...
В нашем понимании феодального строя как "формации", один из ключевых признаков его устройства - закрепощение за крупными землевладельцами сельской народной массы. Около полувека "пятичленная система" (согласно коей феодализм лишь третья "стадия" эволюции, хронологически соответствующая Средневековью), уже раскритикованная и переживающая кризис, господствовала безраздельно в наших академических кругах - это оставило серьезный след в восприятии обывателем истории - принятие формационного подхода стало почти априорным.
Многие и сегодня представляют исторические процессы, приводившие к тем или иным метаморфозам общества, поддающимися примитивному обобщению и классификации. И тем сильней восприятие конкретной "стадии" как правильно очерченной и обособленной от иных формаций, чем далее она от нас во времени. Действительно, теория, зачатая Марксом, а завершение нашедшая в работах Энгельса, Струве и, особенно, Сталина ("О диалектическом и историческом материализме"), легка в усвоении и удобна в преподавании, - определенно, это и принесло ей популярность.
Изучая каждую "общественно-экономическую формацию" в частности, однако, мы находим множество погрешностей, противоречий и опасных ошибок. Последовательность "социального прогресса", столь ценимого его поборниками, оказалась сомнительной. Показательным примером того является изменение внутриплеменных отношений древних европейских народов, в нашем случае - эллинов "Гомеровской эпохи", охватывающей период XI-IX или XI-VIII веков до н.э.
Рабство и крепостничество. Параллелизм явлений.
Древнегреческое рабство известно нам как простая власть одного человека над другим. Раб не владеет никакой собственностью, однако сам является собственностью господина - это предмет домохозяина, пригодный для выполнения самых разных задач, res, его орудие. Крепостничество, являющее собой "прикрепление крестьян к земле с обязанностью ее обработки за известные повинности и оброки в пользу господ" видится многим средневековой формой общения, ставшей смягчением, и, суть, эволюцией института рабства. При этом наблюдатель заостряет внимание на юридической стороне отношений, забывая, что при наличии сдерживающего фактора государства (в любой его форме) - его юридической защиты, мягкость и суровость отношения к рабу и крепостному во все времена могла быть одинаковой. Основное различие лежит в экономическом понимании их положения, и именно от этих определений мы будет отталкиваться при дальнейшем изучении вопроса:
Раб - это подневольный рабочий, платою которому за его труд служит хозяйское содержание, тогда как крепостной - это подневольный арендатор, сидящий на господской земле, ведущий на ней своё хозяйство, и за это платящий господину известный оброк.
Итак, очевидно, что при большем, чем внутри отдельного рода, неравенстве, особенно необходимом для экономического плюрализма среди населения, крепостничество и рабство способны существовать параллельно, лишь конкурируя в своей эффективности. Оценщиком этой эффективности и главным поощрителем и того, и другого явлений является, в нашем случае, древнегреческий "домохозяин", от которого, в его совокупности со всеми прочими крупными землевладельцами каждой отдельной общины, зависит большее укоренение или ослабление в ней указанных форм общения.
Однако, прежде чем выделить важность для эллинских господ крепостничества (если только этот термин применим и уместен к указанному сословию) в древнем обществе, необходимо найти отличия в становлении свободного человека Гомеровской эпохи рабом, и становлении такового закабаленным земледельцем.
Методика порабощения. Методика закабаления.
Источники получения рабов в Древней Греции были довольно традиционны: выделяется естественный прирост за счет детей и жен уже порабощенных мужчин, похищение детей свободных граждан, а также продажа детей и их подкидывание (в более поздние периоды законы запрещали продажу в Афинах, а подкидывание в Фивах), а также порабощение обнищавших должников, позднее также - преступивших закон метеков (и схожих с ними по правовому статусу жителей других областей вне Аттики - пареков, анеков, катеков и пр.) и вольноотпущенников. Но, естественно, что главным и самым крупным по масштабу фактором порабощения всегда была и оставалась война, и иногда сопутствующее ей пиратство. Важно, что представители отдельных народностей не порабощались поголовно - происходил захват пленных в результате стычек, рейдов, побед в крупных сражениях и, нередко - при подчинении особенно упорно сопротивляющихся поселений.
Закрепощение прежде свободных людей происходило несколько иначе. Война и здесь сыграла решающую роль: особенно явно это на примере Дорийского нашествия, знаменующего переход к рассматриваемым нами Тёмным векам. Завоеватели закабаляли завоеванных, как это случилось с пенестами в Фессалии, мноитами и афамионитами на Крите, гимнесиями в Аргосе, коринефорами на Сикеоне, киллиров на Сиракузах и т.д. Что касается Лаконии, то известные нам поздние илоты, которых изначально постигла схожая участь, всё же не являют собой крепостных в полном значении этого слова - их правовое и экономическое положение является как бы периферией между рабским и крепостным, а ранних свидетельств о их положении практически не сохранилось. Н. И. Кареев пишет, также, что: "Иногда господа сами выделяли некоторым своим рабам особые участки для хозяйства, иногда в положение закабаленных попадали мелкие землевладельцы за долги" - как и порабощенные банкроты, однако, эти люди составляли небольшой процент от общей "крепостной" массы. Выше приведенные категории, все таки, попали в свое подневольное положение в результате разгромных для них неприятельских нашествий. Оставленная за покоренными народами земля облагалась оброком в пользу новых господ, превращаясь таким образом в крестьянские наделы.
