Здравия вам, уважаемые читатели!
В декабре Тихий океан у Малой Курильской гряды (Хабомаи, по-японски) ещё не набрал зимних градусов, до начала ледовых явлений ещё не меньше месяца...
На рассвете шхуна снялась с якорной стоянки в закрытой от волнения бухте и спустя полчаса вновь бросила якорь на промысловой банке. Матросы без проволочек спустили на воду лодки, вскоре один за другим появились на палубе водолазы в толстых неопреновых гидрокостюмах, слегка напоминая неповоротливых пингвинов, и ещё через полчаса шхуна опустела. Лишь едва различимые среди волн пузыри на поверхности моря да лодочник, терпеливо караулящий всплытие буйков, указывали на то, что шхуна не призрак, а труженица, готовая принять в трюм улов морского ежа.
Заведенный порядок промысла ничем не нарушался: погружение, всплытие, вира, майна, забивка аквалангов воздухом, переборка ежа. Водолазы поднимались на борт сменить баллоны, недолго отдыхали от глубины и, согрев нутро чаем, снова превращались в пузыри…
День пролетел быстро. Радуясь скорому отдыху, Руслан привычно завязал горловину последней питомзы (сетчатого мешка) с добытым ежом, выпустил сигнальный буёк, тонким фалом привязанный к мешку, и, держась за него, начал выходить на поверхность. Течение к вечеру заметно усилилось, фал вытянулся, и буёк не дошёл до поверхности или, как говорят промысловики, притонул. Руслан поддул в гидрокостюм воздух и, помогая себе ластами, всплыл.
Волны и течение, шумно обтекая голову и плечи, мешали повернуться, чтобы засечь лодочника и подать ему сигнал. Перехватываясь, он взялся рукой за пенопластовый буёк, и натянутый струной фал вдруг обмяк, стих шум воды.
В первые секунды он подумал, что питомза сдвинулась под напором течения, но оно вообще куда-то исчезло, тело, только что вытянутое почти горизонтально, приняло вертикальное положение. В руке издевательски торчал обломок пенопласта, а в голове мозаично мелькнули причинно-следственные связи происшествия, и тут же сменились предчувствием его непоправимости.
Шхуна переваливалась на волнах и неспешно отдалялась. Точнее, отдалялась не шхуна, – течение относило от неё Руслана. Оказываясь на гребне волны, он замечал снующую по акватории моторную лодку, взмахивал рукой, кричал лодочнику что есть мочи, но напрасно: громкости на два подветренных кабельтова не хватало. Он догадался, что заметить среди тёмно-серых волн его орущую голову сложно, и потому лёг на спину, выставив над водой длинные ласты, одновременно пытаясь вынуть из-за пазухи надувную сигнальную веху. Однако и этот манёвр не оправдался. Пока он возился с вехой, откуда ни возьмись налетел снежный заряд, очертания шхуны расплылись и вскоре совсем исчезли. Течение с каждой минутой ширило разрыв, и надежда быть обнаруженным таяла, как пригоршня снега на раскалённой плите.
Некоторое время он издавал громкие вопли. Но вскоре выдохся и затих. С необычной ясностью до него вдруг дошла трагичность положения. Из-за элементарного неловкого движения он влип в «форс-мажор».
Затаив дыхание, Руслан вслушался в окружающее пространство в надежде поймать звук лодочного мотора и вовремя подать голос, но слышал только всплески ближних волн. Он медленно повернулся вокруг своей оси, обозрел однообразно перекатывающийся океан, тающий в пелене снегопада, и подумал о том, что снегопад на Дальнем Востоке часто бывает предвестником сильного ветра, предвестником шторма.
