Александр Снегирёв
Я не из тех, кто любит попутчиков. По мне, так лучше бы их было поменьше. От попутчиков мало пользы, разве что в самолете. Обычно, увидев мою прожорливость, соседки отдают мне свою вафлю. А больше никакого проку. Ходят истории про романтику с попутчиками. Была у меня знакомая, так она, добираясь из Кейптауна, успела влюбиться, выйти замуж, провести медовый месяц и развестись. И все это в течение пускай длинного, многочасового, но всего лишь одного авиаперелета. Я не такой. Предпочитаю вступать в отношения, имея под ногами твердую почву.
Самое тягостное – болтливый попутчик. Хуже только болтливый и пьяный. Такие принимаются рассказывать истории, которые считают увлекательными. Лучше бы рассказывали правду. Нет ничего скучнее, чем попытки быть интересным.
Изредка мне везет. Недавно летел во Флоренцию. В соседнем кресле старушка. То есть синьора преклонных лет. Холеная итальянка. У нас про таких говорят, что у них все в порядке. Укладка, маникюр, ювелирные изделия. Косясь на нее, я думал, хочу ли себе такую жену или не хочу.
В смысле, не сейчас, потом. В смысле, что у меня как бы есть жена.
Уже. Я думал о том, хочу ли, чтобы она, моя жена, выглядела так, когда состарится. То есть, когда войдет в почтенный возраст. Короче, когда ей стукнет восемьдесят, хочу ли я, чтобы она была вот такой наглаженной, благоухающей старухой, у которой все в порядке.
Не успел я решить, хочу или нет, как соседка моя заговорила. Во-первых, она и в самом деле оказалась итальянкой. Во-вторых, она возвращалась к мужу после того, как две недели гостила у дочери.
Стандартам своего народа она соответствовала не только внешне.
Рассказала мне все. И прежде всего про семью. Какой у нее хороший муж, уважаемый человек из почтенного семейства. Ее боготворит. Любит, любит и еще миллион раз любит. Это все его подарки. Она растопырила передо мной унизанные каратами пальцы, затем изящно отвела пряди от обоих ушей.
Поочередно. И голову повернула, чтобы я мог разглядеть мочки, оттянутые драгоценным ювелирным грузом. А напоследок поднесла ко мне поближе цветок, висящий на ее шее и украшенный внушительным минералом.
Дочь у них чудесная. Живет теперь в Лондоне, ни в чем не нуждается.
Внуки. Дом. Лазанья. Эти их маленькие особенные печенья, никак не могу запомнить, как они называются. С итальянками, пусть даже с самыми роскошными, вы рано или поздно непременно окажетесь на кухне.
Так вот все это благоденствие было устроено ее прекрасным, неповторимым супругом.
Слушая, я точно понимал, что даже если захочу, чтоб моя жена однажды стала такой, то это вряд ли случится, потому что разве можно угнаться за этим титаном добродетели?! За этим благочестивым и заботливым синьором, беспрестанно осчастливливающем своих близких.
И все на высшем уровне. Никакой дешевки. А я что? Ну допустим, с любовью еще туда-сюда, но где я такие бриллианты возьму? Разве что из собственного праха сделаю.
Сейчас появилась услуга. Тело умершего сжигают, а прах помещают в специальный агрегат, быстро нагнетающий температуру и давление тысячелетий. Машина времени. Только для праха. В результате из золы получается что-то типа алмаза. Его гранят и оправляют по желанию скорбящих. В принципе можно носить своего любимого дедушку на пальце.
Или бабушку на шее.
Интересно, какой из меня получится бриллиант: крупный или не очень? Живешь, живешь, мнишь о себе, а потом из тебя даже страз собачке на ошейник сделать не могут. Старушка тем временем рта не закрывала и очень скоро позвала меня в гости. Завидная динамика развития отношений.
Летел бы я с ней в Пекин, она бы на меня завещание написала. Итак, в гости.
К ним с мужем. Она нас познакомит. А заодно и с его родственниками: с отцом и матерью. И прочими.
В который раз удивился европейской продолжительности жизни.
Пьют, не просыхая. Едят свой сыр ломтями, и ничего. Средиземноморская диета творит чудеса.
А она все говорила и говорила. Как у них там уютно и птицы поют.
Настоящий островок подлинной тишины. Сто пятьдесят лет назад один швейцарский художник вдохновился этим местом и нарисовал очень известную картину. Ее фотокопии висели у Фрейда и вашего Гитлера.
– Почему это Гитлер наш? – удивился я.
– Ах, простите! Беспокойные мужчины все очень похожи. Ну конечно, я имела в виду Ленина. Впрочем, копия этой картины была у обоих.
Я увлекся ее рассказом. Стало интересно повидать всю эту братию.
И в самом деле, почему бы не расцветить подобным визитом те несколько дней, которые мне предстоит провести в столице Тосканы? И я спросил адрес.
Флоренция замечательный город. Нелепо соперничать с путеводителями, описывая его. Там есть зеленая река и серые мостовые.
По выходным на рынке кормят вареными потрохами, а знаменитый собор то и дело вываливается на тебя из-за угла. Во Флоренции ты буквально спотыкаешься о достопримечательности, но все-таки попутчица пригласила меня в одно из самых удивительных мест.
Овальный остров посреди дороги. У нас бы такой снесли, чтобы не мешал проходу бронетехники. Кипарисы, птицы… и камни.
Старое английское кладбище. Места давно закончились, но в семейные склепы еще можно вписаться. Все прояснилось: попутчица и в самом деле пригласила меня проведать ее супруга и семейство, только не уточнила, что все они лежат в земле. В остальном все, как в ее рассказе: благодать, цветы, тихий остров-сад, где никогда не умолкают птицы. Неудивительно, что художник вдохновился.
Походив среди могил, я ее так и не встретил. Сначала я шагал быстро, обошел весь, уставленный надгробиями холм. Никого не найдя, я сбавил темп. Не могло же мне все это почудиться. Весь этот разговор. Дочь в Лондоне, любящий муж и отец, прочие подробности. На психоневрологическом учете я не состою, во время полетов не употребляю.
Старушка должна быть где-то здесь. Живая и невредимая. Но по-прежнему никого. Только цветы, птицы и хваленый покой. Видимо, я просто ошибся, когда записывал время встречи. А может быть, она про меня забыла.
Пробираясь среди мраморных крестов и понурых ангелов, я невольно примеривался. Прикидывал. Хотел бы я… Если была бы возможность… Не то что бы мне негде… Но тут такие соседи…
Завести, пока не поздно, шашни с пожилой вдовой. Пристроиться к поколениям почетных граждан, заслуженных военных и аристократов.
Я бродил, как гость на обеде, где за столами кончились места. Повсюду веселые компании, и только я неприкаянный. И все же пусть моя жена всегда будет такой, какой пожелает. Здесь хорошо, но лучше уж я со своими. Под лопухами. А может, и вовсе доведется стать минералом. Крупным или ничтожным. Бриллиантом на шее старухи или крупинкой на ногте куртизанки. А может быть, если повезет, чем-то, что никакими каратами не измеряется.