Осень. За окном идет дождь, на улицу выходить не хочется. Смотрю на книжную полку: что бы почитать? И вдруг в углу полки между книгами нахожу старый дневник моего отца. Открываю пожелтевшие от времени страницы, начинаю читать. Перед глазами возникает жизнь людей, которых уже давно нет на свете.
“М.Ф. не звоню, сам не знаю почему. Было бы ложью слишком явной говорить о том, что не думаю о ней. Думаю, и много, иногда по-прежнему, ее не хватает… Иногда мне кажется, что и она думает обо мне, и ей меня тоже не хватает, хочет встречи или хочет, чтобы я позвонил – и одновременно не хочет этого. Очень хочу ей здоровья и хорошего настроения в этом году – сказать ей это лично, к сожалению, не мог. Кто его знает, можно ли звонить ей сейчас? Нет гарантии, что к телефону подойдет именно она. Но искренне хочу ей всего самого-самого хорошего, и она это знает. А раз знает – зачем звонить? Еще скажет что-нибудь на редкость грубое и дерзкое, мало ли было таких слов?
Но почему - то кажется, что за эти дни она по-хорошему была мысленно со мной? Не знаю. Во всяком случае, если не ошибаюсь, этот год начался лучше старого, в том числе и в этом отношении….
Во второй половине дня в гости приехал сын Леша. Леша привез письмо, некогда украденное у меня по заданию его матери. В конце прошлого года я категорически потребовал письмо мне вернуть.
Мне кажется, что на этот раз письмо не подделка. Леша сказал, что у него был разговор с его матерью и что он попросил не портить отношений между ним и его отцом, отдать то, что требует отец. “Хорошо, отдам”- подумав, сказала моя бывшая жена и письмо отдала сыну сегодня утром. Леша сказал, что поедет ко мне.
Я старался быть внимательным и тактичным с сыном – он обещал впредь никаких бумаг или писем без моего разрешения не брать.
***********
Голос из моего прошлого – слушаю его вновь, волнуясь.
- Письма получила, мой хороший! Дурные, циничные письма. Но ведь в них ты – сплошное противоречие. Хандришь? Да это временно, от безделья. А мне некогда хандрить. Так даже лучше. Тебя нет – мне некому мешать. Работы так много, что и думать о тебе меньше стала. Не забываю только пожелать тебе спокойной ночи. Дали мне пятый класс – знакомлюсь. 31 августа ночь не спала, волновалась – первый урок в новом классе. Упражнялась в строгости, кажется, получалось.
Приношу ежедневно 123 тетради, поэтому все время уходит на проверку. Писать тебе буду мало, постараюсь чаще.
Почему тебя так мучает, была ли я на речном вокзале. Впрочем, понимаю – у тебя больное воображение. На сей раз тебе не показалось. Я была там с 10 часов, сидела в сквере, а когда ты был на пароходе, вышла и наблюдала издали. Только почему-то мне не захотелось подходить к тебе. Ведь я не люблю провожать. Куда, зачем увозил тебя старый пароход. Быть может спасать от чего-то, быть может, найти себя. Вот я Вам и не мешала. Я старалась не мешать тебе последние дни перед отъездом, хотя была в отпуске до 30 августа. Прости, я занятость придумала, чтобы не мешать тебе побыть больше с сыном. И к телефону не подходила намеренно. А теперь телефон молчит постоянно. Кажется, я научусь относиться к нему равнодушно.
А вот Тузик почему-то опустил хвостик. Очень ребятишек интересует, откуда он появился.
Видела твой новый костюм и шляпу, которую ты долго обещал мне показать. Выглядел прилично, только почему-то к прежнему я привыкла больше. В своем затрапезном ты был ближе и роднее.
А пароход тебя в новой личине
Увозил от меня, пыхтя
Чтоб хандры твоей причиной
Не была бы в Нижнем я.
А Самара чем же краше?
Если грусти не унять.
Счастье иль несчастье наше
Пароход увез опять.
Все вопросы, все вопросы.
Как найти на них ответ.
Пароход тебя увозит
А покоя нет и нет.
Не суди слишком строго, глупые мысли и с техникой не в ладах.
Очень трудно не пить и не курить?
В угоду мне что ли так стойко держишься? Ведь я и не просила. Мне казалось, что у тебя самого возникло желание “выгрести душевный сор”.
А я нужна для контроля. Быть тому, смотрю бдительно. Письма табаком не пахнут.
Получил я это письмо в Куйбышеве в сентябре 1971 года. Долго сидел на скамейке около памятника Ленину и внимательно читал его, вникая в подтекст. Ждал других писем, но их больше не было – было молчание, жестокое и злое. А я так все-таки этих писем ждал.
Вернулся ко мне текст этого письма в начале января 1973 года.
Как я любил тебя тогда, Маша,- в 1971-м….”