Народ, прошедший большую политическую школу революции 30-х годов, добившийся демократической конституции, создавший многочисленные прогрессивные организации и политические партии, не мог смириться с возвращением к худшим кровавым периодам своей истории, с унижением и безудержной эксплуатацией. Борьба с диктатурой была очень трудна, требовала от народа множества жертв. Но эта борьба не прекращалась с 10 марта 1952 г.
Уже говорилось о неудавшейся попытке студентов организовать сопротивление захвату власти заговорщиками Батисты, о стихийных рабочих забастовках, о протесте Народно-социалистической партии — в условиях, когда еще далеко не все могли предвидеть, во что выльется государственный переворот, и немалое число людей видело в нем «очистительное» начало. 4 апреля, в день опубликования «Конституционного закона», против него выступили виднейшие политические деятели и юристы — сторонники конституции 1940 г., считавшие, что с введением этого закона «оказались уничтоженными элементарные правовые гарантии»[33]. Рамон Сайдин. Карлос Маркес Стерлинг и еще более 20 политических деятелей, членов конгресса и юристов апеллировали к Трибуналу конституционных и социальных гарантий, добиваясь от него признания действий Батисты антиконституционными. Они шли дальше. В поданном ими документе говорилось: «Военный переворот 10 марта 1952г., а также правительство де факто, им установленное и поддерживаемое, не имеют юридической основы... Акты, предшествующие перевороту и достигшие кульминации во время военного переворота 10 марта 1952 г., по своей сущности незаконны и носят преступный характер. Подобные акты предусмотрены существующими кодексами социальной защиты и военных преступлений, а потому делают наказуемыми всех и каждого — виновных в совершении указанных преступлений, а также их соучастников»[34].
Под давлением диктатора Трибунал конституционных гарантий отклонил апелляцию.
Среди аутентиков и ортодоксов нашлись люди, которые постарались пристроиться к режиму диктатуры, но в основном Кубинская революционная партия и Кубинская народная партия выступили против него под лозунгом восстановления конституции 1940г. При этом в обеих партиях произошло похожее деление: на сторонников борьбы за проведение «честных свободных выборов» и сторонников немедленной организации саботажа, террористических актов и восстаний. При сходности деления в нем было и различие. Сторонниками немедленных действий у аутентиков являлись главным образом старые политики, недавно отстраненные от власти и желавшие вернуть ее себе. Возглавлял этих людей живший за границей Прио Сокаррас. У ортодоксов сторонниками немедленных действий оказались молодые люди, желавшие не восстановления режима, существовавшего до 10 марта 1952г., а создания в республике прогрессивного демократического строя, каким он им мыслился по словам Чибаса. Организовать борьбу за проведение «свободных» выборов стремились: часть аутентиков во главе с Грау Сан Мартином и умеренные ортодоксы — главным образом из старых политиков — во главе с Карлосом Маркесом Стерлингом. Они хотели восстановить положение, при котором у них появились бы шансы на получение власти «конституционным путем». 2 июня 1952 г. в Монреале (Канада) оппозиционеры договорились об объединенных действиях. Старые политики старались избежать активного участия народа в борьбе против Батисты, искали себе поддержку у правительства Соединенных Штатов, что обязывало соглашаться с привилегированным положением американского капитала на Кубе, с антикоммунистическими акциями американских империалистов, антипатии которых к коммунизму они, как правило, разделяли.
Народно-социалистическая партия, действовавшая полулегально, выступила с программой «Демократическое разрешение кубинского кризиса». В программе говорилось, что «изменения, которые необходимо было провести, не только касаются политической и административной сферы, но и носят главным образом социально-экономический характер; что борьба против батистского режима неотделима от борьбы за ликвидацию полуколониального положения Кубы и обусловливавшего его империалистического гнета»[35]. Речь шла о создании после свержения диктатора народного представительного правительства, способного провести давно необходимые для страны преобразования и прежде всего аграрную реформу, добиться освобождения страны от иностранного господства, ввести демократические порядки и вызволить народ из нищеты. Выдвигая эту программу, коммунисты «не ослабляли борьбу за удовлетворение самых непосредственных насущных требований трудящихся и достижение единства всех народных сил и всех прогрессивных элементов, противостоящих тирании»[36].
