«Неужели такое может быть в детском отделении? Надо бы разобраться и наказать этого доктора». – «Лучше бы сразу расстрелять, я и есть этот страшный врач».
Из книги детского хирурга, доктора медицинских наук, профессора ПетрГУ профессора Игоря Николаевича Григовича.
Благодарность
За выполненную работу родители благодарят детских хирургов по-разному. Если выстроить такую шкалу благодарности по частоте, то она будет выглядеть следующим образом: спасибо; большое спасибо; коробка конфет; цветы; коньяк или вино; никак.
Интересно, что степень сложности произведенной операции или всего объема лечения часто не соответствует рангу благодарности. Так, за 15-минутную операцию по поводу маленькой пупочной грыжи вся семья шумно будет благодарить и одаривать, а за сложнейшую и уникальную многочасовую операцию по исправлению врожденной аномалии органов грудной или брюшной полости родители заберут практически здорового ребенка, забыв попрощаться и сказать спасибо.
Последний вариант произошел в январе 1973 года, когда нам впервые в Карелии удалось восстановить проходимость пищевода у новорожденной девочки. Через два месяца после операции родители забрали здорового ребенка и увезли домой в Сортавальский район и, как в известном анекдоте, – «ни тебе здрасте, ни вам спасибо». К нам для контрольного осмотра они не приезжали, но от сортавальских педиатров мы активно узнавали, что ребенок хорошо ест и нормально развивается.
Прошло еще лет пять и в конце декабря, почти накануне Нового года, получаю извещение на посылку. В извещении не указан адрес отправителя, но указан вес посылки – 4 кг. Живу рядом с почтой. При получении выяснилось, что посылка из Сортавальского района, от Наташи (так назвали нашу дорогую пациентку) и ее родителей. В посылке находилось очень теплое письмо, написанное большими кривыми печатными буквами от самой Наташи, две пары шерстяных носков домашней вязки и 4 кг… семечек.
Все было замечательно, если не считать, что семечки я люто ненавидел: запрещал их есть своим детям, не мог даже видеть, как это делает кто-то посторонний в моем присутствии. Хотел выкинуть, но моя младшая дочь унесла в школу, поклявшись не принимать участие в поедании подарка.
С этого времени эта семья регулярно присылала поздравительные открытки к новогодним праздникам, вначале из Сортавалы, затем из Урюпинска, что в Волгоградской области, а в 1993 году – приглашение на Наташину свадьбу из Туапсинского района Краснодарского края. В этом году Наташе исполняется 40 лет, носки до сих пор целы и не сносились.
«Мама, нарисуй…»
Мы привыкли к тому, что когда ребенку чего-то очень хочется, а ему не дают, он капризничает, плачет и даже может быть агрессивным по отношению ко всем, включая любимых родителей. Четырехлетний Денис был удивительным исключением из этого правила. Мы его трижды оперировали (так полагалось при этой болезни) по поводу сложного порока развития толстой кишки.
И каждый раз он мужественно переносил все лишения, связанные с послеоперационным периодом: голод и жажду, так как в течение 3-4 дней ему нельзя было есть и пить, все необходимое ему вводили в вену.
Захожу в палату к Денису, они с мамой (она медицинская сестра) что-то рисуют, точнее, мама рисует, а Денис смотрит. Выражение лица у него грустное. Наконец, он поднимает свои печальные глаза на маму и говорит: «Мама, нарисуй мне, пожалуйста, стаканчик компотика».
«Тетя, а я ещё хочу!»
Детское хирургическое отделение посетила с проверкой заместитель министра здравоохранения, отвечающая за родовспоможение и детство. Визит нечастый, поэтому ее сопровождают главный врач больницы, его заместитель, заведующий отделением, лечащие врачи, старшая и палатная сестры. Отделение по площади небольшое, поэтому такая масса взрослых людей в белых халатах, видимо, напугала наших пациентов, и они тихо лежат на своих кроватях. Но оказалось, напугала не всех.
Порядок такой: заходим в палату, лечащий врач рассказывает, кто и с чем лежит. Начальство обзирает общий план и может кого-нибудь из старших детей или, если есть родители, то их о чем-нибудь спросить, но не конкретно. Прощаемся и переходим в следующую палату. Потом будет разбор полетов и замечания.
Где-то в третьей или четвертой палате, из кроватки рядом с дверью мальчик лет четырех с довольно шкодливой физиономией обратился к первой вошедшей, а это была Сама, с просьбой: «Тетя, я писать хочу».
«Тетя» вначале растерянно оглядывается, но потом, видимо, вспоминает, что она когда-то была педиатром, заглядывает под кроватку, но…ожидаемого инструмента там нет. Она смотрит на вошедшего за ней заведующего, он убеждается, что действительно горшка нет, и кричит сестре, которая находится в коридоре: «Принесите горшок, ребенок писать хочет». Тут мы все уже в палате, сестра приносит поллитровый флакон из-под раствора с узким горлышком.
Вся честная кампания внимательно наблюдает за актом. Мальчик передает сосуд главной тете, она – мне, я – заведующему отделением и т.д. Все с облегчением выходим из палаты.
Завершив обход, возвращаемся по коридору, проходим мимо палаты с больным, совершившим акт, и я вижу его хитрую рожицу, выглядывающую из-за двери: «Тетя, а я еще хочу какать!». Немая сцена. Ведь сообразил, что всех напугал, и захотел усилить финал. Нет, наши пациенты – прелесть!
