бригаде меня недолюбливали, потому что высказывать своё мнение в глаза, тем более, начальнику, было как-то не принято. Да и ко всей группе Родиона большинство относилось без особого участия, потому что "оно" само пришло по особому блату, но никак не по призванию, не из-за любви к профессии, и конечно, трудиться героически в планы оных не входило. А родионовская команда была бельмом на глазу у всех. Поднимать планку выше, стремиться к лучшим результатам никто не собирался. И при первой же возможности сократить меня, Упырь так и сделал. Мои ребята ходили к начальнику цеха, просили оставить меня, но тщетно. И Упырь, и начальник цеха стояли на своём, ссылаясь на приказ, который спустили им свыше. Конечно, тёплое место, то бишь кресло под задом было для них дороже человеческих судеб... Не было долгих проводов. Обнялись с ребятами, всплакнули. Я благодарна моим мужчинам за эти скупые слёзы. Они для меня выше всех государственных наград.
И когда младший Упырёнок спросил меня: «Нашла работу? Работаешь?» Я еле сдержалась, чтобы не дать ему в "пятак". Кто же возьмёт пенсионерку? Хотя лет на 10 активного труда в тех суровых условиях меня бы ещё хватило, а потом можно было бы что-то полегче предложить мне... По всему городу проходили сокращения, поэтому везде мне чётко давали понять, что лучше возьмут 20-30 летнего на работу, чем возрастную даму. На юбилее Николая веселились от души, как будто ничего и не произошло, танцевали, не жалея ног. И прошло совсем немного времени, как самого Николая постигла та же печальная участь, что и меня. Упыри не дремлют.
Я вспоминаю своих ребят. Почему я с ними не встречалась после работы, на даче семьями, ведь приглашали? Да потому. Я и так оторвала их от души с болью, с кровью. Вспоминаю все мгновения, когда мы работали, отдыхали в перерывах, вели беседы «за жисть». Они мне стали почти родными. О каждом знаю почти всё, как, наверное, и они обо мне.
С Галкой- жгутовкой откровенничать было нельзя, потому что любые откровения обрастали сплетнями, извращёнными домыслами и оборачивались против меня. С ребятами было проще. Какие-то мелочи – то конфеткой угостят, то яблочком, то пирожком, то на машине подбросят до дома, а приятно, чёрт возьми!
Андрюха… Когда он к нам пришёл, он был студентом 3-го курса университета. Сначала его определили к тепловозникам. Потом на какое-то время дали нам, потому что кто-то или заболел, или уволился… И Родион его больше не отпустил. Да и Андрюха был этому рад. Всё-таки с тепловозниками ему было не комфортно. Там совсем другая атмосфера. Вся молодёжь нагловато-нахрапистая. Один работает, а остальные курят. Хотя курить на кузове было строго-настрого запрещено, и Родион этого не допускал в своей команде. Но бригадир сам страдал этим грешком и своих подопечных ставил в привилегированные условия, да и платил им больше, чем остальным членам бригады, по-дружески, так сказать. Андрей был всегда безотказным. Что ни попросишь, поможет, сделает. Скажут помочь сварщикам, помогает… Пойти туда, не знай куда и принести то, не знай что… Он всё сделает. С ним в паре всегда было приятно работать, потому что понимал с полуслова, полу взгляда. А однажды…
Была зима. Работали мы на кузове, никого не трогали. Тихо так обматывали трассы изолентой. И вдруг – толчок. Кузов поехал. Наша "десантура" попрыгала на ходу. Что им, бывшим парашютистам... А я осталась внутри. Прыгать высоко, да и небезопасно. Вывезли меня на мороз в одной лёгкой рабочей курточке ( в цехе уже топили и было тепло). Андрюха побежал, машинисту машет, чтоб остановился, а тот никак не поймёт, что к чему. В общем, пока понял и остановился, я уже почти превратилась в снегурочку. Андрей помог мне слезть, ставя мои ноги одну за другой в подобие ступенек, принял меня в свои руки, а потом мы вместе бежали в цех, чтобы окончательно не околеть на морозе.
Был ещё случай, когда меня нужно было снять с кузова. Не досмотрели, убрали лестницы, не подумав, что там могут ещё оставаться люди. Нас было трое. Я и двое трубников. Один спустился сам. Другой меня спускал, держа за руки, а второй внизу принимал. Одни приключения. Не всегда такие приключения заканчивались благополучно. Однажды «будущий прокурор» (учился на юриста) из бригадирских орлов не заметил, что лестницу убрали, шагнул и грохнулся на пол. Поломался хорошо. Но зажило как на собаке. А вот Саньку – молодому слесарю повезло меньше. Он упал с крыши электровоза. Оступился или споткнулся. Первую медицинскую помощь ему оказали ещё в цехе. В бригаде в то время был свой медик (врач-реаниматолг). Он и провёл все необходимые процедуры, приведя пострадавшего в сознание, сделав ему искусственное дыхание и массаж сердца. Но долго Санёк не протянул. А ему было чуть больше двадцати…