Глава "Мой брат загнал себя в ловушку" здесь
Было около девяти утра, когда я вышел за турникеты на платформу. Алексей стоял вдалеке, в ее начале, возле таблички «Остановка первого вагона».
Я улыбнулся, подошел, мы поздоровались.
-Поезд через десять минут, – Алексей сверился с часами.
В его руке была неоткрытая бутылка с оранжевой газировкой. На плечах рюкзак.
-Сегодня мой последний рейд на телевидение.
-Уже? Последний раз?
-Ну да. На самом деле, последний рабочий день был вчера. Сегодня только заберу остаток вещей и назад. Слава богу: теперь не придется ездить по полтора часа на работу. Они уже нашли мне замену, – Алексей заулыбался как-то странно восхищенно. Ладно, я это сделал – самое главное, – он окончил почти с гордостью.
Я в подобных случаях, как правило, усмехался, но на сей раз только махнул рукой, кивнул на рюкзак.
-Чем он у тебя набит?
-А-а… рюкзак совершенно пуст – просто объемный и твердый. Кстати, – Алексей стал медленно отворачивать пробку на бутылке; тихий приглушенный хруст пластмассы, затем вспыхивающее шипение газа, – это их подарок – ко дню рождения.
Я сказал:
-Проблема в том, что ты не слишком любишь людей, с которыми общаешься. Да, в этом вся проблема…
-Как-то совсем недавно ты сказал, что я очень хороший человек, – Алексей держал бутылку возле губ, но так пока и не отпивал.
-Одно другому не мешает, почему… Нет, я серьезно. Эта правда – что не любишь… она все как-то вертелась возле тебя, а теперь мне стала ясна. Вдруг. Да, Леш. Это же очевидно, что не любишь.
-Очевидно – ты так думаешь? По мне, так то, что я им не доверяю – даже это не очевидно. Я иногда чувствую, что накручиваю себя просто ради накрутов – когда уже совсем разгонюсь.
-Я знаю.
-Я просто не могу остановится, все думаю, анализирую – голова идет кругом. И это легче, чем не думать. Я совсем не спрашиваю себя: доверяю или не доверяю. Ровно так, как меня, наверное, и несильно заботит, правдоподобны мои рассуждения или нет. Накруты ради накрутов, – он говорил и улыбался. – А может, как раз насчет недоверия менее очевидно, чем насчет нелюбви.
-Конечно, – кивнул я совершенно убежденно.
Тут Алексей, наконец, сделал большой глоток газировки из бутылки, потом еще один и вдруг… глаза его вывалились из орбит, к лицу прилила синюшная кровь, сгущаясь синим возле толстенных вен, вздувшихся на шее.
Он выронил бутылку и, перегнувшись пополам, схватился за живот.
-Что такое?..
Его рот раскрылся; вместе со слюной изо рта вылились остатки газировки, которые еще не успел проглотить, – на асфальт, рядом с валявшейся открытой бутылкой; из бутылки тоже выливалась газировка – ровными и непрестанными колебаниями, как будто откачивалась.
По платформе растекалась лужа.
Продолжая держаться за живот и хрипя, Алексей сделал два шага назад, ища спиной опору, – высокий железный забор огораживал платформу по всей ее протяженности.
-Что такое? Что случилось?
Подойдя, я поддерживал его за локоть. Люди, стоявшие рядом, поворачивали к нам головы.
Сначала Алексей прохрипел мне в ответ что-то совершенно невразумительное; я видел, его не тошнит – он корчился от боли, острой; видимо, ему скрутило живот.
Потом он, наконец, выдавил, словно стараясь преодолеть гримасу на лице:
-Подожди, подожди… – и, съезжая по забору на корточки, отстранил мою руку, – Господи, как больно…
-Ну что, скорую, что ли, вызвать?
-Ы-ы-ы… Боже мой…
Из его глаз уже слезы сочились.
С этого эпизода на платформе и началась история болезни моего брата. В тот день его отвезли в хирургическое отделение местной поликлиники. Врачи диагностировали у Алексея язву желудка.
Чтобы снять приступ, понадобился не один укол обезболивающего, уже в больнице, а пока Алексея везли туда, он, помню, так и лежал, перегнувшись пополам в машине на каталке, с посиневшим и сморщенным от натуги лицом; все стонал и поминутно вскрикивал. После уколов его, хотя и немного, отпустило (во всяком случае, он сумел хотя бы распрямиться), но все равно продолжал пребывать в полузабытьи, и когда к нему обращались, только бормотал: «Оставьте меня в покое, боже мой…»
В конце концов, ему дали снотворное и к тому моменту, когда в больнице появилась Оля, он уже уснул.
Мы с ней, разумеется, здорово переволновались.
Язву желудка диагностировали на следующий день, после гастроскопии, однако врачи еще до этого сообщили нам о своих подозрениях (в результате они и подтвердились; врач принялся спрашивать нас с Олей об образе жизни Алексея, вредных привычках и наследственности. А когда сообщил, в чем может быть дело, Оля побледнела).
