На летние каникулы Ира приехала из Владивостока к бабушке Паше в гости вместе с мамой и младшей сестрёнкой Ларисой.
Круглая плоская баночка с нежно-голубыми тенями стоит на витрине универмага рядом с губной помадой разных оттенков. Если накрасить веки этими тенями, сразу станешь взрослее лет на пять. Или на все восемь! Нам с Ирой по одиннадцать лет. А как же хочется стать взрослыми! Вот мы купим эти тени, накрасимся, и сразу превратимся в девушек шестнадцати лет или даже девятнадцати. Обыкновенная плоская баночка с нежно-голубым чудом! Пальцем или ваткой два-три раза провести по одному веку, столько же – по другому – и всё! Готово! Ты уже стала старше!
Как же здорово быть взрослым! Никаких запретов для взрослых не существует. Самая главная выгода от взрослости – это то, что в кино пропустят на любой сеанс, а не только на детские. А ведь самые интересные фильмы на афишах всегда подписываются так: «Дети до 16 лет не допускаются». Мы с Ирой точно знаем, что эти фильмы про любовь. А про любовь, конечно, всем интересно. Человек же не может жить без любви.
Я стою у витрины и не отвожу взгляда от чудесных теней. Потом замечаю, наконец, ценник, на котором написано: «Цена 1 руб.». Это просто грабёж, такая цена. Я подсчитываю монетки в кармане летнего платья. Набралось всего 50 копеек. Да это же всего половина цены… Вот бы было здорово за 50 копеек заполучить хотя бы половину из тех теней, которые внутри баночки. Но это пустые мечты, потому что же ни одна продавщица не станет ковырять тени и продавать их по частям. Я вздыхаю.
– Скажите, пожалуйста, – вежливо спрашиваю у продавщицы, – а нет ли в продаже теней за 50 копеек?
– Всё, что есть, на витрине. И вообще, девочка, тебе мама разрешит ими краситься? – усмехнувшись, интересуется продавщица.
– Я, может, для мамы хочу купить. У меня просто денег не хватает, – вру я и честно смотрю ей в глаза.
– Ах, для мамы?! – смеётся продавщица. – Так пусть мама сама и приходит, а ты не ходи тут и не отвлекай меня от работы.
И она отвернулась от меня и сразу обратилась к другой покупательнице, как будто перед витриной не я, а пустое место.
Всё-таки трудно быть ребёнком. Каждый может тебе дать от ворот поворот. Видите ли, «не ходи тут и не отвлекай от работы». Подумаешь, работница какая нашлась! Ну, погоди же, я накоплю ещё 50 копеек или мы с Ирой скинемся, и тогда она, как миленькая, продаст нам эти тени. Главное, чтобы их не разобрали раньше времени. И тут я слышу, как та, другая покупательница, громко спрашивает:
– Ой, это у вас там польские тени? Я бы взяла две штучки.
И продавщица мигом вынула из ящика под витриной две одинаковых пластмассовых баночки и открыла их, показывая тени. На солнце тени масляно блеснули.
Какая горластая покупательница! Хоть бы тише говорила!
Конечно, сейчас все услышат, сразу же набегут и разберут все тени! Не каждый ведь день продаются такие – польские. Я бросила прощальный взгляд на витрину и понеслась вниз по лестнице. Надо срочно ехать за Ирой. Если я буду несколько дней копить недостающие пятьдесят копеек, то уж, конечно, не видать мне прекрасных теней, как своих ушей. А у двоюродной сестры наверняка должны быть деньги. Ведь она приехала с мамой и сестрёнкой в отпуск к бабушке.
Я выскочила из универмага на улицу и остановилась, раздумывая. Если сейчас поехать на автобусе, то надо потратить 5 копеек на билет. И тогда у меня останется только 45 копеек, и придётся у Иры просить не 50, а 55 копеек. А вдруг у неё не окажется пятидесяти пяти? Нет уж, я лучше побегу и сэкономлю 5 копеек.
Вечером в летнем кинотеатре возле стадиона будет новый фильм, но он до 16 лет. А если мы накрасимся с Ирой, то никому и в голову не придёт нас не пустить в зал.
И я побежала ближней дорогой: свернула с Ленинской на Партизанскую, потом на Уткинскую, оттуда – на Почтовый переулок, пролетела вихрем по Сплавной и наконец оказалась на Колхозной. Осталось совсем чуть-чуть – и будет бабушкин дом. Всё это время я бежала, почти не останавливаясь, и изрядно запыхалась. Мне даже казалось, что сердце стучит у меня где-то в горле: тук, тук, тук. Ну, ничего, сейчас отдышусь, и обратно побежим вместе с Ирой, вдвоём бежать гораздо веселее.
