В настоящем очерке будет рассмотрен вопрос о влиянии восточной культуры[1] на Виктора Цоя. Слишком часто преувеличивают степень этого влияния. Но прежде чем можно будет подробно остановиться на песнях Виктора Цоя, нелишним будет напомнить биографию рок-музыканта.
Фамилия «Цой – одна из самых распространенных корейских фамилий. Она имеет 23 бона. Семья Виктора из города Вонджу (следовательно, бон его – «Вонджу»), который находится в провинции Канвон на юге Кореи. Значение фамилии «Цой» объяснил Тен Сан Дин (Юрий Данилович Тен): «Если переводить буквально, «Цой» – это высота. Вот так выглядит иероглиф «Цой» на ханмуне (древнем языке, основанном на китайской грамматике). Он изображает дом у горы с тремя вершинами и человека».
Однако, по словам Марьяны Цой, «он не кореец, а полукровка: у него отец чистокровный кореец, а мать – русская без примеси. Родители Витиной мамы, ленинградцы, приехали из средней полосы России». О внешности Цоя Марьяна сказала еще конкретнее: «Чертами лица был очень похож на мать, несмотря на внешний восток. У него типичное такое русское лицо, только цвет волос и глаза, конечно, восточные».
Действительно, Виктора Цоя не только вырастила и воспитала русская женщина, но и образование он получил в советской школе, во многом опиравшейся на традиции русской классики. В официальных документах Цой в графе национальность писал: «русский», что вряд ли можно считать вынужденной формальностью. Круг общения Цоя также оставался преимущественно русскоязычным. Более того, дед Цоя (Цой Сын Дюн) учился на филологическом факультете корейского педагогического института в Кзыл-Орде (Казахстан) по специальности учитель русского языка. Отец (Цой Роберт Максимович) по-корейски уже не говорил.
Конечно, Виктор Цой интересовался восточной культурой (равно как и западной). Первое могло быть вызвано и тягой к самопознанию своих восточных корней, и просто общим для нашего времени увлечении Востоком. Цой читает японскую поэзию, прозу («Объяли меня воды до души моей» К.Оэ), Кодекс самурая, смотрит фильмы с Брюсом Ли…
Но как эти увлечения Востоком отразились на его творчестве? Если мы обратим свой взор на его песни, то с большой натяжкой увидим востоный след в 6-7 песнях и в одном четверостишии Виктора Цоя.
Вот эти песни: «Ситар играл», «Дерево», «Троллейбус», «Транквилизатор», «Война», «Перемен», а также четверостишие «Моя королева…».
«Ситар играл» (альбом «45», 1982). Любящий деньги Джордж Харрисон заторчал над загадочными мантрами, уезжает в Дели, где встречает Рави Шанкара, играющего на ситаре (струнный музыкальный инструмент). Последнее производит сильное впечатление на музыканта ливерпульской четверки, и он, со словами: «Я буду жить любя. Гуд бай», уходит в себя.
В основе сюжета лежит реальная история увлечения группой «Битлз» индийским гуру Рави Шанкаром. Молодой Цой использует в песне ироничные слова и выражения: «очень любит деньги», «послушал мантры и заторчал», «ушел в себя». Сама манера исполнения песни также говорит об ироничном восприятии Цоем этой странички биографии Харрисона.
Отказ от всего мирского – это то, что предлагает большинство традиционных восточных религий («мир – это страдание» учит буддизм). Но Дж.Харрисон «очень любит деньги», благодаря которым он способен не только «сесть на пароход» в Дели и там «купить пар двадцать бус», но и «уйти в себя» . В это и заключается ирония.
Виктор Цой позднее вернется к этой теме в своем рассказе «Романс», написанном в феврале 1987 года, но уже другими словами выразит свое отношение к восточным учениям. «Однако единственный, по Его мнению, приемлемый путь добиться спокойного отношения к смерти и вечности, предлагаемый Востоком, все-таки не мог найти найти отклика в Нем, так как предполагал отказ от различных развлечений и удовольствий. Сама мысль об этом была Ему невыносимо скучна. Казалось нелепым тратить жизнь на то, чтобы привести себя в состояние полного безразличия к ней. Напротив, Он был уверен, что в удовольствии отказывать себе глупо, и что заложенные в Нем духовные программы сами разберутся, что хорошо, а что плохо» (р. "Романс" 1 Глава).
