На этот раз мы решили поговорить о современном искусстве непосредственно с его представителем – московским художником Анастасией Копытцевой. Её работы можно увидеть на многих крупных российских и зарубежных выставках. Но мало кто знает, что происходит с картинами до и после экспозиций, а ещё меньше тех, кто готов об этом рассказать. О важности образования, экспериментах с материалами, личных открытиях и скрупулёзном отношении к работам – в интервью ART FLASH.
Ваши картины вызывают одновременно восхищение, интерес и, конечно, множество вопросов. Как бы вы сами охарактеризовали свою художественную технику?
На мой взгляд, прошло слишком мало времени, чтобы это четко сформулировать. Эта техника возникла совсем недавно, однако есть такой термин как «мистический реализм» – возможно, он более или менее отражает мой стиль. Сейчас многие художники работают в этом стиле, смешивая реализм с более абстрактными формами.
В одном из интервью вы сказали: «Прежде всего, очень важно знание истории искусства. Оно формирует определённый фундамент». Как известно, у вас два образования: художника-постановщика во ВГИК и фотографа в БВШД. Как каждое из направлений повлияло на создание картин?
И там, и там мы проходили как историю искусств, так и историю мирового кино и фотографии. Предметы полезны несколькими аспектами. Первый – художники, которые знаниями не обременены, могут что-то сотворить и думать, что они изобрели новое. Однако если копнуть в историю искусств, может оказаться, что 60 или 80 лет назад кто-то уже придумал такое, и все об этом давно знают. Отсутствие знаний чревато тем, что художник будет вариться в собственном соку. Ему будет сложно выйти за рамки собственного представления о мире.
Второй аспект чуть более интеллектуальный – возможность цитировать предшественников. Но это не заимствование каких-то деталей или плагиат, а именно тонкая игра. Только человек, который хорошо изучал наследие мастеров Возрождения, может понять, что в работы настоящего поставлены те же фигуры в тех же позах. Знание прошлого даёт возможность людям из арт-среды говорить на одном языке. Получается, история искусств – это фундамент.
В своих работах вы часто экспериментируете с материалами: акрил, темпера, масло, бронза и даже эпоксидная смола. Какой из них стал наиболее подвижным для воплощения ваших идей?
Во время и после обучения в институте я писала темперными красками, потому что лучше всего меня научили именно этой технике. В ней я мастерски могла изобразить любые оттенки, полутона и формы. К маслу я пришла позже, хотя мы его изучали и в художественном лицее, и в институте. Я стала им писать, когда поняла, что темпера не даёт мне возможности сделать какие-то более тонкие, плавные переходы. После этого я так вошла во вкус, что практически только маслом и пишу. А вот какие-то подкладки или локальные цвета мне гораздо проще сделать акрилом. Для меня он стал вспомогательным материалом.
Серия картин «На север. На восток» – отражение вашего взгляда на современность. Как вы заметили – «Кто платит, тот и сильный. Даже если сам голый». Получается, у нового поколения нет никаких перспектив для выхода из режима онлайн?
Это была моя первая персональная выставка в Восточной галерее. Текст цитаты был написан тогда не мной, а искусствоведом: я выражалась образами, нежели словесными формулировками. Оглядываясь назад, могу сказать, что эта серия про одиночество современного человека, но тема цифровой реальности затронута немного меньше. Скорее, это некая потерянность.
Наши родители, бабушки, дедушки жили в более жёстких социальных условиях, у них было меньше возможностей что-то купить или сделать. Сейчас у нас полная свобода и изобилие выбора. И, казалось бы, они бесконечны: где быть, кем стать, в какой социальной группе общаться, к какому неформальному движению прибиться. Сегодня мало что осуждается и возбраняется. В итоге, мнимая свобода негативно влияет на психологию молодых людей, поскольку размывается фундамент и происходит потерянность в обществе.
Расскажите подробнее о замысле серии Digital Disruption, посвящённой акуле.
Первую акулу я написала в 2016 году. Идея зародилась давно, но я несколько раз отгоняла её от себя, потому что никогда ранее не писала животных. И вдруг откуда-то возникла рыба – и довольно агрессивная, в кровавых подтёках. До этого я не работала в такой технике, но у меня сразу сложился конкретный образ в голове. В итоге он взял верх. Я закрылась от всех в комнате и написала картину. Потом я подумала, что эта работа из серии личных, которые необязательно кому-то показывать, и она вряд ли кому-то понравится. Но как-то её увидела моя подруга-художник и сказала, что это одна из лучших работ. Потом я показала картину кураторам и услышала аналогичный ответ. Для меня это был полный шок.
