Первая часть здесь.
Саньку он ещё не видел. Видать "каратин" ещё не закончился. А увидеться хотелось до жути. Столько всего хотелось рассказать: и про "витамины", которые на самом деле апельсины, и про дятла, который прилетает на каштан перед Никиткиным окном, и про добрую тётю Машу, которую зовут как их кошку, а на самом деле это тётя в белом халате, угостившая Никитку в первый день "витаминами". Много нового узнал Никитка за неделю в больнице. Узнал, что настоящие витамины колят в попу, и они очень болючие, но не больнее чем мамкины подзатыльники. Узнал, что люди, оказывается, разговаривают совсем по другому, не так как мамка с дядей Витей. Драться, оказывается - плохо: никто ему ни одного раза ни по шее не отвесил, ни по спине ничем не огрел. Аж странно как-то.
Ещё хотелось узнать, дают ли Саньке такие же вкусные котлеты, и странный красный напиток, который тянется за ложкой и сладки-и-и-й, что и сравнить не с чем. Научился ли брат засыпать один, тоже интересно, а то может так и воет белугой, хотя мать это называла: " Орёт как резанный". Хотя, Никитка видел недавно настоящего "резанного", и он вовсе не орал, а тихо прижимал руки к окровавленному пузу, а глаза, что твой рак, выпучивал. После этого случая, как раз, всё у них и приключилось. Дядю Витю какие-то недобрые дядьки забрали, хоть мать и орала, и причитала, и бросалась на них с топором. А за Никиткой с Санькой, наоборот, очень добрый дядя с мохнатыми бровями приехал на большом белом автомобиле, и матери вообще всё равно было забирают их куда-то или нет. А дядька дал им вкусную штуку под названием "гематоген" и вёз их специально с мигалками и сиреной. Санька вопил от страха, а Никитка радостно сирене подвывал.
Но это всё уже в прошлом, а в настоящем есть тётя Маша, каштан с дроздом, утренние процедуры, дневной обход, во время которого приходит старенький Иван Петрович, который совсем не пахнет как та старенькая бабушка, что однажды приходила к Никитке в палисадник и дала ему яблоко, а пахнет чистотой и резиновыми перчатками. Пальцем в этих резиновых перчатках он тычет в Никиткино пузо, слушает какую-то "перестальтику" и называет его "молодым человеком", а не дармоедом, спиногрызом и прочими мамкиными любимыми словами, к которым так привык Никитка. Ещё в настоящем есть первое, второе и компот, а тётя Маша следит чтобы всё было съедено и выпито, а удостоверившись в этом хвалит его и гладит по уже немного колючей голове.
Не хватает в настоящем только кошки Машки-верной подруги и Саньки-несмышлёныша. Уж очень Никитка привык его опекать и говорить ему ласковые слова, а также показывать в их книжке оранжевого Лиса, Собаку с одним ухом и журавлей, которые делают "курлы-курлы". Про "курлы-курлы" ему однажды рассказала мамина подруга тётя Тося. В тот день она была пьяна совсем немного, дар речи ещё не растеряла и скучно ей было пока мать с дядей Витей ходили бутылку раздобыть. За окном недавно журавли летели, но высоко высоко в небе и проверить правдивость тёти Тосиных слов Никитка не смог.
Быстрее бы уже закончился ненавистный "каратин". Тогда Никитка бы обнял Саньку, крепко к себе прижал, но ни слова бы не сказал о том, что в окно, кроме дрозда и журавлей видел мамку. Она приходила с тётей Тосей, они сидели под окнами на траве, пили водку из бутылки, плакали и махали ему рукой. Лучше бы с кошкой Машкой пришла. Никитке бы порадостнее было бы.
Продолжение здесь.