Регионы, где завоеваний не случилось, к примеру часть Аттики - Афины с значительными окрестностями, все таки не остались лишены крепостнических порядков. Крупные землевладельцы, особенно - быстро богатевшие аристократы из наиболее древних родов, расширяли свою собственность за счет самостоятельных крестьянских хозяйств - здесь куда раньше зародилась свободная аренда. Так, на землях афинской поземельной знати работало, отдавая шестую часть дохода, сословие "гегтемориев".
Землевладельческая элита. Её "за" и "против".
Не к месту было бы подробно писать о деформации царской власти (а практически в каждом поселении этого периода был свой басилевс) у греков, сопутствующей этим процессам. Стоит, однако, заметить, что чем более укреплялась родовая знать, чем больше она обрастала землей и подневольными её арендаторами, тем меньше привилегий оставляли за собой греческие цари - в конечном итоге, в большинстве государств Эллады, по окончании Гомеровской эпохи, царская власть всюду осталась либо почти номинальной (как это случилось в обществе спартиатов), либо была искоренена вовсе (Афины, где должность басилевса деградировала из монарха в верховного отправителя культов). В ходе протекания этой деформации, помимо якобы "средневекового" явления крепостничества, зарождаются - ещё и крупные "феоды", земельные участки в собственности аристократов, населенные крестьянами, выплачивающими оброк и пр., - и всё это в Тёмные века Древней Греции. От последующей мутации греческих фил в образцовые для нас феодальные государства её спасли многочисленные изменения в строе государств в "классическую" эпоху, в частности - значительное усложнение и расчленение политической системы внутри полиса.
Важен также вопрос об изначальном выборе крупным домохозяином собственной рабочей силы. Отталкиваясь от вышеупомянутых способов её заполучения, учитывая, какую роль в относительно примитивном обществе играли военные авантюры и прямое пленение свободных прежде людей и групп людей, можно предположить, что большее число рабов находилось (по остатку перепродажи) в руках басилевсов (суть племенных вождей; возможно, в будущем именно им принадлежащие потомственные рабы и стали первыми государственными) и наиболее военизированной части землевладельческой элиты.
Более многочисленное "поместное" же сословие, возможно, состоявшее отчасти из геронтов - менее влиятельных вождей и членов Советов, а также глав родов, непосредственно занятых в сельском хозяйстве, ввиду закрепившихся за ним прав (речь здесь не может идти об Аттике, где крепостничество формировалось иначе) на землю и её подневольное население, являлось скорее лессором закабаленных сословий.
Ключевую же роль сыграла привязка аристократических сил к территории - наиболее состоятельные представители старых родов, особенно в устоявшей перед дорийцами Аттике, а вне неё - подвижная военная аристократия, все они со временем образования крупных центров переселялись в новообразованные города. Процесс, названный синойкизмом ("сживание вместе"), привлекал в них часть землевладельческой элиты - города становились одновременно новыми центрами политической власти над населением окружных демов. Первоначально, насколько можно судить по находкам, эти центры были заселены не густо, и, подобно средневековым крепостям, служили скорее для укрытия в них, в случае войны, населения, крупных торговых сделок и проживания в них указанной части аристократии. Эти люди, очевидно, не оставляли своих натуральных хозяйств окончательно, или не оставляли их вовсе - в условиях, когда доля торговли в экономике ещё незначительна, это равноценно добровольному банкротству. Однако новые элементы городского быта вынуждали их обращаться к покупке и использованию именно подневольных рабочих, более универсальных и менее свободных. Рабов можно было задействовать в самых различных операциях, различных от возделывания земли и скотоводчества, они были мобильны и "удобны" в пользовании. Говоря короче, тот пласт элиты, что, отколовшись, постепенно перебрался в полис, очевидно, склонен был к приобретению рабов, а не обращению к уже закабаленным, но полностью привязанным к земле беднякам.
Чем ранее в конкретных регионах Эллады возникали, путем слияния сельских "федераций", города, тем быстрее в них шел отказ части элиты от крепостничества, как менее полезного в их быту института. Тем не менее, множество аристократов, особенно в наш конкретный исторический период, никогда не покидало хозяйство, что способствовало выживанию явления, - покупка и содержание рабов было здесь не так выгодно, как внутри полиса.
Хорошим примером государства, в котором полисная, народившаяся торгово-промышленная аристократия (особенно в поздний период) возвысилась над традиционной - сельской, землевладельческой, являются античные Афины, где рабы составляли более трети всего демоса. Менее известные, но ещё более яркие примеры - торгово-промышленные города Мегары, Халкида, Коринф, сицилийские Сиракузы и ионийский Милет.
В противовес им города-государства и их союзы в Лаконии, Фессалии, Арголиды и Мессении, до самого римского владычества оставались вековыми центрами греческого крепостничества.
...
Практически сразу по разложении родовой, общинной системы древнегреческих племён мы видим появление социального института крепостничества. Отдельный и не всегда выгодно отличный от рабства, он, однако, не уступал ему своих позиций на протяжении нескольких столетий - лишь серьезные темпы урбанизации сначала в отдельных уголках греческого мира, например Сицилии, а после и во всей, уже римской, провинции Ахее, пошатнули его, приведя, тем не менее, к новым формам взаимоотношений поместной знати и крестьянского большинства. Борьба же и уживание новых, городских сословий, сначала греческих, а позже и римских, являют собой совершенно иной предмет, также как и этот - уже сегодня не раз рассмотренный, и, однако же, неизменно обреченный на глубокое переосмысление в будущем.