Песня Цоя «Ситар играл» в русском роке не одинока. Ироничное отношение к увлечению русским человеком восточными квазирелигиями есть у Майка Науменко в песне «Гуру из Бобруйска» (крылатая фраза «встретите там нирвану, скажите, здрастье, мол, очень приятно...» - именно из нее). В песне «Грибоедовский вальс» Александра Башлачева рассказывается о встрече обыкновенного водителя «ЗИЛа» с гипнотизером, которая заканчивается самоубийством мужика.
Возможно, именно Виктор Цой положил начало этой традиции в русской рок-музыке, когда оккультные увлечения рассматриваются сквозь призму иронии. Наверное, только БГ здесь будет исключением.
«Дерево» (альбом «45», 1982). Одна из самых красивых ранних песен Виктора Цоя. Почему-то принято считать, что в ней поется о знаменитой восточной притче: человек жизнь прожил не зря, если посадил дерево, построил дом и родил сына. Но нет об этом ни строчки в песне Цоя!
Образ дерева сравнивается то с домом, то с другом, то с внутренним миром, то с сыном. В черновике песни видно, что вместо слова «друг» было слово «брат», а вместо слова «сын» первоначально были слова «моя жизнь». Последнее проясняет и без того понятный смысл песни: образ дерева – это символ жизни лирического героя. Мы можем догадываться, что имеется в виду не просто жизнь, а жизнь творческого человека, увлеченного своим делом: «Но я все свое время провожу рядом с ним/ Мне все другие дела надоели». Именно с этой песни Виктор Цой начал осознавать себя не просто автором песен, а человеком, для которого песни и музыка станут судьбой: «Но пока оно есть, я всегда рядом с ним/ Мне с ним радостно, мне с ним больно». В более поздней песне «Пачка сигарет» Цой скажет ту же мысль другими словами: «без музыки и на миру смерть не красна, а без музыки не хочется пропадать». Дерево же как символ жизни встречается как в западной так и в восточной культуре.
«Троллейбус» (альбом «46»,1983). В этой песне «восток» занимает центральное место. Но о каком именно востоке (индуистко-буддийском, иудеохристианском, мусульманском) идет речь, из текста песни мы не узнаем. В черновиках Цой чаще пишет это слово со строчной буквы.
Мы сидим не дыша, смотрим туда
Где на долю секунды показалась звезда
Мы молчим, но мы знаем – нам в этом помог
Троллейбус, который идет на восток.
В песне упоминается звезда в значении направления пути, но это образ скорее с христианскими корнями. Путеводная звезда – так говорят «о человеке либо идее, наполняющих жизнь смыслом, ведущих к желаемой цели» (Библия в пословицах и поговорках. – М.: Издательство Моск. Подворья Свято-Троицкой Сергиевой лавры «Троицкое слово».2000. С.229). Источником этого общеупотребимого образа являются евангельские строчки: «звезда, которую видели они на востоке, шла перед ними, как наконец пришла и остановилась над местом, где был Младенец» (Мф.2:9). Но в отличие от волхвов, лирический герой Цоя едет, «не зная зачем и куда». Даже не он сам едет, а просто сидит в мистическом Троллейбусе, идущим на восток («в кабине нет шофера…и мотор заржавел»), и «с надеждой глядит в потолок».
Достаточно пассивная форма движения: куда везут, не знаю, но раз уж сижу, то посмотрю, куда привезут. И только в конце появляется звезда, придающая смысл этому движению. Нет почти никакого усилия лирического героя и его соседа, чтобы они все-таки смогли увидеть звезду «на долю секунды». Главное было во время занять «место слева», а троллейбус дальше сам довезет и поможет.
В такой пассивности узнается философия Лао-цзы и его бессмертного творения «Дао дэ Цзин» («Книга пути и благодати»): «совершенномудрый, совершая дела, предпочитает недеяние; <…> приводя в движение, не прилагает к этому усилий; успешно завершая [что-либо], не гордится. Поскольку он не гордится, его заслуги не могут быть отброшены».
Цой был знаком с книгой Лао-цзы, о чем говорил в одном из своих интервью: «Если говорить о философии или взгляде на жизнь, то мне очень близок Майк, когда он говорит: "Живи, как живётся". Другими словами, то же самое говорится в "Дао Дэ Цзин", где излагается принцип "недеяния", но это не означает призыва лежать на спине и плевать в потолок».
Итак, из песни мы не увидим, о каком же востоке поет Виктор Цой. В песне есть как христианский образ путеводной звезды, так и принцип «недеяния» Лао-цзы. Но мы можем определенно сказать, что в песне нет индуизма и буддизма.
