– Здравствуй, дорогая! – на пороге высился гражданин в чёрном пальто и со старым пластиковым пакетом в руке. В пакете угадывалось что-то объёмное и тяжёлое.
– Вениамин. Ты. Опять… – вздохнула я и покачала головой.
– Не говори, что не ждала! – залихватски подмигнул гражданин. – Позволишь войти?
– Не ждала. И даже если не позволю, ты всё равно войдёшь.
– Уже! – не успела я моргнуть, как чёрное пальто упало на пол, пакет, громыхнув, последовал за пальто, и прямо передо мной, подпирая потолок, оказался он, Веник, – мой старинный друг и недруг.
– Заходи в комнату, – я поняла, что вечер пройдёт по известному сценарию. Много еды, много алкоголя, долгий-долгий разговор; потом Веник скажет, что ему сегодня негде ночевать, и останется у меня на месяц. Радует одно – мой друг неприхотлив, и раскладушка в прихожей обрадует его так, как обычного человека обрадовал бы номер в Хаятте.
Пока я резала на кухне колбасу, сыр и прочую снедь, Веник успел разлить по стаканам виски из необъятных размеров бутыли.
– Вень, почему виски? И почему из стаканов? И почему ты, пёс тебя задери, в чёрном пальто? Ты пропил белое?
– Не част`и, – ухмыльнулся нежданный гость. – Ты знаешь, как я люблю виски. Погоди, не перебивай… И знаю, что ты его терпеть не можешь. Но имею я право хотя бы раз в году принести то, что люблю?
– Ты только и делаешь, что приносишь то, что ты любишь.
Веник закатил глаза:
– Я приношу тебе коньяк, который ты сама и выпиваешь. Ну, в основном сама. За тобой разве успеешь? А стаканы… это моя новая эстетика! Мне нравится пить из стакана. В этом есть что-то декадентское… – Веник сжал губы. – Тебе не нравится – не пей.
Я пожала плечами:
– У меня в буфете молодое крымское. Зачем мне твой крашеный самогон… Так что с пальто?
Мой невозможный друг влил в себя стакан виски, крупно и громко сглатывая, подхватил на вилку кусок сервелата и произнёс по слогам:
– Не-про-пил. Я вообще не пил полгода. – И добавил тихо: – Я знаю, что ты его терпеть не можешь. А чёрное я одолжил.
Я молча смотрела на Веника. Смотрела минуты три и не могла вымолвить ни слова. Наконец так же тихо выдавила:
– Спасибо.
Белое вениаминово пальто – это тоже эстетика, только вечная. Без белого пальто Веник – не Веник. Это его визитная карточка, фетиш и верный спутник. И если Веник может по полгода не пить, то белое пальто с ним, кажется, срослось. Наверное, мой товарищ даже спит в пальто. И моется. И загорает. А я это пальто люто – люто! – ненавижу. Поэтому я решила: пусть Веник сегодня пьёт, сколько захочет. Пусть напьётся до розовых попугаев, таких же розовых, как его волосы. Боже, розовые волосы! В прошлый раз были зелёные.
Веник влил в себя второй стакан и поднял на меня всё ещё трезвые глаза. Пока он трезв, его прозрачные голубые глаза отливают бирюзой.
– Я принёс тебе «Исповедь» Блаженного Августина. Ты говорила Товии, что не прочла до сих пор. И ещё – белый плед. Надеюсь, ты ничего не имеешь против пледа, если он белый? В красную крапинку, – улыбка спряталась в уголках губ и угасла.
– Вень… – я взяла со стола стакан с виски и отпила половину. Поморщилась. И, не дожидаясь, когда он попросит меня о ночлеге, выпалила: – Венька, оставайся ночевать!
Мой друг хитро посмотрел на меня:
– Зачем?
– Затем, что у тебя розовые волосы, – я придвинулась ближе. – И затем, что ты так и не закрасил седину…
– И затем, что нужно непременно постирать мою шикарную майку! – загоготал Веник.
И я только сейчас обратила внимание: на Венике была надета грязно-зелёная майка – прямо на голое тело.
– Веничка, дела настолько плохи? Или это страсть к эксгибиционизму?
– Это тоже моя новая эстетика! Ты только посмотри, какая гармония – розовые волосы и зелёная «алкоголичка»! – не унимался «эстет».
– Дурак ты, Венька!
– Причём нелюбимый дурак, – буркнул он.
– Дурак ты, Венька, – ласково повторила я и погладила его розовые пряди. – Напьёмся?