Я стоял на берегу перед Невой цвета голубой стали. Розовый закат остывал на горизонте, там за вышками глушилок на правом берегу и хребтом Володарского моста между.
На скелете причала стояли люди, чёрные тени рыбаков. Они двигались и гнулись, будто флюгерные лепестки из мягкого пластика. Солнце давно утонуло в Неве. И я чувствовал дрожь и жар его ядра под толщей стальной воды. Тёмное синее небо перевернулось, река застыла над головой.
Недалеко от меня стоял человек. Он стоял, как и я с вытянутой ладонью, будто пытался ухватиться за узел заката. Я посмотрел на свою руку и тут же сунул её в карман. Человек повторил за мной. Я сделал два шага назад. И он шагнул, будто зеркальное отражение. Я двинул в сторону. И он…
И я хотел убежать. И мне стало страшно. Но я не мог этого сделать. Мне ужасно захотелось подойти к нему. Мне нужно было понять. И я пошёл, и он повторял мой шаг. И мы повторяли… Пока не сблизились. Я смотрел на него. Он смотрел на меня. Я снизу, он сверху. Я маленький, он большой.
- Сколько тебе лет? – спросил старик.
- Двенадцать, - ответил я. И губы старика шевелились синхронно с моей фразой.
- А мне тридцать восемь. – сказал он. Он смотрел на меня выжидающе. Я молчал. – Ты сейчас пойдёшь домой? К маме?
- Да, - сказал я, будто чужим голосом, - я пойду домой, как Маме.
И он указал пальцем в сторону Шелгунова.
- Туда?
- Да, - ответил я.
- И мама будет ругать, что ты так поздно.
- А я отвечу, что белые ночи…
- А у тебя нет часов..
- И ты запутался, думал,
- Что ещё не поздно.
- Рыбаки поймали только дурацких бычков…
- Корюшка уже прошла…
- Прошла…
- Прошла.
Я отвернулся и побежал домой. Я знал, что никакого дома там нет. И давно нет двенадцатилетнего мальчика, его Мамы и ничего такого. А вот белые ночи остались. Как всегда.
Я стоял на берегу перед Невой цвета голубой стали. Розовый закат остывал на горизонте, там за вышками глушилок на правом берегу и хребтом Володарского моста между.
На скелете причала стояли люди, чёрные тени рыбаков. Они двигались и гнулись, будто флюгерные лепестки из мягкого пластика. Солнце давно утонуло в Неве. И я чувствовал дрожь и жар его ядра под толщей стальной воды. Тёмное синее небо перевернулось, река застыла над головой.
Недалеко от меня стоял человек. Он стоял, как и я с вытянутой ладонью, будто пытался ухватиться за узел заката. Я посмотрел на свою руку и тут же сунул её в карман. Человек повторил за мной. Я сделал два шага назад. И он шагнул, будто зеркальное отражение. Я двинул в сторону. И он…
И я хотел убежать. И мне стало страшно. Но я не мог этого сделать. Мне ужасно захотелось подойти к нему. Мне нужно было понять. И я пошёл, и он повторял мой шаг. И мы повторяли… Пока не сблизились. Я смотрел на него. Он смотрел на меня. Я снизу, он сверху. Я маленький, он большой.
- Сколько тебе лет? – спросил старик.
- Двенадцать, - ответил я. И губы старика шевелились синхронно с моей фразой.
- А мне тридцать восемь. – сказал он. Он смотрел на меня выжидающе. Я молчал. – Ты сейчас пойдёшь домой? К маме?
- Да, - сказал я, будто чужим голосом, - я пойду домой, как Маме.
И он указал пальцем в сторону Шелгунова.
- Туда?
- Да, - ответил я.
- И мама будет ругать, что ты так поздно.
- А я отвечу, что белые ночи…
- А у тебя нет часов..
- И ты запутался, думал,
- Что ещё не поздно.
- Рыбаки поймали только дурацких бычков…
- Корюшка уже прошла…
- Прошла…
- Прошла.
Я отвернулся и побежал домой. Я знал, что никакого дома там нет. И давно нет двенадцатилетнего мальчика, его Мамы и ничего такого. А вот белые ночи остались. Как всегда.
