О войне в Сирии, в которой участвует российская армия, мы, как правило, узнаем из скупых сводок генштаба и, к сожалению, трагичных новостей о гибели военнослужащих. Как попадают в Сирию, сколько зарабатывают русские наемники, боятся больше «томагавков» Трампа или боевиков.
О жизни и мыслях российских солдат в Сирии рассказывает Георгий Закревский — человек, прошедший многие горячие точки, инструктор по боевой подготовке одного из подразделений в Донбассе, эксперт по Ближнему Востоку.
На Ближнем Востоке мне доводилось бывать не раз: несколько лет назад я жил и в Сирии, и в Ливане, и еще в паре стран. В Бейруте я вообще проживал в квартале, который целиком принадлежит Хезболле (военизированная политическая партия в Ливане, признанная в ряде стран террористической организацией). Кстати говоря, это самый спокойный и безопасный район в Бейруте. С людьми, которые собираются или уже побывали в Сирии, я контактирую постоянно.
Россиян, воюющих в этой стране, можно разделить на три части: это официальные военнослужащие Минобороны, наемники и добровольцы. (те, кто едут за свой счет — прим. ред). Последних в Сирии почти не осталось. С того момента, как туда завели наш официальный контингент, всем остальным дали понять: прокатившись туда, ты получишь уголовное дело — неважно, за какую сторону воевал.
Во-первых, это нецелесообразно: все, что надо, там и так делается, и с гораздо большей отдачей, чем от горстки добровольцев. Во-вторых, теперь это политика России и ее властей, неофициальных граждан РФ там быть не должно.
Кроме официального контингента есть вояки, которые заезжают по контрактам Минобороны, но не имеют официального статуса военнослужащих. Это группа Вагнера, которую еще называют частной военной компанией, но это не верно: никаких ЧВК в российском правовом поле не существует.
То, что у нас называют ЧВК — это обычные ЧОП, которые параллельно зарегистрированы за рубежом. В России сейчас ходят разговоры об узаконивании ЧВК, но этого не будет: в нынешних условиях никто не даст 5-6 тысячам людей с оружием, прошедших обучение и имеющих возможность быстро мобилизоваться, гулять по просторам России.
Наемники
А вот в Сирии наших наемников используют по полной программе: с ними проще, их не жалко, никто не будет задавать вопросов. По моим оценкам, их около 1500 человек (численность постоянно «плавает»). Набирают их в лагере под Краснодаром, там же обучают и тренируют: полиграф, полоса препятствий.
Раньше наемники зарабатывали неплохо: те, кто участвовал в боевых действиях, могли получать по полтора миллиона рублей в месяц. Люди ездили зарабатывать.
По поводу Донбасса. Вы бы видели уровень тех, кого туда набирают — крайне низкий (почти у всех). То же самое — наемники в Сирии: без гарантий, без страховки, кто туда пойдет? Вы бы пошли за 300 тысяч, причем не просто посидеть где-нибудь в гарнизоне, а в самую горячую точку, где вас будут кидать на отмороженных фанатиков? Воевать надо за деньги (но они должны быть нормальные) или за идею, как это было в Донбассе.
В Донбассе многие шли воевать, будучи непрофессионалами, но у них была мотивация. Если есть то, что называется «дух» и хотя бы минимальная подготовка, то человек может хорошо воевать даже при отсутствии специфических навыков.
Но тех идейных, кто шел в Донбассе первой волне, почти не осталось. Последние уехали прошлым летом. Я это знаю, недавно там был — вернулся в марте. Добровольцы из Донбасса, кстати, тоже набираются в Сирию, но большинство — это уже совсем неквалифицированные бойцы, хотя считают себя спецами.
Контрактники
Основная часть россиян в Сирии — это военнослужащие-контрактники (срочников там нет). Они получают меньше (порядка 100-200 тысяч рублей в месяц), но у них соцпакет, гарантии, страховки, выплаты в случае смерти, увечий и так далее. Если сравнивать наемников и контрактников, то эффективнее как раз регулярные войска. Причем я говорю не об элитных группах ГРУ, а об обычных мотострелках и других частях. Не все, конечно, но те части, которые находятся в постоянной боевой готовности и отправляются в зоны боевых столкновений, очень хорошо оснащены и подготовлены.
Что касается воинских специальностей, то наемники — это чисто пехота, плюс водители, минометчики, корректоры под минометы и полевую артиллерию (небольшого калибра). В официальном контингенте спектр подразделений широкий: десантники, морские пехотинцы, военная полиция, артиллеристы, саперы (в составе других подразделений) — не считая спецгрупп, которые отрабатывают свои задачи: для них это тренинг в боевых условиях, который профессионалам необходим постоянно.
Ну и, конечно, летчики и технические специалисты подразделений обеспечения аэродромов — то, с чего все начиналось. Помните, в какой-то момент, когда мы свои задачи выполнили, был момент затишья, сказали, что мы самолеты выводим. Вывели даже не половину, но потом все они вернулись. Немного поменялся технический состав. Например, вместо МИГ-29 вернулись СУ-24, но по численности авиагруппировка такая же, и может быть, даже более мощная, чем в начале кампании. Самолетов там много, в основном «СУшки» (24, 34, 25, 30), а также вертолеты (Ми-8, ми-24 и Ми-28 «Ночной охотник»).
После того, как мы поставили в Сирии зенитно-ракетный комплекс С-400, там есть наши ПВО-шники (сирийцев к комплексам никто не допустит). А также моряки: есть те, кто ходит туда по очереди в составе эскадр, есть те, кто находится там на постоянной основе. Они ротируются, конечно, но служат прямо в Тартусе.
В Сирии мы действительно достигли своих целей: мы стабилизировали обстановку, откинули террористов, показали, как можно эффективно добиваться результатов за короткое время, тогда как коалиция не достигла там ничего. После удара Трампа «томагавками» мы навсегда исключили возможностьамериканской агрессии в Сирии — благодаря силам ПВО. Сирия — это наша «песочница», и мы никого в нее не пустим.
Сирия — это «Афганистан» или «Вьетнам»?
Сейчас принято сравнивать Сирию и Афганистан. Думаю, корректнее сравнивать с Вьетнамом, где мы ограничивались только поставками вооружений и использованием военных советников. После Афгана выводы были сделаны: никто в мясорубку не бросается, идет дистанционная война, наши подразделения участвуют в точечных ударах и охране. Потери есть, но они не такие уж и большие: несколько десятков человек (не более сотни) за все время. Это минимальные потери для такой войны и такого количества времени. Это солдаты, это их работа.