-Что?.. Этого еще не хватало!
Мне она сказала:
-Ну у вас же в роду не было этой болезни, ведь так?
-Нет.
-Значит, у него этого не может быть.
И когда точно установили диагноз, Оля еще долго говорила и увещевала меня, что, дескать, это какая-то ошибка, не может быть такой серьезной болезни у человека, которому всего двадцать восемь лет (хотя, на самом-то деле, это возраст, при котором болезнь как раз таки и может проявиться).
Для Оли это было нечто, вроде средства самозащиты, – бессмысленная борьба с фактами, которые ей были не по душе.
-Наследственность – не самая распространенная причина, – намекающе сказал я.
-Он что, неправильно питался? – напряженно осведомилась Оля.
Вопрос повис в воздухе. Но конечно, это было так: Алексей уже лет пять (и особенно, последние два года – после того, как окончил институт и устроился на телевидение) сетовал, что никогда не может нормально поесть, все только что-то «перехватывает на ходу», – и качество этого «что-то» тоже, разумеется, оставляло желать лучшего.
Оставалось только непонятным, почему доселе он не жаловался ни на какие боли.
Я хорошо помню, как он отреагировал, когда ему сообщили о подтвердившихся подозрениях: он выглядел изможденным и усталым после приступа, лицо румяное, и его глаза все время закрывались, – и один раз, когда он втянул ртом воздух, я вспомнил, как вчера изо рта выливалась газировка; а когда Алексею сообщили диагноз, он не пошевелился и никак не изменился в лице, почти…
Только глаза широко открылись.
Мизинец на левой руке странно отставился – я обратил на это внимание.
Алексей смотрел на врача. Потом протянул (еле слышно):
-Ага…
Но больше так ничего и не сказал; отвел взгляд в сторону, положил руку повыше живота.
Некоторое время спустя Алексей уже выглядел чрезвычайно мрачно. Видно было, что он весь зажат и напряжен внутри.
Он стал требовать лекарства – успокоительные, потому что заявил, что ему не по себе, а также те, которые помогли бы от язвы желудка.
-Боже, в меня вчера как будто экскаватор въехал ковшом!
-А сейчас? Боль не прошла? – быстро осведомился врач.
-Сейчас пока не болит, но… я не знаю, – он опять взялся чуть выше живота. – Мне кажется, что все-таки там… что-то не то.
Врач сказал, что Алексею надо принимать лекарства каждые два часа, иначе боль будет возвращаться. А чтобы она прошла совсем, надо будет есть очень много белковой пищи.
-Ты слышала? – Алексей обратился к Оле, почти с вызовом.
Та смотрела растерянно. Потом сказала – да.
У Алексея вдруг образовалось едкое, безнадежное выражение на лице – мне показалось, он готов расплакаться; но вместе с тем и презрительное.
-Боже мой, да скажите же ей, что я серьезно болен. Она до сих пор не верит.
(Он говорил так, будто это было главным в его жизни, – доказать Оле).
Она молчала. Потом произнесла:
-С чего ты решил – что я не верю? Я все поняла уже.
Врач сказал:
-Вы больны, но…
-Что? – воинственно прервал его Алексей. – Все будет плохо?
Тот усмехнулся.
-Ну почему все у вас плохо и плохо… – при этих словах я подумал: как странно, почему врач так сказал? Он ведь совсем не знал моего брата. Неужели он уже что-то почувствовал – по его поведению? – Вы выздоровеете, если будете соблюдать строгую диету – особенно, первое время. И есть очень много белка – я же сказал вам.
-Да уж, выздоровею, я знаю, – произнес Алексей, очень подавленно и мрачно, и поджал губы; возле уголков скопились сильные вмятинки.
А потом вдруг опять встрепенулся:
-Диету?
Алексей очень внимательно все выслушал – это был разговор и на будущее тоже; кроме того, он все время обращался к Оле: «ты слышишь? Поняла?» Сегодня же она должна была принести ему еду из дома.
Потом врач дал читать Алексею сложенный глянцевый проспект, а сам отправился на обход.
Оля сказала:
-Послушай, может, лучше передохнешь?
-Нет, – резкий, почти упрямый ответ, – Ты внимательно слушала врача?
-Что?.. Ну конечно.
-Когда будешь нести еду, обязательно все учти…
-Конечно, – опять повторила Оля.
-Отварное мясо, отварной картофель, ничего жирного и всего этого побольше, очень много, – он говорил вкрадчиво и раздраженно.
Я спросил:
-Как ты себя чувствуешь? Тебе лучше?
Он ничего не ответил, только коротко взглянул на меня и сделал отмашку рукой. Будто я спросил что-то совершенно неуместное.
-Хорошо бы тебе расслабиться – потом прочитаешь… – попытался я… но тут же передумал. – Ладно, как знаешь.Продолжение следует
Tags: ПрозаProject: MolokoAuthor: Москвин Е.
Книги автора здесь