы «культурной революции» в шестидесятых годах прошлого века. Века всемирных войн и революций.
Может, для того нам и нужно знать всю историческую правду, чтобы не совершать одни и те же ошибки? Чтоб вовремя объяснить своим детям бесперспективность выяснения отношений с соседом при помощи ножа или бейсбольной биты.
Тем более что воевать нашим мальчишкам приходится и без того, по приказу Верховного главнокомандующего.
В той же самой Изобильной уже в наши дни я тщетно искал бюст Самуилу Цвиллингу, установленный когда-то напротив правления колхоза. Мне посоветовали зайти в школу, потрескавшийся гипсовый бюст перенесли туда. Однако перед входом в школьное здание я поневоле замер, увидев два других, вовсе не гипсовых, а бронзовых бюста.
Это были памятники двум девятнадцатилетним парням, выпускникам изобильненской средней школы.
Один из них, Герой Советского Союза, погиб в восьмидесятые в Афганистане, прикрывая отход своих товарищей. Другой, кавалер Ордена Мужества, в 1999 году погиб на границе Чечни и Дагестана, когда в Москве взрывались многоэтажки, а басаевские ваххабиты пытались установить свою власть на нашем Северном Кавказе.
А, в самом деле, где же им ещё быть, казакам-изобильненцам, когда опасность реально угрожает их России? Кто же ещё, кроме наших «чугунов», сумеет родину защитить?