Народно-социалистическая партия прилагала все усилия, чтобы поддерживать связи с рабочими массами, помешать установлению полного господства мухализма в профсоюзах. При участии коммунистов рабочее движение, замершее после 10 марта 1952г., к июню того же года активизировалось. В июне в стране началась стачка текстильщиков, а в последующие месяцы бастовали пекари, портовые рабочие, рабочие сахарной промышленности и другие, протестуя против снижения заработной платы и нарушения трудовых соглашений. В январе 1953г. борьба продолжалась. «6-го не работали пять маршрутов «Омнибус алиадос». Провели забастовку рабочие консервной фабрики «Индустриас руралес», протестуя против отказа хозяев выплачивать жалование, предусмотренное законом. 11-го объявили стачку артисты шоу (ревю). 17-го объявили стачку рабочие прачечных и красильных, выступая против сокращения 15 товарищей из прачечной «Аркон». В тот же день руководители гаванского профсоюза аптекарей в связи с невыполнением закона о 40-часовой рабочей неделе объявили о прекращении работы в этой отрасли торговли. 23-го состоялась забастовка на фабрике «Харсиас» (Матансас) в знак протеста против тяжелого положения рабочих на плантациях хенекена: из-за массовых увольнений и сокращения заработка у остающихся еще на работе»[37]. Стачечное движение продолжалось и в остальные месяцы 1953г., но оно было разрозненным и, как правило, не приносило успеха, подавляемое властями, подрываемое мухалистами. Последние на словах иногда поддерживали требования рабочих, но препятствовали различными способами развитию борьбы за осуществление этих требований и во всех случаях стремились лишить рабочее движение всякого политического содержания. Хозяева предприятий, пользуясь поддержкой властей, бездеятельностью профсоюзов и режимом террора, за первые годы диктатуры лишили трудящихся значительной части добытых ими ранее прав.
Утратили многие из своих прав и студенты. Они не сумели отстоять автономию университетов, существование значительной части своих организаций. Крестьяне были задавлены террором властей и произволом помещиков.
К 1953г. Батисте удалось закрепить свою власть, которая опиралась внутри страны на очень узкую социальную базу. Ее составляли латифундисты и крупные капиталисты, связанные с американскими трестами, подкупленные офицерство, полиция и чиновничество. На сторону Батисты перешли лидеры КТК, часть либеральной и демократической (преемница консервативной) партии, став союзниками батистовской партии ОПД, завершив тем свой реакционный путь поддержкой кровавой диктатуры. Так же как и Мачадо, Батиста очень быстро утратил последние черты политического деятеля, превратившись в прямого слугу американских хозяев и тирана, утверждавшего свою власть только насилием.
Усиливавшееся с каждым месяцем народное недовольство этой властью еще не стало силой, способной объединить различные политические и социальные группы в многослойный, но достаточно мощный таран, способный, как это случилось в августе 1933 г., сначала расшатать, а потом разбить диктаторский режим. Попытки вести с ним борьбу средствами террора, как это практиковалось в 30-е годы, не приносили успеха. Взрывы бомб служили, правда, напоминанием о том, что есть люди, готовые в борьбе с несправедливостью идти на смертельный риск. Но последующие массовые репрессии были слишком дорогой ценой за мужество, которое таким образом становилось почти равносильно провокации. После каждого взрыва ищейки Батисты рыскали по всем углам и немалое число тайных групп заговорщиков попадало в руки палачей.