Он боялся даже представить возможные для себя последствия, если шхуна вынуждена будет уйти в укрытие, и чтобы отогнать страхи, мысленно составил план окружающей акватории, выуживая из него путь к спасению. Однако схема вырисовалась совсем не радужная. Где-то в миле к северу располагался плоский остров Танфильева, чуть далее, но к востоку, – пустынный островок Анучина, и в несколько раз далее на юго-запад – японский остров Хоккайдо. К ужасу, компас показывал, что и течение, и ветер устремлялись на юго-восток – туда, где раскинулись безбрежные просторы Тихого океана, где на тысячи миль нет ни единого клочка суши.
Снегопад прекратился, но наползли сумерки и по-прежнему ничего различить не удавалось. А спустя ещё полчаса окончательно стемнело, стрелка компаса слилась со шкалой, и только направление волн давало какую-то ориентировку в пространстве. Руслан догадывался, что его исчезновение обнаружено, что его будут искать. Он знал, что шхуна будет идти курсом по течению, что на баке и на корме будут стоять смотрящие, так как сам дважды участвовал в таких же мероприятиях. Он очень надеялся, что вскоре заметит свет прожектора, который непременно приблизится и вырвет его из холода и мрака.
Прошло достаточно много времени. Далеко слева, а не с наветренной стороны, как он рассчитывал, мелькнуло пятнышко мутного света. Исчезая за гребнями волн, оно на минуту засветилось ярче, блеснуло, потом снова помутнело и исчезло. Подобно внезапному свету, сменяя друг друга, вспыхивали в мозгу соображения. «На свет маяка не похоже, значит, светился прожектор шхуны при смене курса. Но почему там? Получается, что меня отнесло, то есть течение, оторвавшись от берегов, разветвилось… и где же я теперь? Если свет был слева, а там, судя по дневному волнению, север, тогда я на юге. Это ж меня потащило туда, где искать никто не будет...»
- Полный шванц!.. – выругался вслух Руслан, не выдержав пугающих соображений. Впору было завыть от чувства безысходности. «Впереди жуткая ночь, бесконечная, как Космос, и… медленное остывание в холодной стихии». Это последнее соображение острой занозой врезалось в мозг, и он прорычал ещё несколько ругательств, не в силах справиться с эмоциями.
Чтобы не запаниковать, не свихнуться от отчаяния, он всё же заставил себя переключиться на другие мысли. «Если висеть в воде с температурой пять градусов неподвижно, то, несмотря на толстый неопреновый гидрокостюм и шерстяную одежду под ним, рано или поздно тело переохладится. Быстрее всего начнут мёрзнуть конечности. Нужно постоянно плыть».
«Но куда грести, если не видно берегов, и вообще ничего не видно? Можно ведь усугубить положение, если сильно удалиться от берега. За декабрьскую ночь можно нагрести ластами несколько дополнительных миль в открытый океан и тогда шанс сгинуть в нём возрастёт тысячекратно. К тому же при движениях из-за напряжения мышц слегка нарушается равномерность обжима шеи и воздух из гидрокостюма, подчиняясь известному закону Архимеда, понемногу стравливается. Чем меньше прослойка воздуха, тем плотнее обжато тело, тем холоднее».
К счастью, у Руслана оставалось в акваланге давление в двадцать атмосфер, и он при необходимости нажимал кнопку поддува…
Волнение как будто усилилось, с новой силой вспыхнуло опасение шторма, который пугал не столько тем, что рано или поздно утопит тело, а гораздо больше лишением надежды на спасение. Снова вспыхнуло чувство безысходности, замелькали удручающие предположения: «Не дотяну до утра, нахлебаюсь в темноте… унесёт к едрене фене… даже если шторм прибьёт к берегу, разобьёт о камни…»
Чувствуя свою зависимость от капризов погоды, Руслан всё больше и больше понимал, что переживания подрывают его душевные силы, и совсем неожиданно для себя вслух взмолился:
- Господи, помоги
И вдруг осознал, что эти слова очень своевременны, что они связывают его незримой нитью с той самой надеждой, потеря которой пугает больше всего. Как утопающий схватился он за эту соломину, начав мысленно упрашивать известных ему Богов не дать пропасть «ни за понюшку табака», «ни за фунт изюма». Прежде всего, он вспомнил повелителя морей Нептуна. Он обращался к Христу, к Иегове, к Аллаху… Эта неожиданная сторона взаимоотношений с Высшими силами будто бы начала исцелять его измождённую Душу, исчезло чувство затерянности в океане и даже показалось, что теперь непременно появятся огни спасительной шхуны.
