В австралийском городе Брисбен на пеньке под пальмой сидит старичок в шляпе и валенках. Он так неуместен в этом чужом пейзаже, этот чудак в пальто, с запрокинутой к звездам головой, но очевидное безумие композиции исчезает при смене ракурса — а где сидеть мечтателю и отцу космонавтики, если не перед входом в обсерваторию? Его даже стоило бы выдумать, этот памятник, кстати, подаренный в дни России в Австралии — Циолковский в валенках выпадает из пальмового пейзажа точно так же, как выпадал из боровско-калужской обыденности. Одержимый идеей достигнуть иных миров Константин Эдуардович заговорил о ракетах еще прежде, чем мир окончательно освоил автомобиль.
Воздушный шарик
Чудачество Циолковского общеизвестно. И, как странности иных людей, оно родом из детства. В точности, как герой его фантастической повести «На Луне», написанной и опубликованной в журнале «Вокруг света» еще в позапрошлом веке, Константин Циолковский «земное мешал с небесным». Мечты о небе родились от беспомощности на Земле: детская скарлатина оглушила его не в переносном, а в прямом смысле слова. Глухота лишила восьмилетнего Костю общения и детских подвижных радостей, а взамен выдала привычку думать, читать, учиться самостоятельно. Отгороженный глухотой от реального мира он грезил о выдуманных мирах. Путеводной звездой снабдила прозорливая мама, Мария Ивановна. На восьмой день рождения она подарила ему не игрушку — символ. Воздушный шарик, выдутый из коллодиума и наполненный водородом, определил стремление — вверх.
«Глухота делает мою биографию малоинтересной, — напишет потом Циолковский, — ибо лишает меня общения с людьми, наблюдения и заимствования. Моя биография бедна лицами и столкновениями». Но бедность внешних впечатлений, эти предложенные обстоятельства, породили в результате идеи достаточно безумные, чтобы стать гениально верными.
Один чудак заприметил другого
С точки зрения его среды биография Циолковского не малоинтересна, а странна. Какой нормальный человек учится с такой одержимостью? И не в гимназиях-университетах с наставниками, а самоучкой и в прямом смысле слова на черном хлебе и воде. Какой рядовой обыватель тратит скромную зарплату народного учителя в Боровске и Калуге на занимательные опыты и приборы? Какой здоровяк вложит силы в испытания и исследования? Да и о бедности лиц и столкновений — это с какой колокольни смотреть. Николай Федоров, «московский Сократ», философ и теолог мирового уровня служил помощником библиотекаря в той самой Румянцевской библиотеке, где юный Циолковский «грыз гранит» высшей математики, астрономии, механики, химии. Один чудак заприметил другого, и даже подкормить хотел, но Костя дичился, и даже о космосе ни разу с Фёдоровым не заговорил, а ведь тот заменил ему сразу всех университетских профессоров.
«Основной мотив моей жизни — сделать что-нибудь полезное для людей, не прожить даром жизнь, продвинуть человечество хоть немного вперед. Вот почему я интересовался тем, что не давало мне ни хлеба, ни силы. Но я надеюсь, что мои работы, может быть скоро, а может быть в отдаленном будущем, дадут обществу горы хлеба и бездну могущества».
И лишь много позже Константин Эдуардович узнал об учении Фёдорова. Любой нормальный человек счёл бы бредом: настанет время и творческие усилия человечества и успехи науки воскресят всех умерших людей. Но другому мечтателю, ученому, безумцу Циолковскому мысль легла, как младенец в люльку. И выросла в героя-богатыря: если науке удастся воскресить всех некогда живущих, то места им на Земле не хватит, следовательно, надо освоить космическое пространство. «Земля — колыбель разума, но нельзя вечно жить в колыбели».
И тут в подготовленном мозгу сошлось. Увлечение полетами обрело философский смысл, обросло гениальными прозрениями. Все встало в строку: и легендарная формула Циолковского, что позволила конструировать ракеты, и детали будущей жизни человека на космических станциях, которые он тщательно продумывал. Гениальный самоучка ушел в мыслях так далеко, что реальная жизнь осталась позади. Все его изобретения и открытия осуществились… после его жизни: многоступенчатая ракета, жидкостный реактивный двигатель, космические станции. Циолковский предскажет лазер, неисчерпаемость атома, самостоятельно построит монгольфьер, предложит проект цельнометаллического дирижабля, не оцененный российским военным ведомством и попавший в результате к графу Цеппелину, построит вторую в России аэродинамическую трубу и проведет в ней испытания обтекаемых моделей. За восемьдесят лет до полета Гагарина на особых «центробежных машинах» опыты с тараканами и цыплятами поставит. И попытается донести свои идеи до людей — начнет писать научную фантастику.
Гениальные парсеки
А внешне так: в Боровске, а потом в Калуге в маленьком домике живет с женой и детьми обыкновеннейший учитель. Со странностями, конечно, а кто из нас не грешен? Детишкам самолично вихры машинкой стрижет, на велосипеде системы «Дукс» по мощеным улицам трясется, на коньках бегает, ровно пацан какой. И все пишет чего-то, пишет… А у самого и приличного прибора нет, перо в чернильный пузырек макает. А в дому-то, в дому…
В доме сверкают рукотворные молнии, летает вослед сквознякам резиновый шарик, наполненный водородом и уравновешенный до нулевой плавучести, пугает гостей электрический «осьминог» и по углам раскиданы слуховые трубки. И ничто, ничто не предвещает здесь будущей благоговейной музейной тишины. И не ведает провинциальный обыватель, что отсюда с крутого бережка Оки начнет отсчитывать мили и парсеки вся земная космонавтика. И что 14 апреля 1961 года здесь, в Калуге, а не только в Москве и Ленинграде дадут салют — уважат отца космонавтики.
Но это случится потом. Понадобятся таланты «заочных учеников» Циолковского — Оберта, фон Брауна, Королева, Янгеля, героизм Гагарина, чтобы метка «чудак» сменилась меткой «гений». А, может, гении из другого материала не получаются? Условие, похоже, необходимое, но не достаточное. Как говаривал другой представитель гениальной компании Эдисон: «Гений — это 1% таланта и 99% пота». Оставим на совести изобретателя пропорции, добавим капельку «безумия» и вот вам рецепт. Осталось найти кухню и поваров. Кстати решение предлагал все тот же Циолковский: тщательно отбирать лучших людей разного пола и разрешать им вступать в браки только между собой. И так «вывести» новую породу людей. Но если дорога в космос, вычерченная Циолковским оказалась верной, может, и здесь чудак из Калуги прав?
Опубликовано, ESTET/5