В момент, когда значительная часть аутентиков и ортодоксов пыталась организовать обреченную на неудачу борьбу за «честные выборы»; когда стихийное рабочее и студенческое движение еще не имело в себе сил действенно противостоять диктатуре; когда Народно-социалистическая партия в неимоверно трудных условиях еще только начинала свою деятельность по мобилизации и организации рабочих масс на борьбу против диктатуры; когда взрывы бомб террористов звучали стоном отчаяния, а не угрожающим сигналом, группа молодежи, в основном ортодоксы, возглавляемая молодым талантливым адвокатом Фиделем Кастро Рус, решила начать против диктатуры вооруженную борьбу.
Фидель Кастро. Подготовка восстания
Фидель Кастро Рус родился 13 августа 1926 г. близ Сантьяго (провинция Ориенте) в плантатора[38]. Учился в католической школе, а потом в иезуитском колледже Белен (Гавана). В 1945 г. он поступил в Гаванский университет на факультет права. Смелый, сильный, хороший друг Фидель пользовался любовью своих товарищей-студентов. Педагоги видели в нем талантливого юриста. Он рано встал на путь революционной борьбы. В 1947 г. Фидель принимает участие в подготовке военной экспедиции, которая должна была высадиться в Доминиканской республике и начать борьбу против диктатора Трухильо. Участников экспедиции, готовых к отплытию, окружает полиция. Фидель, не пожелавший сдаться, бросается в воду и избегает ареста, переплыв широкую бухту. В апреле 1948 г. Фидель в Боготе. Он в рядах демонстрантов, протестовавших против империалистической политики США.
В стенах университета, хранившего славные революционные традиции, Фидель Кастро принимает активное участие в студенческом движении. Вначале он — председатель корпорации студентов-юристов, потом вице-председатель студенческой федерации университета и, наконец, председатель этой федерации. Отдавая много сил и энергии общественной деятельности, Фидель в то же самое время прекрасно учится, много читает, с увлечением изучает труды Хосе Марти и других видных деятелей Освободительного движения на Кубе, знакомится с идеями научного социализма. Политические симпатии Фиделя на стороне Чибаса. Он становится его последователем и членом партии ортодоксов. Фидель — активный участник «Движения молодежи столетия», движения, которое возникло в связи со столетием рождения Марти, и было направлено в защиту идей Апостола, против диктатуры.
В 1950 г., окончив университет и приступив к юридической практике, Фидель все свои знания отдает защите народных прав, борьбе против всех проявлений несправедливости. Молодой адвокат становится известным и завоевывает большую симпатию простых людей. Партия ортодоксов выдвигает его кандидатом в члены палаты представителей конгресса на выборах 1952 г. Но 10 марта этого года произошел государственный переворот. Фидель был первым, кто обратился в гаванский Трибунал конституционных гарантий, обличая незаконность действий заговорщиков, их антинародные цели. В своей апелляции он настаивал, ссылаясь на существовавшие юридические нормы, чтобы главные участники заговора во главе с Батистой были сурово наказаны.
Безрезультатность апелляции к закону, неверие в действенность тактики, принятой руководителями ортодоксов в Монреале, а также тактики индивидуального террора, привели Фиделя к мысли о необходимости вооруженной борьбы против диктатуры.
Организация такой борьбы в условиях полицейской слежки и террора была чрезвычайно трудна. В апреле 1953 г. полиция выследила, арестовала и подвергла жестоким пыткам Рафаэля Гарсиа Барсену и Эву Хименес, замышлявших организовать нападение на военный лагерь «Колумбия». Полная конспирация была первым условием организации вооруженной борьбы. В целях той же конспирации было необходимо возможно дольше ограничивать число людей — участников выступления. К этому обязывали и трудности, связанные с их вооружением. Оружие нужно было искать, идя на смертельный риск, на его приобретение требовались большие деньги[39].