Я влетела во двор и грохнула калиткой так, что бабушка испуганно высунулась из летней кухни:
– Батюшки! За тобой кто-то гонится, что ли? – спросила она, подошла к калитке и подозрительно посмотрела на дорогу.
Я зашла в кухню, зачерпнула ковшом воды из большого эмалированного бачка и стала жадно пить.
Вернулась бабушка, но так как у дороги никого не увидела, кроме соседских гусей, мирно пощипывающих травку, то повысила голос и ещё раз спросила:
– Ты чего неслась, как угорелая? Пожар, что ли?
– Бабушка, мне так некогда, я тебе потом расскажу. Где Ира?
– Она с Ларисой и мамой своей поехала в гастроном на автобусе.
Ну, вот что за такой невезучий я человек? Я только что из центра прибежала, как сумасшедшая кошка, а они поехали туда же на автобусе. Я, выходит, зря так спешила?
– Бабушка, а давно они уехали?
– Уже скоро должны вернуться. Да что случилось-то? – забеспокоилась бабушка.
– Да, так… Ничего.
Я вышла из кухни и села на крыльце. Всё пропало. Пока Ира со своей мамой приедет, пока я её уговорю идти за тенями, пока мы туда добежим, уже все тени раскупят. И ни на какой взрослый фильм нас не пустят.
– Лена, ты обедать будешь сейчас? Мы все уже пообедали, – сказала бабушка.
Я вдруг почувствовала ужасный голод и согласилась.
– Мой руки и садись, – бабушка отрезала хлеб и поставила передо мной тарелку с золотистой каёмочкой, в которой дымился горячий борщ. – Если хочешь со сметаной, слазь в погреб, принеси.
У бабушки нет холодильника. Наши мамы, её дочери, не раз заводили разговор про покупку холодильника, но бабушка категорически против. Она считает, что без него вполне можно обойтись. Летом всё, что быстро портится, хранится в погребе, куда можно попасть, спустившись по деревянной лестнице.
Конечно, со сметаной борщ гораздо вкуснее. Я вскочила из-за стола и полезла в погреб. Он находится рядом, в трёх метрах от летней кухни. Внутри темно, прохладно и пахнет сыростью. Глаза не успели ещё привыкнуть к темноте, как я уже нашарила рукой банку со сметаной и полезла обратно.
Наверняка бабушкин борщ – самый вкусный во всём мире. Он варится на печке, а когда готов, ещё стоит на краю плиты – упревает, как говорит бабушка. Я зачерпываю сметану ложкой и смотрю на банку, не могу решить, хватит или нет.
– Бери ещё, – говорит бабушка. – Наедайся, ужин-то ещё не скоро.
Я зачерпываю вторую ложку холодной сметаны, такой густой, что она не сразу растворяется в горячем борще. Как же вкусно! Бабушка сидит напротив меня, улыбается.
Хлопает калитка.
Я дёргаюсь, чтобы бежать к двери.
– А ну-ка сядь и доешь! Никуда твоя Ира не денется, – командует бабушка.
Я торопливо доедаю всё до последней капли, говорю спасибо бабушке.
В это время двор наполняется смехом и разговорами. Тётя Рая рассказывает бабушке, сколько чего она купила и какую очередь пришлось выстоять за продуктами. Тётя Рая идёт в дом переодеваться, за ней следует маленькая Лариса, сестрёнка Иры.
Бабушка вынимает из сумки жёлтый брусок сливочного масла в прозрачной шелестящей бумаге, полиэтиленовый пакет с творогом – рассыпчатым и кисловато пахнущим даже сквозь завязанный пакет. Затем на столе появляются трёхлитровая банка молока и большой кулёк из грубой бумаги – пряники.
– Девочки, отнесите в погреб молоко, творог и масло, – просит бабушка.
Наконец-то мы с Ирой остаёмся одни. Она подпирает дверцу погреба поленом, чтобы внутри было светлее, я спускаюсь вниз, а Ира подаёт мне трёхлитровую банку с молоком, свёрток с маслом и творог.
– Не забудь про кастрюлю, – кричит вслед бабушка.
– Не забуду, не забуду, – отвечаю я.
Дело в том, что на деревянной бочке в погребе стоит большая кастрюля с крышкой. Всё, что не в стеклянных банках, нужно хранить в этой кастрюле – бабушка опасается, как бы мыши не повредили продукты.
– Ир, – говорю я, поднимаясь обратно, – у тебя есть 50 копеек?
– А зачем тебе? – Ира смотрит на меня с удивлением.
– Говори, есть или нет.
– Ну, есть. Сдача с пряников. Только мама, наверное, про них спросит, – пожимает плечами Ира.
– Да она забыла давно про эти несчастные 50 копеек, что ты! – умасливаю я Иру.
