Всё ново, всё удивляет. Даже звуки сигнализации за окном. Такого в Горно-Алтайске я еще не слышал. Мы с Амаду сидим в комнате его друга. Пьем вино. Друг рассказывает какие-то новости про неизвестных мне людей. Друг говорит: «Нет, я никогда не вернусь домой. Лежать дома на диване у телевизора и смотреть на весь этот бардак, не по мне. Лучше уж самому варится в аду». О чём это они? Неужели о Москве? Друг Амаду показывает в окно, с третьего этажа общаги видна строительная площадка, огороженная высоким забором, длинные железные вагончики. «Знаете, что там? – спрашивает хозяин комнаты нас. Ну, конечно, мы не знаем. – Бордель».
Да ну? Я не верю. Я никогда не видел борделя. Мне кажется это что-то вроде Деда Мороза, который не существует, а всё, что этим называют, на самом деле притворство. Мы наблюдаем в окно. Ночь, свет фонарей и окон. К строительной площадке подъезжают машины. Из машин выходят девушки в коротких платьях, они, чуть согнув колени, бегут на высоких каблуках по деревянным доскам в вагончики. Мужики в костюмах проскальзывают туда же, снаружи шатаются подозрительные лица в кожаных куртках. Хочется разглядеть лица девушке, но сверху это невозможно. Хочется послушать разговоры, но Москва шумит днём и ночью и ничего не слышно. Нам наскучивает однообразное перемещение девушек и мужчин. Ничего нового. Мы идем допивать вино и идем спать.
Новый день. Знакомый вахтер выпускает нас из общаги. Мы с Амаду расходимся в разные стороны. Он идет подавать копии наших документов в ГИТИС, а я поеду в Химки в кулёк (институт культуры) и во ВГИК. Раньше, можно было поступать в несколько вузов одновременно, надо только было подать копии документов во все.
Главная моя надежда – схема метро в кармане. На отдельном листочке план автобусного движения от Речного вокзала до Химок. Главные опасности: заблудиться, мошенники и милиционеры. Я накачан страшными историями про пропавших людей, про людей у которых отбирали документы, про людей у которых украли всё.
Вхожу в метро. Меня охватывает паника. Что я здесь делаю за три с половиной тысячи километров от дома? Я хочу вернуться в общежитие, собрать свою сумку и уехать обратно на Алтай. Но тут я понимаю, что забыл, какими переулками мы с Амаду шли к метро. Амаду рядом нет, я не могу вернуться обратно. Мобильного у меня тоже нет, год-то на дворе 98-ой! У меня только один путь – вперед. Тем более, что уже двое милиционеров обратили внимание на моё несмелое потаптывание у входа в метро. Всё надо делать так, как будто я делал это тысячу раз, каждый день. Я такой же, как все, я двигаюсь той же скоростью, на моем лице та же скучающая маска, погруженного в себя человека столицы. Да еще и длинные волосы мне в помощь. Я незаметен, я практически невидим. И проходя мимо милиционера не надо смотреть ему в глаза. Что я ментов не видел? Я быстро учусь, быстро схватываю, я знаю, где в вагоне можно встать, где прислониться, когда прислоняться запрещено, как удержаться на ногах ни за что не держась, как вести себя в плотном потоке, как не обращать внимание на запахи, как обходить стороной сумасшедших и ни во что не вмешиваться. Это трудно. Мальчик в вагоне метро просит милостыню. Никто не подает. Я должен вести себя как все. Вдруг какой-то человек громким голосом предлагает прекрасные шариковые ручки, овощечистку и носки, не дающие ногам потеть. Никто не покупает, никто не обращает внимания. Что ж, и я как все.
