– Что ты собираешься делать с бабушкиной квартирой? – спросила мама во время очередного визита вежливости.
Мы сидели у меня в студии, обставленной с особым шиком разношёрстной мебелью друзьями-дизайнерами. «Рациональнее было бы остановиться на одном стиле», – заметила мама при первом посещении моей яркой, так непохожей на её, квартиры. Стараясь не смотреть по сторонам, она листала новые журналы мод, которые я привезла из Парижа. Не думаю, что маму действительно интересовало, что я собираюсь делать.
– Хоть квартирантов пусти. Ты понимаешь, что это нерационально – платить за пустующее жильё?
Я согласно кивнула, чтобы не усложнять себе жизнь. Выслушивать бесконечные мамины сентенции о рациональности-нерациональности, не входило в мои планы. Мы не очень ладили. Возможно, именно из-за её любви к двум этим понятиям.
В первый раз мой мозг взорвался лет в пять, когда я просила купить большую, яркую книгу сказок, увиденную на книжном развале:
– Ты понимаешь, что нерационально, покупать книгу, которую можно взять в библиотеке? В выходной сходим, запишемся.
До меня не доходило, как мама может не понимать: я хочу иметь свою книгу, чтобы принести её в детский сад, показать другим ребятам… К первому классу я перечитала половину литфонда детской районной библиотеки, но ни разу не взяла книги со сказками.
От этого случая пошёл отсчёт мелких и крупных обид.
– Ты понимаешь, что рациональнее взять куртку на вырост? – вопрошала мама и покупала мне пуховик на два размера больше.
Я смотрелась в нём как чучелка. Ненавистная вещь пылилась на вешалке, а я продолжала ходить в старенькой одёжке, из которой уже выросла. Папа пытался объяснить, что нельзя делать из ребёнка посмешище, но мама не слышала его:
– Мы не настолько богаты, чтобы гнаться за модой!
Папино стремление заработать деньги, занимаясь собственным бизнесом, воспринималось как блажь.
– Делать тебе нечего... Нерационально вкладывать силы в то, в чём не разбираешься, – категорично заявляла мама. – Лучше бы нашёл подработку!
Даже когда мама открыла свою консалтинговую фирму, и материальное положение семьи заметно улучшилось, я не могла рассчитывать, что мама будет считаться с моим мнением:
– Пока ты живёшь под моей крышей, и я несу за тебя ответственность, будь добра, поступай так, как я тебе говорю!
Наступил момент, когда ей стало тесно под одной крышей с папой: «Нерационально держать в доме мужчину, который зарабатывает меньше жены», и папа перебрался к своим родителям. О том, что папа когда-то получил квартиру от завода и был её совладельцем после приватизации, мама деликатно не вспоминала.
– Бросил меня с ребёнком на руках, – жаловалась она подругам, хотя я давно слезла с рук – мне было четырнадцать.
Выбирать, с кем жить, а кого навещать по выходным, я не хотела, и переехала к бабушке, маминой маме, не так давно овдовевшей. Справедливость, в моём понимании, была восстановлена – я ходила в гости к обоим родителям. Думала, мой демарш примирит их. Но вышло наоборот: папа чувствовал себя виноватым, как будто из-за него ребёнок лишился семьи, а мама демонстративно принялась устраивать личную жизнь.
Попытки успехом не увенчались. Перебрав несколько кандидатов на руку, сердце и жилплощадь, лишившись сбережений и надежд на счастье, мама успокоилась. А я получила очередной урок – рационализм не всегда приводит к желаемым результатам.
Мама просила папу вернуться, но он отказался, и я его понимала. Дела у папы пошли в гору. Маленький цех по выпуску шлакоблока, заниматься которым серьёзно раньше не хватало времени, начал приносить ощутимую прибыль. Постепенно расширяя производство, папа построил мини-завод. Теперь мама не могла себе позволить насмехаться над ним – он превратился в серьёзного бизнесмена.
А мне жизнь у бабушки пошла на пользу. Я научилась управляться с домашним хозяйством, распоряжаться деньгами. Папа завёл для меня карточку, на которую ежемесячно переводил некоторую сумму. Мама от расходов на моё содержание отказалась:
– Это твой выбор. Тебя из дома не выгоняли. Ты должна нести ответственность за свои поступки.
– C’est La Vie (Такова жизнь), – вздыхала бабушка. – Vous devez voir le côté positif dans tout (Нужно во всём видеть положительные стороны).
Она, проработав много лет переводчиком, в минуты волнения переходила на французский. Как ни странно, я понимала всё, что она говорила.
– Tu dois toujours être humain (Нужно всегда оставаться человеком), – бабушка отправляла меня поддержать маму, у которой был очередной непростой период в жизни.
В университет я поступила на лингвистический. Бабуля радовалась, а мама, огорчилась:
– Будущее за финансистами. Рациональнее было поступать на экономический.
Папа держал нейтралитет:
– Ты сама вправе решать свою судьбу.
Я изучала языки, дружила с теми, кто не внушал маме доверия, на пятом курсе нерационально сбегала замуж и на съёмную квартиру, и так же быстро вернулась в бабушкину трёшку. Свой брак, а заодно и мужа, я стала называть «ошибкой молодости», чувствую себя умудрённой опытом особой.
Когда озвучила родителям идею приобретения собственного жилья, папа поддержал моё стремление, а мама встретила в штыки:
– Нерационально покупать студию, когда ты являешься наследницей сразу четырёх квартир, – она посчитала двух бабушек, себя и папу.
– Ты предлагаешь мне терпеливо дожидаться, когда вы покинете этот свет? – съязвила я. – Желаю вам долгих лет и крепкого здоровья. А жить буду так, как хочу!
Собираясь отселяться, я больше думала о бабушке. Мне не хотелось услышать от неё: «Mon ami, j'aime beaucoup tes amis, mais je ne suis pas assez jeune pour écouter des sérénades toute la nuit (Мой друг, мне очень нравятся твои друзья, но я недостаточно молода, чтобы слушать серенады всю ночь)», – я слишком её любила.
Бабуля ушла из жизни тихо, просто не проснулась однажды утром. Я тяжело перенесла утрату, успокаивая себя тем, что осуществила её заветную мечту – незадолго до этого мы вместе целый месяц провели в Париже. А мама обвинила меня в её смерти:
– С твоей стороны было глупо и нерационально потакать бабушкиным капризам. С больным сердцем нужно дома сидеть, а не шляться по злачным местам Парижа. Видишь, к чему это привело? – она трагически заламывала руки, изображая горе.
Я ей не верила. Мама переигрывала. Она стреляла глазами по сторонам, пытаясь определить, сколько зрителей видят эту сцену. Папа, буркнув себе под нос, что тёща умерла от старости, а некоторые рискуют умереть от занудства, увёл маму от меня подальше.
Глядя на маму с глянцевым журналом в руках, я поняла, что никогда не пущу квартирантов в бабушкину квартиру. И со студией расстаться не смогу. Это две части моего «Я», они обе мне нужны для комфортного существования. Это мой нерациональный рационализм.
– Я буду жить так, как хочу, – повторила я слова, уже сказанные когда-то.
Видимо, прививка рационализма, полученная в детстве, и закреплённая неоднократными ревакцинациями, выработала стойкий иммунитет на мамин рационализм.
Н.Литвишко
