В этом году моей бабушке исполнилось бы 103 года. Я провела с ней почти все мое детство, и вообще всегда мы с ней были близки. Иногда, когда меня покидает вера в жизнь после смерти, и становится страшно, что давно нет тех, кого я люблю: ни мамы, ни других близких людей, я вспоминаю бабушку и всегда чувствую, что бабушка-то уж точно есть, а значит есть и все остальные.) Она была такой сильной всегда, как будто старость это вообще не про нее. Она готова была воспитывать сколько угодно детей. У нее было пятеро. И она говорила, что родила бы еще больше, что дети ей не помеха и не обуза. Она всегда забирала нас с братом, если маме было тяжело или она болела. И никогда мы не чувствовали, что в тягость ей. Она могла бы забрать всех детей, кому требовалась помощь и теплота. А еще мне досталось ее тело: тонкое, сильное и легкое на подъем. Когда нужно было куда-то ехать, что-то выбивать, с кем-то договариваться, бабушку никогда не пугали ни долгие дороги, ни сложности. Уже будучи в возрасте за 80 она могла взять косу, и уйти на дальнее поле сенокосить, взвалить на себя охапку сена больше себя и принести ее домой; или поехать в районный центр на попутной фуре, заскочив туда так легко по колесу больше себя, как не могли этого сделать здоровые и сильные мужики-водители.
Она принимала у себя дома всех нищих и странников: грязных, голодных и несчастных. Могу ли я сейчас впустить к себе в дом такого человека? Бабушка могла - кормила ужином, давала ночлег. И вот именно эта деталь, это как живая связь времен для меня. Ведь я читаю, там например, у Толстого, или еще у кого-нибудь, как принимали в русских деревнях странников, как эта традиция уходит корнями в библейскую традицию, и я через себя пропускаю эту связь. Ее - эту связь времен,ментальности - уже не восстановить наверное, но я к ней прикоснулась через бабушку очень ощутимо.)
А еще к бабушке можно было просто прийти со своими обидами и неудачами и просто ткнуться лицом к ней в колени и порыдать, если захочется.) А она бы гладила тебя по плечам. От нее бы пахло сеном и рука бы ее, грубая от тяжелых работ, тоже была тяжелой и шероховатой, и теплой. У бабушки была одна способность, которой сейчас так не хватает многим в их родительско-детских отношениях. Ведь в моих обидах и огорчениях зачастую была виновата я сама, как я только сейчас понимаю. Так вот бабушка всегда умела так пожалеть, что ты чувствовал, что тебя любят и принимают, но в то же время она тебя не выгораживала от твоей вины. Она не пыталась тебя обелить. Но она давала тебе любовь даже такому: виноватому и неправому.) И ты забывал обиды и знал только, что тебя любят. И это было так просто.
Интересно, если бы она была жива, было бы сейчас так же?
Вряд ли бы она меня одобрила во многом, но она бы меня приняла.