Выхожу на Речном вокзале. Уф, у меня получилось, я доехал. Единственная ошибка, никто не сказал мне, что у станций бывает несколько выходов. Ничего страшного, вернусь к автобусам пешком. Теперь нужно найти нужный номер. На газоне лежит мужчина. Похоже без сознания. Подхожу, спрашиваю, нужна ли помощь. Вроде пульс есть. Никто не обращает на лежащего внимания. Все идут мимо. Если и обращают внимание, то, скорее, на меня. Я говорю, конкретно ни к кому не обращаясь: «Помогите, мужчине плохо!» На меня действительно смотрят как на чудика. Все проходят мимо. Я готов заплакать от отчаянья. Мне нужно ехать дальше, а тут такое. И, подошедшим милиционерам, я рад, как родным. «Вот, - говорю, - человек лежит, не знаю, что делать». Вместо того, чтобы проверить жив ли лежащий, проверяют мои документы. Регистрации, естественно, нет, зато есть билет на самолет Барнаул-Москва. Милиционеры лениво-любопытны. Им все интересно знать: куда я еду, почему я остановился у незнакомого лежащего человека. Настроение у них, видимо, хорошее, они меня отпустили. Лениво попинали лежащего и стали кого-то вызывать по рации. Последнее я увидел уже из окна автобуса.
Сдаю документы, узнаю расписание экзаменов. Вокруг ребята с гитарами, танцевальными и сценическими костюмами, парочка в пирсинге с ног до головы. Очень страшно и очень хочется потрогать все колечки, торчащие из тела девушки. Особенно меня поражают проколотые брови, цепочки, идущие от бровей к носу и ушам. Но больше всего меня удивляет поведение абитуриентов. Почти все они ведут себя так, как будто они не поступают в институт культуры, а уже закончили его. Громко разговаривают, громко смеются, показано ссорятся. Такое ощущение, что здесь, в коридоре, они не живут, а показывают спектакль «Моя классная жизнь». А может, это их естественное состояние? А может, так и должен вести себя будущий студент института культуры?
И тут я замечаю девушку, высокую, красивую. Она такая стройная, у неё такие правильные черты лица, живой взгляд, прямые длинные волосы. Нет, красивых девушек вокруг много, но эта смотрит прямо на меня. Может, на кого-то за моей спиной, оглядываюсь я, нет, она смотрит на меня. По-моему, это первый человек в Москве, который меня заметил (ну, не считая стражей порядка). «Привет! – говорит, а какая у неё улыбка! – Можешь мне помочь». Я? Кто бы помог мне. «Конечно, могу». «Не знаю, что показывать на экзамене по актерскому мастерству». «А что у тебя есть?» - спрашиваю, имея в виду басню, стихотворение, песню, монолог. У меня, например, лежит в кармане страница из «Мёртвых душ». Единственный раз в жизни я позволил себе вырвать страницу из книги, из своей книги, я свозил листочек в Москву, и привез его обратно, вклеил. «Ничего», - говорит девушка. Дальше надо было бы спросить: «А зачем ты сюда пришла? На что ты надеешься?» Но я не спросил. Меня просили помочь, а не читать мораль. «У меня, - говорю, - есть несколько стихотворений, выучишь к экзамену?» «Попробую», - говорит. Просим в приемной комиссии листочек, пишу на нём стихотворение, тогда я помнил его наизусть, а сейчас забыл не только текст, даже автора. Для себя я оставил Высокого. Конечно, не мой характер, не мой типаж, но зато я помню половину его песен крепко-накрепко. В далеком детстве меня оставляли одного дома и включали магнитофон с его записями. Я слушал их бесконечно, по сто раз за день. Я, наверное, и умру с одной из строчек Высоцкого в затухающем сознании.
Девушка счастлива: «Спасибо тебе, ты настоящий волшебник!» Мне даже неловко. У меня закрадывается подозрение: а не сумасшедшая ли она? Как же быстро нормальное поведение, я стал принимать за поведение психа. «Меня зовут Наташа, давай держаться вместе? Так страшно, когда вокруг все чужие». «Давай», - говорю. Мы вместе идем к автобусу, мы вместе возвращаемся в Москву. Я узнаю, что Наташа модель из Воронежа. У неё есть маленькая дочь. Отец дочери какой-то крутой бизнесмен, и еще наркоман, и так получилось, что теперь он под следствием, а модельный бизнес накрылся. Надо приобретать какую-то профессию. А что может делать модель? Выступать на сцене. Вот и решила идти в институт культуры. Интересная логика. Оставила дочку с мамой и поехала в Москву.