С одной стороны – подтверждение того, что это была весьма личная идея, а с другой – как она может нравиться другим? Положительных отзывов было так много, что люди захотели увидеть похожие картины. Я создала серию из восьми работ, где были изображены акулы на чёрном фоне. Затем родился проект Digital Disruption, где акулы были помещены в символику цифровой трансформации. Акула стала для меня символом передового человечества, способного быстро реагировать на меняющуюся действительность.
В ваших работах преобладают женские образы – серия работ «Невооружённым глазом» 2013 года или «Голограмма» 2019 года. Связано ли такое восприятие мира с волной феминизма?
До 2018 года у меня наоборот было больше мужских образов, но в последней серии с фехтованием стали преобладать женские, а других нет и вовсе. Образ и то, что я в нём хотела воплотить, был связан именно с молодой девушкой. Она сильная и спортивная, носит одежду, похожую на доспехи. Ключевая мысль в том, что женщина, когда она уравнивает себя с мужчинами, вынуждена быть немного жёстче, чем она есть. Женская природа более мягкая, интуитивная и в этом, я считаю, заключается глубочайшая сила. Когда же изо дня в день девушка бьётся и ведёт себя как настоящий мужчина, то она немного теряет себя и защищается, поэтому и надевает доспехи.
Среди всех уже существующих работ есть те, с которыми вы не готовы расстаться никогда?
Например, я приняла решение не продавать свою первую акулу. Я оставила её у себя, несмотря на то, что за неё предлагали внушительную сумму. У меня есть несколько работ, которые были проданы раньше, и теперь я жалею, что это сделала. Когда продаёшь, то появляются деньги, чтобы творить новое, но всё-таки есть ключевые работы, которые лучше оставить себе.
Тема зарождения жизни и вселенной вам очень близка, особенно после работы над серией «Большой взрыв». Как, по вашему мнению, можно интерпретировать взаимосвязь каждой личности с космосом?
В этой серии я аллегорически рассказываю о мифологии создания мира. В ней, к сожалению, пока только три картины. Может, позже я буду развивать её дальше. Моё ощущение связи космоса и человека? Меня завораживают микросъёмки под сильным увеличением, они очень похожи на съёмки космоса. Клеточная структура и неимоверно большие галактики – они ведь похожи между собой.
Есть видео, где стоит человек, Земля, планеты по возрастанию, Солнце, а потом вдруг звезда, которая во много раз больше Солнца. Рождается чувство столкновения с непонятным. Я верю в то, что есть разум Вселенной, всё движется по каким-то законам и аналогиям. У всего ведь есть своя структура и замысел.
Авторская задумка работы «Венец» 2017 года нашла особый отклик у ваших подписчиков, один из них даже написал: «Как я понимаю, смешав терновый и лавровый венец, ты показываешь дорогу от мучения к славе или обратную сторону того или иного». Каков же ваш истинный замысел такого нестандартного совмещения?
Изначально я задумалась, что нет чисто чёрного и чисто белого цвета – они всегда где-то посередине с каким-то оттенком. Не бывает в чистом виде триумфа или поражения – всегда правда где-то между ними. В этом есть некая дуальность нашего мира, нет никакого абсолюта.
Недавно вы были на Art Basel 2019 в Швейцарии. Какие художники или работы вам запомнились больше всего?
Мне очень понравилась некоммерческая секция Unlimited. Это был кураторский отбор, где было много крупных инсталляций, масштабных скульптур и видеоарта. Секция не была призвана продавать, это было искусство в чистом виде. Конечно, на самой ярмарке тоже было много всего интересного. Можно было увидеть, каких художников уже выставляют, а кто только появился на рынке.
Какие общие тенденции вы выделяете в современной живописи у российских и зарубежных художников?
Когда я приехала на Art Basel в этом году и стала ходить по выставке, возникло единение чувства и мысли. Для этого города та эстетика, что присутствует в современном искусстве, является логичным продолжением местных традиций. Оно не ломает всё, что было, а выступает плавным продолжением. Из этого следующая мысль – в России часто художники или кураторы берут эстетику европейского искусства и пытаются вживить её в нашу действительность. Но у нас иное культурное наследие, и современное искусство такого разряда выглядит несколько неорганично.
Мне кажется, даже современное русское искусство привлекает именно нашей аутентичностью. Другое дело, что это не совсем так будет пониматься на другой сцене. Безусловно, если есть желание выходить на международный рынок, то необходимо что-то более интернациональное.
Порой российская действительность приносит творческие кризисы?
