Начинаешь курить, чтобы доказать, что ты — мужчина. Потом пытаешься бросить курить, чтобы доказать, что ты — мужчина.
Жорж Сименон
И Сименон же сказал: «Моё любимое увлечение — курить. Постоянное хобби — пытаться бросить курить».
Вы и Жорж Сименон – есть нечто общее. Не правда ли? Я имею в виду постоянное хобби — пытаться бросить курить.
Я начал курить в 14 лет. Мне хотелось выглядеть взрослым.
Моя замечательная мама, к сожалению, курила.
Она начала курить в годы Великой Отечественной войны. Считалось, что табак заглушает голод. Мы с мамой всю блокаду прожили в Ленинграде.
Я, конечно, мало что помню, особенно если говорить о первых двух годах ленинградской блокады. Знаю, что в основном лежал. Лежал, ибо не было сил встать. Постоянный голод.
Да, я был лишён детства, лишён погремушек, книг. Не было у меня машинок, лисичек, зайчиков и других игрушек.
Я был лишён всего. Отсутствовали карандаши, бумага.
Нормального общения был лишён.
А самое главное — не было еды. А есть хотелось.
В блокадном Ленинграде все голодали.
Чудом выжил.
Спасибо маме. А может быть, спасибо мне?
Моя мама, Тереза Герасимовна Шахиджанян, стремясь сохранить мне жизнь, сама оказывалась, как я теперь понимаю, на грани жизни и смерти. Она жила для меня и, может быть, потому и выжила, что мечтала, хотела, старалась изо всех сил и делала всё возможное, чтобы сохранить жизнь мне, единственному сыну.
И после войны мама продолжала курить. В доме всегда были папиросы: «Звёздочка», «Север», «Казбек», «Беломорканал».
И соседи в нашей коммунальной квартире (мы тогда жили на Ждановской улице в Ленинграде) все поголовно курили.
Возвращались с фронта солдаты, офицеры. И они все курили.
Со Ждановской улицы мы переехали на улицу Скороходова, в другой дом. Снова в коммунальную квартиру. Шесть семей. И в каждой семье взрослые курили.
Итак, было мне 14 лет.
Мама, уезжая в командировку, попросила, чтобы соседи (мы жили в большой коммунальной квартире) приглядывали за мной.
Тётя Ева (так звали соседку, у неё было трое детей) честно за мной приглядывала и следила, чтобы я нормально ел.
Обедали, завтракали и ужинали её дети, а вместе с ними обедал, завтракал и ужинал я.
Тётя Ева не знала, что я сделал потрясающее открытие: под тахтой в нашей комнате обнаружил чемодан, а в нём пачки папирос «Беломорканал».
Я наловчился открывать пачку и доставать оттуда одну папироску, а потом пачку закрывать так, что никто и заметить не мог, открывалась она или нет.
Из каждой пачки вытаскивал по одной-две папиросы и перед зеркалом изображал, будто курю. Вдыхал дым не в лёгкие, а только в рот, и тут же его выдыхал.
Вдох-выдох, вдох-выдох.
Стоял перед зеркалом и курил. И сам себе нравился.
Выглядел как взрослый. Как люди, которых часто видел в кино.
Они нервничают — курят.
Они отдыхают, сидят в ресторане — курят.
Вот и я, совсем взрослый, — курю.
Ко мне приходили ребята, мои сверстники, с которыми мы занимались во Дворце пионеров в драматической студии. И они тоже начали покуривать.
Я щедро угощал их мамиными папиросами. Ловко вытаскивал из каждой пачки сначала по две-три штуки, потом ещё по одной. В результате весь чемодан оказался заполненным пустыми пачками от папирос. Пачки есть, и вроде они запечатаны, а папирос в них нет.
Мама вернулась из командировки и, помню, послала меня на кухню. Отправила, чтобы я принёс воды похолодней:
— Ты только открой кран, и пусть воды прольётся побольше, чтобы она стала чище и без хлорки.
Так я и сделал.
Пошёл на кухню, открыл кран и долго ждал, чтобы вода стала похолоднее.
Я знал: если мама отправляет меня на кухню и просит принести ей воду без хлорки, то она что-то хочет сделать без меня.
Вернулся в комнату и увидел: из-под тахты выглядывал угол чемодана. В чемодане — мамины пустые пачки от «Беломорканала». И мама сидела расстроенная.
Но она тогда ничего мне не сказала: ни замечания, ни выговора. Не стала выяснять, я это или нет.
Я смотрел на маму и понимал: ей грустно. А мне было стыдно, неловко, неудобно, и я не знал, куда деться.
Тогда я кинулся маме на шею, хотя взрослый уже был мальчик, четырнадцать лет, и выдавил:
— Мама, прости меня, пожалуйста! Это я ребятам отдал папироски, ребятам. А сам… А сам… А сам я… почти не курил.
— Ты куришь, — сказала мама. — Кури дома. Лучше, конечно, не при мне. Уходи в ванную (мы жили в коммунальной квартире, где была неработающая ванная комната, но вытяжка там действовала — соседи приспособили её под склад ненужных вещей).
Так я и научился курить.
Владимир Шахиджанян
Фрагмент бесплатной онлайн-книги Курить, чтобы бросить