⎯ Ты окончила Строгановку, ИПСИ и школу искусств в Гётеборге? Где тебе было наиболее свободно с точки зрения творческого поиска?
⎯ Творческая воля – существует автономно. И осознать ее можно в любой из этих институций. Просто у каждой из них своя специфика. Так сложилось, что мои родители дружили с художниками, которые вторглись в процесс воспитания, и это в итоге отразилось на том, как я выстраиваю свои отношения с рабочим процессом, процессом обучения.
⎯ Как у тебя проходит процесс от идеи, возникающей в голове, до реализации этой идеи?
⎯ Я думаю руками. Плавного пути от идеи до реализации сложно добиться. Когда ты создаешь свои работы, реальность всегда вносит свои коррективы.
⎯ Что ты чувствуешь, когда что-то не выходит, когда в ходе работы над задумкой что-то меняется? Какие эмоции вызывает у тебя процесс достраивания идеи с помощью художественных приемов или с помощью каких-то ситуативных моментов, отражается ли это в работах?
⎯ Да, думаю, что отражается, потому что часто у меня проявляется упрямство. Оно канализируется в разные жесты. Иногда я упираюсь и пытаюсь добиться того эффекта, который, как мне кажется, необходим. Но роль случая в моих работах очень велика. Сейчас я стараюсь этому меньше препятствовать и вообще желаю расслабиться по этому поводу.
⎯ Это такой перенос собственного опыта?
⎯ Я думаю, что это итог моей работы, поскольку я часто работаю с материей, и понимаю её как нечто большее, чем просто материал. У материи есть свои поведенческие черты. И мы как бы учимся вместе взаимодействовать.
⎯ Твои работы показывались на Венецианской биеннале, dOCUMENTA(13), в экспозиции Castello di Rivoli. Начинаешь ли ты в какой-то момент воспринимать сотрудничество с такими значимыми институциями как должное? Или ты до сих пор волнуешься?
⎯ Это всегда волнение и понимание ответственности за свою работу. Для меня не бывает проходных проектов.
⎯ Ты перфекционист?
⎯ Боюсь, да. Но как раз материя учит меня справляться с этим. Она очень часто показывает себя неожиданным образом.
⎯ В какой-то момент ты создала глоссарий с терминологией, где ты для самой себя выстроила определенные метки, в системе координат которых ты существуешь, описывая мир вокруг себя. Существует ли этот глоссарий до сих пор? Не приведет ли работа над ним к созданию собственной философской системы?
⎯ Глоссарий рождается из медленной работы в мастерской, через мышление руками, а философская система имеет несколько другой уровень ответственности. Художник – это тот, кто может ходить на голове, экспериментировать. Глоссарий существует и сегодня, я до сих пор над ним работаю, но он постепенно начинает разгерметизироваться. В прошлом году я преподавала в Школе Родченко и часть своего курса – это был краткий интенсив – построила на основе глоссария. Мой опыт работы со студентами позволяет считать его вещью пополняемой. Многие ссылки из этого глоссария имеют отношение, например, к естественным наукам. Это та же самая геология, физика, химия или... натурфилософия.
⎯ С какими предметами, материалами ты хотела бы поработать?
⎯ Находясь в мастерской, я не выбираю какой-то химический элемент, вещество или материю за ее номинальные, формальные качества. Часто лучшие вещи получаются из, условно говоря, грязной работы. Пример – мой проект с металлическими отпечатками, который мне подсказала моя забывчивость. Это была формула создания серебряных амальгам в XVIII веке. Я давно ее знала, но забыла, как с ней работать. И то, что у меня получилось, показало, что это новая субстанция, которую я получаю, дико чувствительна. Она открыта к силам, которые не всегда можно артикулировать. Это не только гравитация, это не только температура раствора, не только свет, но это и сила присутствия смысловой, семантической формы. Эта материя способна откликаться на событие перед тем как застыть на стекле.
⎯ Когда ты работаешь с формулами, допустим, XVIII века и исследуешь теории, которые создавались 200-300 лет назад, ты выступаешь как исследователь, как алхимик, физик, ученый или как художница?
⎯ Как художница. Мой отец – физик, потому я, конечно, испытала влияние физики. Из разговоров с отцом у меня родилось много любопытных выводов. Меня часто очаровывают разные теории. Например, недавно я думала о таком понятии, как энграммирование, которое было в ходу в XIX веке. Эта теория предполагала, что мы энграммируемся визуальными и семантическими образами по наследственному признаку. И, по сути, мы можем нести в себе отпечатки образов, пережитых другими людьми. Позже генетика разгромила эту красивую догадку.
⎯ Расскажи, пожалуйста, о выставке в галерее Osnova.
⎯ Она о том, как переживания одного событийного источника, возникшие у двух людей, пусть даже в разных по своей истории образах, способны соединять людей или наоборот – рассекать связи. В данном случае речь идет как раз о соединении, о взаимном узнавании себя в другом. Две центральные фигуры выставки – это «Объект над соседским домом» (2018) и мой детский рисунок 1988 года – вид дома с зависшей над ним фигурой. Переживание одного источника, развернувшегося в два образных явления, утвердило переход в человеческих отношениях, создав контакт на новом уровне, таинственный и интересный процесс, который мне кажется одним из центральных в работе многих художников. Я иногда говорю, что художник создает, по сути, эмпатические машины, работающие, прежде всего, со зрителем. Хорошая работа захватывает тебя своим образом и дальше либо происходит изменение, либо нет, но так или иначе я убеждена в том, что объекты искусства – это эмпатические аппараты.
Подписывайтесь на наши соцсети, чтобы не пропустить ни одного материала!
Telegram
Вконтакте