«Транквилизатор» (альбом «46» 1983). В песне с известной долей иронии упоминается имя бога Индры – персонажа индийской мифологии. «Индра – бог-воитель, присвоивший многие черты, которыми в других регионах наделяют трикстера (мифологический персонаж в образе человека или животного, по характеру лукавый и хитроумный, способный к оборотничеству – прим. А.Д.), персонажа необычайно хитрого, ненасытного, чрезвычайно сладострастного, шутовского, иногда трагического»[2].
По сюжету песни молодой человек, принявший транквилизатор, отправляется на прогулку. Перед этим он разбирает свой радиоприемник, а уже на улице кидает камни в чужие окна: «Камни врезаются в окна как молнии Индры/Я нахожу это дело довольно забавным». Всё это лирическому герою песни нужно, чтобы «развлечься» и залечить свои «душевные травмы». Песня шуточная, так ее и понимали первые слушатели акустических концертов Виктора Цоя. Удар камня о стекла сравнивается с ударом молнии бога-воителя.
На основе этой строчки нельзя серьезно утверждать, что Виктор Цой исповедовал индуизм. Иначе можно сказать, что он также верил в бога Аполлона. Из песни «Саша» (1983): «Он поет под мандалину и красив как Аполлон». Впрочем, особо «посвященные» любители эзотерики всегда могут поставить знак равенства между этими богами. Ведь Бог-воитель Индра владел молниями, а бог Аполлон разящими золотыми стрелами. Быть может для них победные песни греческого бога (пэаны) - это ничто иное как буддийские коаны.
В песнях «Война» и «Перемен» (1986) при большом желании можно увидеть мотивы философии Лао-цзы и «Книги Перемен». Образы-символы Неба, Земли, Перемен известны прежде всего из китайской философии.
Отступление от основанной на «дао» добродетели-дэ в даосизме ведет к смуте и гибели. В песне «Война» создан образ всеобъемлющей войны между Землей и Небом: «где бы ты ни был, что бы ни делал». Это результат отступления от добродетели, когда одни люди (в песне созданы образы трех типов людей: духовных, душевных и ума) пробивают себе дорогу ценой унижения других: «кто-то станет стеной, а кто-то плечом, под которым дрогнет стена». В песне же «Перемен» предполагается выход из этого состояния смуты: «в нашем смехе и в наших слезах и в пульсации вен… Мы ждем Перемен».
Однако с таким же успехом можно объяснить эти песни через христианскую символику и философию. Под образом неба вполне может пониматься божественное начало, а под образом земли – весь природный, падший мир. Война между ними – это духовное пространство в самом человеке, а символ «перемен» как смутное ожидание покаяния (греч. metanoia - перемена ума).
«Моя королева ты приходишь ко мне…» (1983-85). Четверостишие ни разу не публиковалось в авторском варианте. Вместо авторского «цинь (6 струн)» составители всегда ошибочно печатали «Инь». В результате смысл получался иным.
Моя королева, ты приходишь ко мне.
Мы будем кататься на волшебном коне,
На лунной террасе проведем мы всю ночь.
Дай мне мой цинь (6 струн) - я спою о весне.
Настоящий черновой набросок перекликается со строчкой из другой его песни: «Искры моей сигареты летят в темноту/Ты сегодня будешь королевой дня» («Жизнь в стеклах»). В обоих случаях речь идет о любимой женщине и музыке.
На этом, на мой взгляд, можно закрыть тему Востока в песнях Виктора Цоя. Из признания самого музыканта («буддизмом не увлекаюсь»), из анализа текстов песен можно увидеть, что Цой не был буддистом, оккультистом, индуистом в полноценном значении этих слов. Напротив, относился к этим восточным учениям с известной долей иронии. Виктор Цой, как одаренный человек, обладал особым даром внимания, впитывания в себя веяний времени. Веяния были разными, поэтому и песни Виктора Цоя вызывали и вызывают эффект разнообразных ассоциаций[3].
[1] Дальше под Востоком будет иметься в виду религия и культура таких стран как Индия, Непал, Китай и т.п.)
[2] Мирча Элиаде, Ион Кулиано Словарь религий, обрядов и верований. «Университетская книга», СПб, 1997. С.155.
[3] Галина Юдина. Бошетунмай (Книга для изучающих русский язык). РИК «Культура», СПб, 1995. С.10.
