На днях весь интернет погряз в споре: может ли роль русалочки Ариэль исполнять темнокожая актриса. Дремучие консерваторы готовы принести толерантность на алтарь сохранения стилистики кино, а прогрессивная общественность с ними не согласна. А мне в последнее время в свете очередного уродования первоисточника, т.е. съемок толерантного и гендерно-комфортного кино, всё чаще вспоминается о различных попытках подчинить искусство тем или иным законам в разные промежутки времени.
Давным-давно в далекой-далекой галактике В 1930 году в Голливуде был принят некий Кодекс Американской Ассоциации Кинокомпаний (также известный как кодекс Хейса) – свод этических норм, нарушение которых грозило создателям фильмов невыдачей прокатных удостоверений. Кодекс был довольно громоздким и содержал некие принципы:
1. О том, чего нельзя снимать, т.е. нельзя и всё тут (сюда входит запрет на изображение сексуальных извращений, оборота наркотиков, педофилии и высмеивание духовенства).
2. О том, чего нельзя снимать, но если очень хочется, то можно (т.е. секс, пытки, гомосексуализм, поругание над флагом, хирургические операции и прочее-прочее).
Действовал кодекс Хейса до 1968 года, после чего был отменен.
О том, нужен ли свод этических правил для создания кинокартин, можно дискутировать бесконечно. С одной стороны, конечно, подобные кодексы ограничивают искусство. К примеру, без изображения пыток мы не сможем показать распятие Христа или подвиг Зои Космодемьянской; отказавшись от картин хирургических операций мы не снимем фильма о становлении Пирогова; а отсутствие чувственных сцен кастрирует практически любую историю, где имеют место быть отношения мужчины и женщины, хоть с Тристана и Изольды начать, хоть Сидом и Нэнси закончить.
С другой же стороны, побочным продуктом отказа от кодекса Хейса стала плеяда креативных новых и смелых картин, которые могут быть отличной альтернативой двум литрам воды с перманганатом натрия, вроде «Инфекции», «Пилы» и «Хостела».
Что же, оставим эти помои на голову зрителя шедевры кинематографа на совести их создателей, наверняка вложивших в них глубокий и непостижимый смысл, и вернемся к нашим баранам. А именно, к новой догматизации искусства, которая происходит здесь и сейчас под личиной политкорректности. Причем, происходит по нарастающей.
Итак, 2016 год. Все, кто вырос на истории Мальчика-Который-Выжил, приходят в неистовую радость, когда Джоан Роулинг заявляет о создании пьесы «Гарри Поттер и Проклятое Дитя». Однако тут же среди фанатов «Поттерианы» поднимается волна негодования – Гермиону Грейнджер, которая прочно ассоциируется с образом английской розы Эммы Уотсон, играет темнокожая актриса Нома Думезвени.
Тут я себе позволю сделать маленькое отступление в сторонку. В мир Гарри Поттера я окунулась четыре года назад потому, что в то время, когда мои друзья зачитывались «Принцем-полукровкой», моё внимание было погружено в операцию Руматы на Арканаре, а когда все ждали экранизацию «Даров Смерти», я с нетерпением просматривала трейлеры к «Обитаемому Острову» по одноименной книге. Короче говоря, до «Поттерианы» дошли руки только к 25 годам. Однако, несмотря на, в общем-то, не детский возраст, я была полностью очарована богатейшей фантазией миссис Роулинг: обстановкой готического замка с его подвижными лестницами и говорящими портретами, чудными преподавателями, хитрыми студентами, невероятными животными и так далее.
Моё внимание было приковано к тому, как мастерски Автор держит стиль старой доброй Англии с её сумрачными мифами и легендами: тут вам и гиппогрифы, порождающие стойкую ассоциацию с грифонами английских негеральдических гербов; и драконы, далекие предки которых похищали принцесс, сражались с рыцарями и стерегли сокровища; и эльфы с гоблинами (привет Толкиену?); и страшные зеленые русалки гриндлоу, которыми много веков назад английские и ирландские мамы запугивали детей.