Учитывая эти обстоятельства, Фидель решил создать сравнительно небольшой боевой отряд, способный совершить нападение на одну из казарм. Успех такого нападения, по замыслу Фиделя, решил бы важные задачи. Этот успех помог бы разбить оцепенение и страх, внушаемые Народу регулярной армией, которая на протяжении десятилетий жестоко подавляла все революционные выступления, доказал бы возможность действенной борьбы с этой армией. Успех нападения дал бы в руки восставших запасы оружия. В условиях ненависти к режиму тирании, он послужил бы сигналом ко всеобщему восстанию, а добытое в бою оружие — вооружению первых примкнувших к нему людей. Насколько такой план был многообещающим, настолько же он был и опасен. Восставшим предстояло встретиться с хорошо вооруженными и обученными солдатами в охраняемых казармах. Но опасность не пугала Фиделя. Он готов был идти на смерть ради того, чтобы разбудить народ к борьбе против диктаторского режима. Он нашел достойных соратников — самоотверженных молодых революционеров, людей «очень скромного достатка: студентов, чиновников, рабочих и специалистов средней квалификации...»[40]
Из многих юношей, желавших принять участие в вооруженной борьбе[41], Фидель отобрал около 150 человек. Среди заговорщиков были две женщины: Мельба Эрнандес и Айдее Сантамария. Штаб отряда составляли: Абель Сантамария (брат Айдее) — главный помощник Фиделя, Хосе Луис Тасенде, Ренато Гитарт, Антонио Лопес Фернандес, Педро Мирет и Хесус Монтане. Оружие покупали у частных лиц, подделывали разрешения на его покупку в магазинах. В конце концов удалось собрать необходимый минимум, состоявший из винтовок и револьверов всевозможных систем, вплоть до малокалиберных, и одного ручного пулемета «браунинг». Обучались стрельбе в университетском тире и в укромных местах за городом.
В сентябре 1952 г. было принято предварительное решение о восстании. Объектом нападения Фидель избрал казармы «Монкада», расположенные в Сантьяго де Куба — столице провинции Ориенте. Они были расположены более компактно, чем подобные столичные казармы «Колумбия». Меньше был гарнизон «Монкады». Это давало больше шансов на успех нападения небольшого отряда. И в то же время, как говорил Фидель, «Монкада», «вторая по величине и важности военная крепость республики; а так как у нас было мало боеприпасов, то мы предполагали взять «Монкаду» без единого выстрела; я предупредил товарищей, что кровь должна пролиться только в случае крайней необходимости. План состоял в том, чтобы проникнуть в лагерь неожиданно и занять его; военная психология такова, что солдат реагирует только на приказ или выстрел, а в остальных случаях пассивен и неспособен к нападению. Поэтому мы хотели избежать выстрелов. Кроме того, в Ориенте началась война за независимость, это провинция — наиболее способная к восстанию. Мы хотели повторить вторжение с востока острова на запад...»[42]. С той же целью было решено выступить одновременно в Байамо, — где раздался первый призыв к борьбе за независимость в 1868 г. После взятия «Монкада» предполагалось, раздав захваченное оружие народу, занять главные пункты города, перерезать железнодорожные пути, ведущие в Ориенте, изолировав эту провинцию и сделав ее базой последующего большого наступления на запад.
Центральным местом сбора отряда, готовившегося к нападению, стала небольшая усадьба «Сибоней», расположенная недалеко от Сантьяго, снятая якобы для разведения птиц. Было время красочного и шумного июльского сантьягского карнавала, что помогало заговорщикам производить разведку (она была возложена на Ренато Гитарта), сосредотачиваться и свозить оружие, не вызывая подозрений. Ночью 25 июля 1953 г. Фидель отдал приказ о выступлении в 5 часов 15 минут следующего дня и поставил конкретные боевые задачи (одновременно с нападением на казармы «Монкада» группа повстанцев должна была атаковать казарму в г. Байамо). После этого он сказал, обращаясь к своим соратникам: «Товарищи, через несколько часов мы можем победить или быть побежденными. Но знайте, наше движение все равно восторжествует. Если мы завтра победим, скоро осуществится то, о чем мечтал Марти, если окажемся побежденными, наши действия послужат примером для народа Кубы, и из этого народа выйдут новые люди, готовые поднять знамя и идти вперед, готовые умереть за Родину. Народ поддержит нас в Ориенте и на всем острове. Молодежь столетия Апостола, как в 1868 и в 1895 г., здесь в Ориенте мы первые призовем: «Свобода или смерть!».