«Его же за еврея все будут принимать!»
Провожу общий обход в детском хирургическом отделении. Кроме врачей присутствует группа студентов 6 курса, будущих педиатров. Подходим к кроватке с мальчиком четырех лет, который был оперирован накануне по поводу сужения крайней плоти полового члена.
Для непосвященных: у здорового мальчика головка полового члена прикрыта кожей, но эта кожа свободно сдвигается, и головка открывается. Когда кожный хоботок сужен, то головка не открывается и это называется фимоз. При фимозе в кожном мешочке скапливается грязь, микробы, развивается воспаление, которое может привести к затруднению отхождения мочи, возможны и другие осложнения. В таких случаях выполняется операция: удаляется кожный хоботок, то есть делается обрезание.
У некоторых религиозных конфессий (у мусульман, иудеев) обрезание крайней плоти является обрядом крещения в раннем возрасте. Делают это специальные представители в мечетях и синагогах. Ради интереса сообщу, что научно подтверждено, что рак полового члена у мужчин встречается после обрезания во много раз реже, чем у тех, кто подобную операцию не переносил.
Возвращаемся к нашему четырехлетнему пациенту. Рядом с его кроваткой стоит мама мальчика. Лечащий врач приподнимает одеяло и демонстрирует нам, что все хорошо – швы лежат аккуратно, отека нет, писает ребенок без затруднений.
Я решил пошутить: «Смотрите, как красиво получилось». Вдруг мама с возмущением меня спрашивает: «Так что, у него так и останется навсегда?». «Да, – говорю, – вам что-то не нравится?» «Его же за еврея все будут принимать!» – гневно заявляет мама. «Ну, зачем сразу о таких страшных последствиях, может быть, повезет и будут принимать за татарина».
Дальше эту тему продолжать было бессмысленно при большом скоплении народа. Когда вышли из палаты, попенял лечащему врачу, что заранее не поговорил с мамой и не объяснил, что среди евреев тоже встречаются хорошие люди.
Двенадцатый
Пришел в приемное отделение, чтобы принять на плановую операцию двухлетнего мальчика с паховой грыжей. Мальчик чистенький, ухоженный, сидит, прижавшись к сопровождающему его мужчине. Мужчине лет около 50-ти, аккуратный, в костюме, белой рубашке, застегнутой на все пуговицы до шеи, видно, что одежда эта для него непривычная. О мальчике всё знает: когда родился, сколько весил при рождении, чем болел.
«Вы отец ребенка или дедушка?». – «Отец». – «Еще дети есть в семье?». – «Есть, он у нас двенадцатый». – «Какой?!». – «Двенадцатый».
Посмотрел на первый лист истории: какой-то отдаленный леспромхозовский поселок Муезерского района, папа работает трактористом, мама не работает.
Спрашиваю: «Как же вы справляетесь с таким коллективом?» –
«Нормально, живем дружно, хозяйство держим, все старшие в школе-интернате, младшие при нас. Справляемся».
Папа не мог остаться с ребенком и должен был уехать. Вы бы посмотрели на их прощание! Одно удовольствие было смотреть. Каждый день заходил к этому мальчику в палату – всегда он улыбался. Никаких капризов. Бывает, оказывается, такое, но редко.
«Мама, меня врач избил!»
Прохожу по коридору хирургического отделения и слышу детский визг из палаты, в которой лежат дети после так называемых плановых частых операций (грыжи, неопущенные яички и т. п.).
Картина, которую я вижу, ужасная. В палате восемь кроватей, все заняты детьми от 5 до 8 лет, оперированными в предыдущие три дня. Один из мальчиков лет семи, оперированный по поводу пупочной грыжи, прыгает с кровати на кровать и норовит наступить на животы друзей по несчастью. Я ловлю его за руку, снимаю с очередной жертвы, беру его за ухо, веду в коридор, ставлю возле стола дежурной сестры и говорю строгим голосом: «Два часа будешь стоять наказанным, а если еще раз позволишь такое, отправлю в изолятор».
Через полчаса меня зовут к телефону, сестра говорит шепотом: «Из прокуратуры». «С вами говорит прокурор г. П., имярек, с кем я говорю?». – «Профессор Григович, заведующий кафедрой детской хирургии ПетрГУ». – «Здравствуйте, Игорь Николаевич, рад вас слышать. Мне сейчас звонила мама ребенка Х, он у вас лежит после тяжелой операции. Он говорит, что его избил врач. Неужели такое может быть в детском отделении? Надо бы разобраться и наказать этого доктора».
«Лучше бы сразу расстрелять, – говорю, – я и есть этот страшный врач». Далее, рассказываю ему историю произошедшего. «Вот садист», – соглашается прокурор со мной. «Привлеките маму за плохое воспитание ребенка, если получится, конечно, но, уверен, что она и на вас будет жаловаться республиканскому прокурору». На том и порешили.
Автор: Игорь Григович, доктор медицинских наук, профессор (Петрозаводск)
Большое спасибо, что дочитали до конца. Будем вам очень признательны, если вы поставите лайк этой публикации и поделитесь ею в своих соцсетях (нажав на логотип соцсетей справа), чтобы и другие люди могли увидеть этот материал.
Подписывайтесь на наш канал!
https://gazeta-licey.ru/public/people/5703-i-grustno-i-smeshno-chast-pyataya