Однако, в основе саги лежит не только мощный фольклорный каркас, но и некие исторические параллели. Во времена охоты на ведьм, обязательным спутником обвиненной в колдовстве была сова, жаба, крыса, или кошка – и именно этих животных держат главные герои саги в качестве домашних питомцев (сова у Гарри Поттера, кот у Гермионы Грейнджер, крыса у Рона Уизли и жаба у Невилла Долгопупса). И это – самые очевидные ассоциации! Я уже не говорю о том, сколько приступов синдрома поиска глубинного смысла исследований на тему культурной преемственности «Поттерианы» и древнейших английских легенд породила кульминация второй книги, где главный герой сражается мечом Гордика Гриффиндора с василиском.
Сага о «Поттере» -- это не просто произведение британской писательницы, это – «очень» английское произведение, дух которого является естественным продолжением исторического и культурного наследия Англии, начиная со времен полулегендарного короля Артура. Несомненная (я бы даже сказала -- неоценимая) заслуга Джоан Роулинг на самом деле не только в том, что она написала удивительно психологическую серию романов о детской дружбе, её книги ценны ещё тем, что они воскресили интерес к британской мифологии, утраченный во времена глобализации. «Поттериана» не просто фольклорна, она этноцентрична по своей сути: Роулинг хоть и вводит в четвертой книге китаянку Чжоу Чанг, а позднее – темнокожего волшебника Кингсли Бруствера, однако, мы скорее это воспринимаем как дань британскому колониальному прошлому, чем как реверанс в сторону проклевывающейся доктрине толерантности.
А вот Гермиона как раз изначально показана как классическая английская леди: она пунктуальна, собрана, сдержана, имеет холодный острый ум. Более того, в книге есть явные отсылки к тому, что она – белая! А читатель, посмотрев первый фильм, вышедший практически синхронно с книгой, уже стойко видит перед собой Эмму Уотсон. А учитывая английскую (тридцать три раза английскую!) культурную основу произведения, Нома Думезвени в роли Гермионы выглядит примерно так, как Джеки Чан в роли Оливера Твиста, или Уилл Смит в роли Шерлока Холмса, на самом деле, Бырбырбырч в этой роли тоже не очень органичен, хоть и белый.
А, вот, теперь назревает главный вопрос. Искусство работает только тогда, когда в происходящее верит читатель/зритель. Иначе оно превращается в бутафорию. При постановке фильма, или пьесы можно вносить изменения в образы героев и в сюжет, чтобы оживить происходящее на сцене, придать объема. И вопрос о том, как выиграло произведение от появления афро-Гермионы я даже не поднимаю, ибо он абсурден. Темнокожесть героини в последней части саги, происходящей много лет спустя после событий последней книги, не дает зрителю психологически связать Гермиону-взрослую с Гермионой-юной, нарушает преемственность образа и ломает эстетику произведения. Т.е. получается, что снимать фильмы и ставить пьесы без темнокожего/азиата в одной из главных ролей ещё можно, но крайне нежелательно.
Что это, если не новая догматизация искусства?
К сожалению, на афробританке Гермионе беды «Поттерианы» только начались. Градус любит повышение, поэтому Роулинг перекрашиванием героини не ограничилась и ввела в сиквел приквела «Гарри Поттера» фильм «Фантастические твари-2» целую семью темнокожих исконно французских волшебников африканского происхождения и яойный пейринг страстный роман между директором Хогвартса Альбусом Дамблдором и его антагонистом Грин-де-Вальдом. Впрочем, это уже из другой оперы. Или всё из той же?
Продолжение в следующем посте
П.С. Я пришла к выводу, что самый неполиткорректный английский персонаж – это Джеймс Бонд. Ну, посудите сами: белый гетеросексуальный цис-гендерный мужчина-метросексуал, а в последних трех фильмах -- так вообще истинный ариец голубоглазый блондин.
Конечно, создатели Бондианы худо-бедно пытались поправить положение вещей, назначая ему в подружки то мулаток, то азиаток, но смотрелось всё равно как-то неубедительно...
Подписывайтесь на мой канал!