«Вы знаете план восстания,— продолжал Фидель,— его выполнение связано с несомненной опасностью и тот, кто выступит отсюда этой ночью, должен сделать это совершенно добровольно. Еще есть время подумать. Некоторые все равно должны остаться из-за нехватки оружия. Те, кто решили идти, сделайте шаг вперед»;[43].
Все, ранее решившие участвовать в штурме «Монкада», сделали шаг вперед[44]. Была отдана команда садиться в автомобили. Перед тем, как двинуться в путь, Фидель напомнил: «Убивать только в случае необходимости. Задача состоит в том, чтобы захватить посты неожиданно». Из «Сибонея» вышло 26 автомобилей.
На рассвете 26 июля 1953 г., когда Сантьяго был полностью поглощен забавами карнавала, стараясь забыть гнетущую тяжесть тирании Батисты, раздались выстрелы, которые нельзя было спутать с треском хлопушек и фейерверков. Отряд Фиделя Кастро штурмовал казармы «Монкада».
Бой начался в 5 часов 15 минут, когда автомобиль Фиделя, направляясь к месту атаки, неожиданно столкнулся с военным патрулем внешней охраны казарм. Атаку начали два других отряда. Они захватили Гражданский госпиталь и Дворец правосудия, прилегавшие к казармам[45]. Несмотря на то, что момент внезапности был упущен, несмотря на то, что отряд в 50 человек заблудился в незнакомом городе, восставшим удалось проникнуть в одно из зданий казарм («Пост № 3») и принудить к сдаче находившихся там солдат. Но смелый штурм был остановлен бешеным огнем поднятых по тревоге и перепуганных солдат: заговорили два десятка пулеметов, сотни автоматов и винтовок. Повстанцы сражались героически. Но их силы и боеприпасы постепенно иссякли, 10 человек было убито, многие тяжело ранены. Фидель отдал приказ об отступлении. Отходили небольшими группами по 8-10 человек. Шестеро прикрывали отход. После двух с лишним часов неравного боя (150 против 2 тысяч) стрельба прекратилась.
18 человек во главе с Фиделем сумели достигнуть высоты Гран- Пиедро в горах, прилегающих к Сантьяго. Их окружили правительственные войска. Голод и жажда вынудили повстанцев предпринять попытку выйти из окружения, разбившись на группы по два-три человека. Некоторым это удалось, но большинство было захвачено солдатами. 1 августа на рассвете были взяты в плен Фидель и два его товарища, когда изнеможенные, они спали, спрятавшись от преследователей. От немедленной жестокой расправы их спас лейтенант Сарриа, знавший Фиделя по университету [46].
Неудачной оказалась начатая также 26 июля в 5 часов 15 минут атака повстанцев на казарму в Байамо. Атакующие, потеряв 11 из 27 человек, рассеялись по окрестностям города. Большинство из них было позже схвачено и убито.
В то время как Фидель и его товарищи, отступившие в горы, еще сражались, на территории казарм «Монкада» началась расправа над сдавшимися и захваченными в плен повстанцами. Солдаты и офицеры зверски пытали и убивали пленных. Полковник Рио Чавиано, командир гарнизона Сантьяго получил личный приказ Батисты за каждого убитого солдата (они потеряли 17 человек) убить 10 повстанцев — пусть сдавшихся, раненых и прекративших сопротивление[47]. Этот приказ выполнялся с хладнокровной жестокостью в течение 26-29 июля. Только пяти раненым удалось избежать смерти благодаря мужеству военных врачей Посады и Томайо Сильвейры, которые не позволили озверевшей солдатне стащить их с госпитальных коек. Остальные раненые были убиты, как и другие пленные. В поисках новых жертв убийцы рыскали повсюду, преследуя тех, кому удалось бежать. Резня приняла такой ужасный и отвратительный характер, что в дело вмешался архиепископ, пытаясь прекратить избиение. Всего было убито 70 раненых и сдавшихся повстанцев. Председатель апелляционного суда Мануэль Уррутия нашел в себе мужество подтвердить акт медицинской экспертизы, говоривший о том, что пленные подвергались пыткам.