Я тянусь скорее к пониманию собственного внутреннего мира, но он, безусловно, складывается из каких-то наших условностей. Хотя у меня в работах российская действительность, наверное, почти и не присутствует. Есть мысль, что всем хочется какой-то экзотики и отойти от того, что привычно. Как для иностранцев, путешествие в Россию – экзотическое странствие. В Италии даже есть туристическое агентство с такой вывеской.
Что вы посоветовали бы молодым художникам, творчество которых пока никто не принимает?
Нужно быть честным с собой и не думать, что если повторишь визуальный ряд, который делают иностранные авторы, то тоже станешь успешным. Сейчас всем интересно что-то новое и индивидуальное, важна неповторимость. Чем быстрее художник обратит этот угол на себя и найдет в себе, чем отличается от других и интересен миру, тем лучше и быстрее будет развиваться его карьера. Ещё в 2006-2007 годах у меня были серии работ, которые, как мне тогда казалось, должны хорошо продаваться. Среди них были какие-то пейзажи, сюжетные композиции, но ни одна из них не была продана. Когда же я пишу истекающую кровью красную акулу, которую я не надеялась продать, её покупают.
"Чем искреннее написана работа, тем больше в ней заложено энергетики, а зритель это хорошо чувствует."
Как вы относитесь к тому, что ваши работы размещают в интерьерах?
Конечно, мне было бы гораздо приятнее, если бы все работы, которые покупают, были размещены в коллекциях, экспонировались только на выставках. Реальность же такова, что большая часть покупок – это картины в интерьер. Другое дело, что интерьер и отношение к картине могут быть разными. Картину могут купить, потому что она подходит к дивану и занавескам, а могут потому, что в ней видят отражение опыта из своей жизни. Тогда это совсем другое – человек смотрит на неё каждый день и заряжается энергией.
Да, мне важно, кому будут проданы работы. Не всех покупателей я знаю лично, в силу того, что моими продажами часто занимаются галереи, но мне гораздо спокойнее, если я знаю этого человека и понимаю, что отдаю картину в хорошие руки.
Вы знаете, где сейчас находятся проданные работы?
Я не знаю судьбу всех проданных работ, но в последнее время стараюсь следить и записывать это в свою память. Если мы были лично знакомы, покупатели присылают сообщения с благодарностью, порой я прошу отправить мне фотографию, как картина выглядит в интерьере. Все, кого я знаю – достойные люди, и они понимают подход к искусству.
Есть такой момент, что те картины, что «под диван и занавески», это всё равно работы определённого ценового диапазона – до 100 000 рублей. Такое покупается только для интерьера и человеку всё равно, что это за картина. Мои работы находятся в более высоком ценовом сегменте, и их покупают, когда «отозвалось». Это не то, что подходит, а то, во что они влюблены.
В большинстве случаев это домашний интерьер?
Чаще всего это кабинеты или переговорные, а потом уже жилые интерьеры. Например, серия про цифровую трансформацию – это чаще именно рабочие пространства, она заряжает на новые победы. Для дома выбирают в других оттенках, менее контрастных и более лирических.
Были ли случаи, когда ваши работы выставляли в кафе или ресторанах?
У меня были картины на экспозиции в одном интерьерном салоне, но потом их забрали. Бывают иногда временные выставки. Как-то и в ресторане была размещена картина, но честно говоря, я это не сильно люблю, потому что искусство должно выставляться там, где на него пришли посмотреть, а не где едят, пьют и общаются. Мне как художнику неприятно, когда мои работы «служат фоном». Хотя иногда в силу обстоятельств такое происходит.
Ваш топ-5 советов на это лето.
1. Наслаждаться теплом, пока оно есть.
2. Прочитать книгу Д. Томпсона «Как продать за 12 миллионов долларов чучело акулы». Она ёмко и максимально простым языком расскажет про законы современного искусства.
3. Увидеть работы иностранных художников в Музее изобразительных искусств им. А. С. Пушкина на выставке «Коллекция Fondation Louis Vuitton. Избранное».
4. Посетить Центр современного искусства «Винзавод» и посмотреть работы молодых авторов-выпускников Британской школы дизайна, Школы фотографии им. Родченко и института «База» в рамках проекта «Винзавод.Open». Ведь нужно понимать, где чему учат и кто будет создавать искусство в ближайшем будущем.
5. Недавно я была в «Депо» на Белорусской, думаю, это отличное место для летних встреч на открытых верандах.
Оригинал публикации ищите в блоге ART FLASH
Читайте также:
Знакомство с художником: Антон Лебедев о своём творчестве, шести личностях и glitch art