- Почему ты не сняла перчатки?! Чему вас только учат?! Ты только что трогала пациента! - отчитывала меня Соня, операторе сочио санитарио (ОСС) из отделения “Медицина” больницы, в которой я прохожу практику.
Соня отчитала меня очень удачно, так как у входа как раз находилась примариа – главный врач отделения Микела М.
- Что за безответственность! Была у нас одна практикантка, так она парализовала на две недели работу отделения! Не поменяла перчатки, разнесла заразу по всем столам, а мы все потом с диареей по домам сидели, - Микела не давала вставить мне ни слова.
- Я здесь первый день, я не знала, что в зал терапии нельзя входить в перчатках, я думала, что мы не закончили… Я не трогала пациентку, и даже постели её не коснулась, только спинки кровати, я привезла её после обследования в палату, - пыталась объяснить я примарии (от слова “прима” - первая).
- Первый день?! - удивилась главная, - Ладно! Больше так не делай!
Долговязая Соня удовлетворенно потирала ручки, сделав мне пятую пакость за день.
За пять дней у меня, как у собаки Павлова, выработался рефлекс - при входе в общий зал, где заседают все медсестры и врачи, я срываю с рук перчатки, даже если они свежие.
Страшно представить, сколько перчаток я меняю за день! От пациента к пациенту, от манипуляции к манипуляции...
После трёх недель в раю по имени “Василёк” (дневной центр для людей с расстройствами психики), я попала в самый настоящий ад. Впрочем, я знала заранее, что пощады ждать не придётся, читала наводящие ужас комменты однокурсниц, которые первыми попали в отделение “Медицина”.
Здесь нужно носить спецодежду (дивизу) и резиновые калоши. Студенты носят белую рубаху типа кимоно (кàмиче), медсестры – зеленую, ОССы – серую. Штаны у всех – белые.
С утра в 6.50 я присутствую на планёрке и слушаю отчёт ночной медсестры о вновь поступивших и выписавшихся, о состоянии тех, кто лежит давно. На основании планерки информация заносится в чек-лист, которому я должна следовать весь день – в нём написано, кто ходячий, кто лежачий, у кого – катетер, у кого клизма, у кого перевязка, у кого – голод в связи с назначенными анализами, у кого – какая диета, у кого диабет и аллергия, кто слепой и прочее…
Нужно чётко отслеживать, что привезут на завтрак. Как назло на поднос пациентке с аллергией на ананас, клубнику и киви, поставили клуничный йогурт и два свежих киви. Нужно было срочно заменить, иначе вышел бы скандал. А виновата была бы ОСС. Это вообще – работа для крайних.
Помимо пациентов, их диагнозов и имён, нужно знать всё оборудование, материалы, мази и порошки, которые нужно использовать. Я терялась среди одинаковых дверей многочисленных складов, где хранятся матрасы, перчатки, памперсы, постельное бельё, монополи (варежки-мочалки), утки, кувшины и прочее…
В первый день меня приставили к Элизе – крупной симпатичной девушке, напарницей которой была та самая Соня, опозорившая меня перед директрисой.
- Покажи-ка мне, как правильно заправлять постель, - замерла Соня перед кроватью.
- Везде свои правила! Я сюда пришла на практику, а не на экзамен, - возразила я.
- Как тебя учили на курсах? Угол! Где угол?!
Соня и Элиза ругали и стыдили меня целый день, гоняли, не давая присесть и попить воды.
У нас с Соней оказалась общая знакомая, которая с ней работала в центре для душевнобольных людей. Она рассказала мне, что Соня всегда была ведьмой, что уволилась она из “психцентра” в связи с бурн-аутом – профессиональным выгоранием. Соня начала ненавидеть пациентов и её уволили. Пять лет назад она стала вдовой, 42-летний муж погиб на работе, несчастный случай.
Сейчас Соне 45, детей у неё нет.
На второй день я не выдержала и высказала Соне, что она не имеет права требовать от меня безупречного выполнения манипуляций, которые я не делала никогда в жизни, то есть с первого раза.
Если Соня всё время меня провоцировала, то Элиза делала вид, что меня просто нет. Я постоянно её искала, чтобы получить новое задание.
В конце второй смены Элиза отвела меня в вотатойо (от слова вуото – пустой) - помещение, где опорожняют и моют горшки. Закрыла дверь и выпалила мне в лицо: “Скажу тебе откровенно – ты не готова к этой работе! Твой итальянский не позволяет тебе понимать многих важных нюансов, от которых зависит здоровье пациента. Мы работаем с реальными больными людьми, понимаешь?!”
- Но ведь я здесь всего два дня! Как можно за два дня во всём разобраться?! - разревелась я.
Я выползла из “вотатойо” - с опустошенной душой, как “утка” после стерилизации. Мне казалось, что всё кончено...
Даниэлла, моя однокурсница, которая проработала в “Медицине” уже месяц, призналась мне, что Соня и Элиза и её поначалу доводили до слёз… Говорили, что она профнепригодна.
К языку-то точно придраться не могли, Даниэлла – местная, итальянка.
К счастью, на третий день меня прикрепили к Маре – девушке-ангелу, которая была вежлива, внимательна и компетентна. С ней у меня не возникло не одного затруднения – ни в плане языка, ни в плане действий.
В четверг меня курировала Сабрина – ещё одна красавица и умница, которая довела меня до слёз, но не горечи, а умиления – настолько она была доброжелательна и многому меня научила.
А вот в пятницу мне не повезло. Антонелла, тётенька около 60 лет, постоянно кричала на меня, выискивала ошибки, злилась, если я не успевала за две секунды сменить перчатки и приготовить материалы.
В какой-то момент у меня прихватило сердце и я взмолилась: “Хватит повышать голос! Я – живой человек! Я – не глухая! Не смей так со мной общаться!”.
Антонелла обалдела и заткнулась. Когда я уходила, она попросила у меня прощения. Это было очень неожиданно и приятно.
С ужасом жду новой смены.
Прошу пожелать мне продуктивной недели!
Читайте также:
Как я стала первой в мире журналисткой-санитаркой или почему в Италии я пошла в медицину
Работа мечты в "клубе самоубийц" или моя первая практика в итальянской медицине
Пациенты просили меня остаться с ними насовсем или как в Италии помогают душевно нездоровым
До “семёрки” я не дотянула или как оценили моё “рабство” в центре для душевнобольных