Во время пыток пленным «предлагали сохранить жизнь, если они откажутся от своих взглядов. От них требовали ложных свидетельских показаний о том, что якобы Прио дал им деньги. И, поскольку они отказывались, возмущенные таким предложением, их продолжали подвергать жестоким пыткам. Их истязали, выкалывали им глаза, но ни один из них не выдал своего страдания, ни один из них не застонал: даже когда их лишали половых органов, они оставались в тысячу раз более мужчинами, чем все их палачи, вместе взятые... Так как они не могли сломить стойкость мужчин, то решили испытать храбрость женщин. С окровавленным человеческим глазом в руках сержант и несколько солдат ворвались в камеру, где находились наши подруги — Мельба Эрнандес и Айдее Сантамария,— и, обращаясь к последней, сказали: «Это глаз твоего брата, если ты не скажешь того, что он не захотел нам сказать, мы ему вырвем и второй». Она, больше всего любившая своего отважного брата, ответила с достоинством: «Если вы вырвали у него глаз и он вам ничего не сказал, я тем более не скажу вам ничего». Позже они вернулись снова и зажженными сигарами жгли ей плечи. Наконец, взбешенные ее молчанием, они сказали Айдее Сантамария: «У тебя уже нет жениха, потому что мы его убили». А она снова невозмутимо ответила им: «Он не убит, потому что умереть за родину — значит жить». Никогда еще имя кубинской женщины не было связано со столь высоким актом героизма и достоинства.
Они не пощадили даже тех, кто был ранен в бою и находился в одной из больниц города...
На рассвете пленных группами вывозили на грузовиках из крепости в Сибоней, Ла Майа, Сонго и другие места. Там их, связанных и избитых, высаживали из машин, чтобы убить в пустынных местах, а потом представить это дело так, будто эти люди убиты во время боя. Это происходило в течение нескольких дней, и не многие из тех, кто был захвачен в плен, остались в живых»[48].
Зверства палачей Батисты вызвали возмущение жителей Сантьяго. Боясь восстания, военное командование установило в городе осадное положение. Войсками были заняты общественные и административные здания, подвергались проверке все автомашины в городе, на всех углах стояли патрули.
21 сентября 1953 г. в Сантьяго начался суд над участниками штурма казарм «Монкада», их сообщниками и людьми, схваченными по подозрению или просто попавшимися под руку. «Более ста человек очутилось на скамье подсудимых, оказавшись под дулами пулеметов и ружей сотни солдат, которые с примкнутыми штыками совершенно бесстыдно заполнили зал, где должно было вершиться правосудие. Большинство обвиняемых не имело никакого отношения к данному делу. Они в течение многих дней находились в предварительном заключении, .подвергались всевозможным издевательствам и оскорблениям в застенках, принадлежавших органам, осуществлявшим репрессии. Другая часть обвиняемых — их было меньшинство — была полна решимости с гордостью заявить о своем участии в борьбе за свободу, была готова с невиданной самоотверженностью сделать все, чтобы снять тюремные оковы с той группы людей, которых с бесчестными целями привлекли к этому процессу»[49].
В ходе первого допроса обвиняемых и свидетелей Фидель Кастро, которому было разрешено как адвокату вести дело защиты, своими вопросами сумел обличить преступления батистовских солдат и офицеров. Ему удалось сразу же опровергнуть подстраиваемое обвинение повстанцев в «бандитизме». На вопрос прокурора, на что он, Кастро, малоизвестный молодой человек, рассчитывал, полагая, что его поддержит народ («тем более народ, столь недоверчивый и столько раз обманутый как народ Кубы?»), Фидель отвечал: только на то, на что рассчитывали другие борцы за освобождение народа — на любовь народа к свободе. Думая смутить этим руководителя повстанцев, прокурор спросил его, возможно ли. что Абель Сантамария читал труды В. И. Ленина? «Очень возможно,- отвечал Фидель,- так как мы читаем всякие книги, а кого совершенно не интересует социалистическая литература, тот — невежда»[50].
