Отшельник, волею судьбы оказавшийся в глубоком таёжном краю, стал сосуществовать с природой, умножая силы духовные, и телесные. Благодаря тайге-матушке, здоровье его стало богатырским, и раны душевные стали понемногу заживать. И, вот в один из дождливых осенних дней, состоялась удивительная встреча…
Век вам жить, не тужить, люди добрые! Всем сердцем, всей душою желаю дому вашему счастья, достатка, детишкам – радости, да старикам ангелам-хранителям – милости Господней!
…Дни летели, аки птицы перелетные, перекликаясь меж собою звучно, да рассказывая, что было, да как…Время, времечко ни на минутку не придерживало свой бег нескончаемый, и лишь осень золотыми червонцами тайгу-матушку щедро одарившая, потихонечку собирала свои наряды в сундуки расписные. Собиралась она в края свои, – там, где дом её сверкает драгоценными каменьями на золотой горе.
…Время брело по тропинке своей проторенной, словно странник истину верующий, истину жаждущий, – а для отшельника оно, и вовсе стало незаметным. Не считал он дни вовсе, не хотел он знать более что в миру творится, – стал он жителем таежным, слился с природой-матушкой, – тем его душенька без пощады, будто хлыстом исполосованная бедами, и горестями, и успокоилась. Каждый Божий день, вставал отшельник до зореньки, покамест не заалело в небе солнышко ясное, молился за здравие ноне живущих, да за тех, кто ушел в мир иной, поминал добрым словом тайгу-матушку и жителей её, – будь то зверь дикий, али человек. И шел он опосля к роднику, что бил из скалы водой студеной, чтобы лицо свое омовить как обычно. После трапезы чем Бог послал, шел отшельник к озеру, там, в укромном месте среди валунов больших, лежащих словно богатыри древние, тихими водами омываемые, проводил он немало времени за молитвами да размышлениями. Опять таки, – охоте время уделял должное, углублялся в тайгу, где леса нетронутые высились, где нога человеческая испокон веков не ступала. И так удивительно стало, что тайга-матушка милостью своей щедро одаривая отшельника нашего, пищей да кровом жалуя, дала ему, и здоровье крепкое, да такое здоровье, – скажу я вам други моя, – такою силушкою богатырской налился он, что мог он запросто камень многопудовый от земли поднять, и пронести его немало на плечах своих богатырских.
… Скоро, в один из дней, когда уж покликала осень, – красавица златовласая дождей проливных, дабы они в тайге матушки до самых морозов капли алмазные драгоценные от щедрот своих небесных, на деревья навесили, случилась встреча нежданная, и чудесная. А было это, – вот как…
Возвращался отшельник с охоты к себе в пещеру. Дождь – негодник капризный, как с самого раннего утра поливший на тайгу, так и не унимался никак. Все лил, и лил, нескончаемо, всю живность распугал, заставил ее попрятаться, – кто, куда горазд. Отшельник шел тропинками таёжными, промокший до нитки, – едва ему удалось зайчишку на ужин добыть. А он, и рад тому был, – сколь удача ему щедростью своей милость отсыпала, – на том, и превеликое спасибо. Значит, идет он, думу свою думает, и вдруг застыл на месте, в страхе…Чего же не испугаться, когда на тропинке перед ним медведь агромадный стоит! Близко мишка стоит, будто ниоткуда появившись. У отшельника нашего сердце в пятки так, и свалилось! Ну вот, и все, вот, и смертушка пришла! Медведь тот, словно гора возвышается, ушки навострил, глазками уставился на отшельника оторопевшего, – видать высматривает, как бы ударить лапою своею так, чтобы разом из человека дух и выбить. Отшельник в мыслях своих горестных, уж и со светом белым простился, – ружо на землю бросил, – без надобности оно ему теперича, да, и ножик что за поясом, – невелика подмога супротив такого зверя громадного. Стоит отшельник перед мишкой косолапым, – хозяином таёжным, очи свои потупил, дыханье затаил. Вот ударит мишаня, и головушка его бедная, горе, и муки познавшая в мере полной, – с плеч долой…
Вдруг чует отшельник, как меж шумом дождя бесконечного, урчание мишки донеслось, да не злобное урчание то, а будто прощения просит, за то, что напугал так нечаянно. Отшельник тут очи свои вмиг открыл. Глядит, – а мишка то, словно утес, словно кряж скалистый, у ног его улегся, и смотрит так виновато, будто, и впрямь, повиниться желает.
Удивился отшельник сему чуду, присел рядом, и рукою мишаню, погладил по голове мохнатой. А зверь таежный, дикий, и сильный, будто дите малое к нему ластиться начал, Языком руки лижет, – другом стать хочет.
Встал мишка, и оглянулся назад, – а там, в темной гуще кедровника дождевою пеленой застеленной, будто светится что-то. Отшельник уж, и не знает, – что это такое тут. А свет тот, еще пуще разгорается, растет, – цветку дивному, волшебному подобный, да так ярко, и лучисто, что отшельник, и глазам своим не верит. А цветок сей, еще пуще расцветает, и словно лепестки свои, раскинув, – образ…человека принял. Отшельник будто завороженный глядел на это чудо в тайге глубокой.
А цветок сей огненный, временем тем, превратился в старца древнего, с венцом золотым на волосах седых, в белых одеждах ниспадающих, и с посохом в руке аки факелом ярко горящим. Старца сего дождь не касался, словно окутывал его туманною накидкой. И старец тот, лучезарно улыбнувшись, пошел навстречу нашему отшельнику, поступью легкой, земли как будто не касаясь…
ПРОДОЛЖЕНИЕ ЧИТАЙТЕ:
https://zen.yandex.ru/media/georgiu/-4otshelnik-naidesh-jenu-i-dochek-daleko-daleche-u-zlogo-kolduna-zgardara-oni-5d2cb38f23371c00ace842a8
Георгий
Подписывайтесь на мой канал, дорогие друзья! Каждый из вас ставший моим постоянным читателем, вдохновляет меня, подтверждая, что пишу я не зря!