Оторванность от людей часто рождает в человеке необходимость общения с невидимыми силами. У Руслана, терпящего бедствие, времени на раскачку не было, он невольно пришёл к такому общению почти сразу, поскольку сознательно понимал ничтожность шансов на спасение собственными усилиями, а подсознательно надеялся на чудо, которое находилось за пределами его возможностей. Чудо – это компетенция Богов.
Какое-то время он с воодушевлением искал контакта с Ними, мысленно обращаясь то в Небеса, то внутрь самого себя. Однако исподволь возникло ощущение разобщённости, разбросанности, будто находились эти Боги в разных концах Вселенной и, более того, не понимали его…
Огни в поле зрения не появились ни через час, ни через два, ни к концу ночи. Вместо них на небе светились тусклые звёзды. Вымотанный за ночь постоянным ожиданием шхуны, Руслан к концу ночи разочаровался в могуществе Богов и впервые смирился с предстоящей участью без вести пропавшего. Он перешёл точку психического напряжения, после которой «инстинкт цели» притупляется; от этого расслабился, впал в безразличие, более всего похожее на взгляд со стороны. Он будто смотрел на себя сверху, а видел кого-то другого. Он хотел помочь этому несчастному, барахтающемуся в океане, но не ощущал связи с ним, и это раздражало. Внезапно он поймал себя на мысли, что взгляд сверху уподобляет его тем самым Высшим силам, которым совсем недавно слал он свои мольбы и пожелания. А в следующий миг до него дошло, что несчастный пловец безмолвствует.
И будто током пронзила его догадка, что он действительно безмолвствовал, но не в буквальном смысле; он обращал свои просьбы инородцам, не понимающим его язык, то есть просил не тех, кого следовало. Он молился чужим Богам. Они не слушали слов вольнолюбивого русича. Они были далеки от участия к его судьбе, как он далёк от участия к судьбе медузы, болтающейся на поверхности моря. Он не нужен римскому Нептуну; Христос явился к погибшим овцам дома Израилева; его словам не внемлет ни иудейский рабовладелец Иегова, ни защитник мусульман Аллах... Эти Боги появились для поддержки других народов, и славянский мир Им только мешает своим древним происхождением и многообразием.
На какое-то время Руслан оторопело замер. «Почему я обращаюсь к чужим Богам? Помнится, когда-то Предки мои были Даждьбожьими внуками, внуками Солнца. От него мои корни тянутся в такие глубины Мироздания, о которых другие народы могут только мечтать». Это простое соображение подобно глотку освежающего снадобья вызвало из памяти вычитанное когда-то, что Даждьбог исходит из Сварога – распорядителя Небес, и Лады – богородицы славянских Богов. Они, в свою очередь, мужская и женская ипостаси Всевышнего Рода, прародителя всего и вся. Перед Русланом открылась стройная и завораживающая картина. «Всё, что есть на Земле и в Небесах – существует при Роде. Природа! Все славянские Боги – суть природы Вселенной. Предки ведали о том и потому жили в тесной связи с Ними, потому что себя считали неотделимыми от Природы. И я должен обрести такую связь, ведь я их потомок. Зачем мне, терпящему бедствие в океане, чужие Боги? Не зря, значит, в древности говорили: «Выбирая Богов, мы выбираем свою судьбу»...
Уважаемые читатели, продолжение следует. Если вам понравилось, подписывайтесь на «Таёжные экспедиции».
Читайте также на похожую тему Бурлаки в океане