Я понимаю, что Наташа не поступит. Я слышал, как она читала стихотворение, которое написал ей на листочке. Но я не могу ей сказать, что у неё нет шансов.
«Я, наверное, не поступлю, - говорит Наташа, - но я всё равно хочу попробовать, это опыт, не в этом году, так в следующем, всё равно надо что-то делать». И тут она откидывает прядь волос, и я вижу Наташино ухо. Вот почему у неё длинные волосы, и они всё время распущены. Ушки Наташи торчат в разные стороны. Это не портит её нисколько. Но, конечно, это не вписывается в стандарт модельной красоты. И она явно этого стесняется, но это так… как сейчас бы сказали, мило. Короче, удивительная девушка.
Мы договариваемся встретиться на следующий день. Сходить куда-нибудь, подготовиться к экзаменам.
Еду во ВГИК. Ботанический сад. Ох, вот тут мне нравится. Тут просторно, тут можно дышать. Вороны-москвички, они именно тут важно ходят вдоль бордюров, по Яузе плавают утки. Гостиница «Байкал» (Привет, Сибирь!). Иеговисты в строгих костюмах: «Бог имеет большие планы насчет тебя!» А у меня, наоборот, такое чувству, что я нарушаю божественные планы, я меняю судьбу, которую он мне наметил, я плыву против течения. Я чувствую, как Москва выталкивает меня из себя, а я сопротивляюсь. Ну вот, поступлю я, а может, я ошибаюсь, может, никакого таланта у меня и нет? И тогда я займу чьё-то место. Я сломаю две судьбы.
К концу дня я уже езжу в метро так, как будто год живу в Москве. Милиция скользит по мне взглядом и цепляется за других. Я скользкий тип. В общежитие меня опять не пускают, незнакомый вахтер. Жду Амаду в скверике неподалеку. Господи, какой хороший человек придумал скверики в Москве. Если бы не они, я бы просто упал на газон. Я устал так, как не уставал на трехчасовой репетиции, когда занимался танцами. Наконец, когда я в пятнадцатый раз подхожу к вахте общежития, мне сообщают, что Амаду проходил. Вызываю его.
Амаду спускается ко мне сытый и довольный, в каком-то женском халате. Где он его взял? Оказалось, приехала девушка, с которой у Амаду были близкие отношения. Наташа. Да уж, сегодня день Наташ. Амаду ведет переговоры с вахтером. Вахтер не хочет меня пускать. Вот насчёт Амаду был звонок из Щепки, а насчёт меня ничего не было сказано. Амаду говорит громко: «Ладно, пойдем, провожу тебя». «Куда?» - хочу я спросить. Амаду подмигивает мне и выходит со мной на улицу. Амаду говорит: «Я договорился, сегодня переночуешь в борделе». Чтооо? Амаду прокалывается, смеётся: «Я пошутил. Ну у тебя и лицо было!» План Амаду прост: «Я отвлеку вахтера, а ты на четвереньках прокрадешься внутрь». Всё проходит идеально, на четвереньках я вползаю в общежитие. Мы идем по коридору. «Знаешь новость?» - спрашивает Амаду, и, не дожидаясь ответа, сообщает, что его друга, с которым вчера вечером мы пили вино, задержала милиция. Я предполагаю, что друг Амаду задержан несправедливо за нарушение правил регистрации и всё такое. Но Амаду качает головой: нет. Оказалось, друг Амаду, актер, выпускник щепки, на одной из станций метро, на глазах у людей, вырвал у незнакомой женщины сумочку из рук и убежал. Но его задержали. «Зачем? Зачем он это сделал? Я не понимаю? У него же всё было в порядке, его же уже брали в театр, у него было место, где жить? Он же был такой адекватный, вменяемый, положительный!» - говорю я. Амаду останавливается, задумывается: «А хрен его знает, что ему не хватало?! Бывает у людей тут крышу сносит. Просто так. Ты будь осторожен, следи за собой… Ладно, пойдем, познакомлю тебя с Наташей».
Сергей Решетнев ©