Она пока колеблется, так что теперь главное – рассказать, зачем мне понадобились эти деньги. Мы закрываем погреб и идём за дом, где под высокой черёмухой стоят обеденный стол и лавочки. Здесь нас никто не услышит.
– Вот слушай! – я интригующе выпучиваю глаза. – Я сегодня в универмаге такие тени видела! Просто прелесть! Польские!
– И что? Ты хочешь их купить? – недоверчиво спрашивает Ира.
– Ну, я же не для себя одной старалась, бежала.
– А зачем ты бежала?
– Как ты не поймёшь! Да если бы я не бежала всю дорогу, эти польские тени уже бы давно все раскупили, и нам с тобой ничего бы не осталось.
Ира подумала немного и сказала:
– А почему ты думаешь, что сейчас их ещё не разобрали? Ты давно к бабушке прибежала?
Этот вопрос мне совсем не понравился. Прошёл уже, наверное, целый час, как я влетела в бабушкин двор. За этот час от теней в универмаге могло ничего не остаться. Мы вполголоса разговариваем с Ирой. Здесь, под черёмухой, нас никто не слышит.
– Давай сложимся и купим польские тени, – убеждаю я Иру. – Мы накрасим глаза этими тенями, и тогда нас точно пустят в кино на семь часов. Там сегодня фильм «до 16 лет» в летнем кинотеатре.
– А что за фильм? – интересуется Ира.
– Да я не запомнила название! – отвечаю. – И какая разница тебе, что за фильм? Главное, что он «до 16 лет»!
– А тётя Галя нас отпустит на семь часов? – недоверчиво спрашивает Ира.
– А мы отпросимся как будто погулять, а сами в кино сходим, – говорю я. – Моя мама даже не узнает, что мы в кино были.
Ира вздыхает. Наверное, она думает о том, что сначала ей предстоит отпроситься у своей мамы, чтобы она отпустила её к нам с ночёвкой. Но это пустяки, конечно, её отпустят. Уже не раз отпускали! Мы ещё долго шушукаемся, потом Ира идёт в дом – отпрашиваться. Тётя Рая даёт ей ещё 10 копеек – на билет туда и обратно.
– Вот видишь! – сказала я, когда Ира переоделась в нарядное платье и вышла на крыльцо. – Она тебя отпустила!
Мы прощаемся до завтра с бабушкой, Ларисой и тётей Раей и бежим к автобусной остановке, пока мама Иры не вспомнила о тех пятидесяти копейках, которые у Иры остались после покупки пряников. На наше счастье, автобус подъехал почти сразу. Значит, мы успели на рейс, который отправляется в 17:05.
– Мы успеваем! – торжествующе говорю я, когда автобус трогается. – Главное теперь, чтобы тени не разобрали.
Мы выходим на остановке около Дома пионеров, перебегаем улицу и скачками несёмся на второй этаж универмага, где продают косметику. С колотящимся сердцем я подбегаю к прилавку. Эх… На том месте, где ещё недавно лежала плоская круглая баночка с надписью «Тень для век», теперь пустота.
В горле у меня пересохло. Выходит, что всё было зря? И мечта попасть на взрослый сеанс, и моя пробежка по улицам посёлка, и время на уговоры Иры… Всё зря. Я уже готова расплакаться.
– Девочки, вы что-то хотели? – спросила меня продавщица.
Это была другая продавщица, не та, которая выпроводила меня отсюда сегодня.
– Да, мы хотели тени. Польские. Они вот тут были, – я показала на пустое место на витрине.
– Когда были? – удивилась продавщица. – Я сегодня их не видела. Два часа как пришла. Значит, были да сплыли, – развела она руками.
– Может, Вы всё-таки посмотрите лучше? – умоляющим голосом попросила я.
Продавщица молча смерила меня взглядом и полезла в ящик под витриной. Она долго перебирала там что-то, потом выпрямилась и торжественно положила на стекло витрины заветную баночку с прозрачной пластмассовой крышкой:
– Вот! Одна, последняя!
Мне хотелось заорать во всё горло «ура!», но я сдержалась. Почему-то было боязно, что она передумает продавать нам эти тени.
– С вас один рубль, – сказала продавщица.
Я оглянулась на Иру, и мы одновременно молча положили перед продавщицей по 50 копеек. Я схватила долгожданные тени и крепко сжала их в руке. Ну, всё! Теперь осталось только у мамы отпроситься погулять и накрасить тени так, чтобы она не заметила. Какая ерунда! Разве это трудности после того, что мне пришлось хлебнуть сегодня из-за этих теней?!
Мы побежали к автобусной остановке, сели в автобус и, пока ехали, всю дорогу рассматривали тени, трогали их пальцами и улыбались, как две дурочки.