Поведение Фиделя и его товарищей превращало суд над ними в суд над Батистой, его сатрапами и военщиной. Боясь широкой огласки, судебные и тюремные власти под давлением полковника Рио Чавиано, действовавшего по приказу диктатора, лишили Фиделя возможности выступать на суде. Вначале его хотели отравить, но узнав об этом, Фидель не принимал пищи. Тогда он был объявлен больным. Через Мельбу Эрнандес Фидель сумел передать суду письмо, в котором разоблачал действия тюремщиков и, в частности, писал: «Если для сохранения моей жизни мне нужно уступить хотя бы крупицу моих прав или моей чести, я предпочитаю тысячу раз расстаться с жизнью: справедливые слова из глубины пещеры значат больше, чем ¡целая армия»[51].
Не сговариваясь, как один, на суде мужественно держались все товарищи Фиделя. Пройдя пытки и тяжелые допросы, ожидая жестоких приговоров, они не отступали от своих революционных убеждений, смело бросали обвинения своим мучителям и судьям.
6 сентября суд, который контролировался диктатором через его военных ставленников, вынес решение: на 13 лет заключения были приговорены Рауль Кастро, брат Фиделя, и еще три человека; остальные обвиняемые — 23 человека — на срок от 10 до 3 лет тюрьмы; на полгода тюремного заключения — Мельба Эрнандес и Айдее Сантамария.
Фиделя и трех его раненых товарищей судили отдельно. 16 октября был произнесен приговор. Фидель был осужден на 15 лет, а остальные на 10 лет тюрьмы. В день суда Фидель произнес свою знаменитую речь «История меня оправдает», речь, которая стала манифестом борьбы всех борцов против тирании Батисты. Заканчивая свою речь, Фидель оказал:
«Знаменитая французская Декларация прав человека и гражданина оставила грядущим поколениям следующий принцип: «Когда правительство нарушает права народа, восстание является для народа самым священным его правом и самой важной его обязанностью». Если один человек захватит власть, он должен быть приговорен к смерти свободными людьми. ...Как оправдать наличие у Батисты власти, которую он захватил вопреки воле народа, нарушив и предав законы республики?.. Мы родились в свободной стране, которую нам завоевали наши отцы, и скорее наш остров опустится в море, чем мы согласимся быть чьими-то рабами!...
Я заканчиваю речь в свою защиту. Но я не поступлю так, как поступают все адвокаты, которые просят свободы для подзащитного. Я не могу просить ее, когда мои товарищи еще страдают на острове Пинос в позорном заточении. Пошлите меня к ним разделить их судьбу. Ведь понятно, что честные люди должны либо погибать, либо сидеть в тюрьме, если в республике президентом является преступник и бандит...
Но перед судом остается еще один очень важный вопрос: дела 70 убитых, самое жестокое массовое убийство, которое мы когда- либо знали. Ответственные за это еще ходят на свободе, держа оружие в руках, а это постоянная угроза для жизни граждан. Если на них не падет вся тяжесть закона, будь то по трусости или потому, что этому воспрепятствуют, и против этого не выступят все судьи, мне остается только пожалеть о вашей чести, пожалеть о беспрецедентном случае, о том, что такое пятно пало на судебную власть.
Что касается меня, я знаю, что тюрьма будет для меня тяжелым испытанием, более тяжелым, чем для кого-либо. Она полна для меня угроз, низости и трусливой жестокости. Но я не боюсь тюрьмы, так же как не боюсь ярости презренного тирана, который отнял жизнь у 70 моих братьев!
Вы можете меня осудить! Это не имеет значения! История меня оправдает!»[52].