– Кафе! – объявила кондуктор тётя Аня предпоследнюю остановку, и мы с Ирой пошли к выходу, потому что следующая после кафе – наша остановка, Украинская.
Мы явились домой незадолго до маминого прихода. После работы она забрала мою сестрёнку Светку из детского сада. Только Светка обрадовалась, что у нас будет ночевать Ира, как мы стали отпрашиваться погулять.
– Идите, только недолго. Вы куда собираетесь идти? – спросила мама.
– Наверно, мы сходим к подружке Саше, погуляем немного и вернёмся, – пообещала я.
– А что за срочность такая? – недоверчиво спросила мама. – Разве нельзя сходить к Саше завтра днём? Уже скоро темнеть начнёт!
– Мам, да мы быстро, туда и обратно.
– Если туда и обратно, тем более нет смысла сейчас идти. Можно пойти с утра и никуда не спешить.
Итак, весь мой план рушился! И тут Ира сказала:
– Тётя Галя, у меня ведь есть часы, – и она показала маленькие наручные часики на чёрном лакированном ремешке. – Мы долго не будем гулять.
– Ну, хорошо, сказала мама и ушла на летнюю кухню готовить ужин.
Света с куклой в руках сидела грустная на ступеньках крыльца.
– Пошли в дом красить тени, – шепнула я Ире.
И мы мимо Светки прошмыгнули в дом. Там у зеркала, поочерёдно макая пальцы в тени, мы щедро намазали ими веки.
– Как красиво! – сказала я.
– Ага, – ответила Ира. – Пошли?
– Знаешь что, ты старайся не моргать, когда мимо мамы будем проходить, – проинструктировала я Иру.
– Ладно, – и она старательно выпучила свои серые глаза.
Я последовала её примеру. С вытаращенными, как у лягушек, глазами мы вылетели на крыльцо и стали застёгивать сандалии.
– Ой, кажется, мне тени в глаз попали, – сказала я.
– Мне, кажется, тоже, – откликнулась Ира.
– Вы что, глаза накрасили? – прошептала Светка.
– Не твоё дело, мы уже взрослые, а ты малышня, – прошипела я в ответ.
В наши планы вовсе не входило громкое объяснение со Светкой.
– Девочки, вы уже идёте? – спросила мама, появившись на пороге летней кухни. «Да, да!» – в два голоса ответили мы маме.
– Ира, ни в коем случае не моргай! – пробормотала я и пошла впереди, Ира – за мной.
Мама внимательно посмотрела на нас, мы торопливо прошмыгнули мимо неё, стараясь быстрее достичь калитки.
– Лена, а ну-ка, иди сюда! – вдруг позвала мама.
Я обернулась и старательно вытаращила глаза. Мы уже прошли все препятствия, не могу же я допустить, чтобы мама разоблачила нас в самом конце!
– Иди-иди сюда, – строго приказала мама. – И ты, Ира, тоже.
Я вздохнула и поплелась обратно по двору. За спиной я слышала шаги Иры.
– Ну-ка, посмотри на меня, – и мама взяла меня за подбородок. – Что это у тебя с глазами? Чего ты их так вытаращила?
Она стала присматриваться, а я неожиданно моргнула.
– Э-э-это что ещё за маскарад? Смотри на меня! И ты, Ира, тоже! – и мама посмотрела на Иру. – Ну, понятно! Накрасились они! Невесты без места! Живо умываться! Где вы эти тени взяли?
Нам пришлось сначала умыться, причём с мылом, потому что тени никак без него не отмывались, а потом – признаться, что мы специально купили тени, чтобы с их помощью проникнуть на взрослый сеанс в кино.
Когда мы легли спать с Ирой на диване, то ещё долго шептались.
– Знаешь, не надо переживать, что нас тётя Галя никуда не отпустила. Я вспомнила, что у нас денег на кино всё равно не хватило бы, – сказала Ира.
– Вот я балда, – пробормотала я.
Ира оказалась права: ведь у нас с ней на двоих было только пять её копеек, на которые она должна была завтра уехать обратно к бабушке. А я-то свои деньги – все 50 копеек – растратила на покупку теней.
– Что вы там всё шепчетесь? – спросила мама. – Спите уже. Это у вас каникулы, а мне завтра на работу. Как хорошо ты всё придумала, да, Лена?
Я промолчала.
– Но ничего не вышло, – продолжила мама. – А знаешь, почему? Потому что с самого начала весь твой план был построен на вранье. У писателя Сервантеса есть такие слова: «Правда всегда поднимается над ложью, как масло над водой». Подумай над этими словами.
Я долго ворочалась и всё представляла себе, что может быть и по-другому. Что не всякое масло поднимается над водой. Если это так, значит, глупость написал этот, как его... Сервант, что ли? Надо будет завтра провести опыт с маслом и водой, когда мама уйдёт на работу.