Первым делом дед Савелий погнал Матвея на родник за водой для бани, а сам занялся растопкой. Это дело он не доверял никому. Говорил всегда: «Баню правильно натопить – дело особое, тут с душой надо. Баню она ведь живая, ее чувствовать надо да понимать. Перетопишь, и замкнется, дышать не будет. Пар тогда будет тяжелый, горячий. А вот ежели правильно все сделаешь, то и без большого жару пропаришься, и здоровьем тело напитаешь».
Матвей с двумя кожаными ведрами сновал от родника до бани и обратно. Наполнял ведра ледяной ключевой водой и нес их в гору, до крепко сколоченной основательной бани, где выливал воду в огромную дубовую бадью. Спина зудилась, но уже не болела так сильно, как еще пару дней назад. Дед колдовал в бане, подбрасывая дрова по одному ему известному правилу, Алёнка затеялась наготовить разных вкусностей – соскучилась по деду и возвращению его радовалась как маленькая. Тем более что дед ей и подарок из деревни привез – красивую тужурку без рукавов из белой овчины. И, несмотря на жару, Алёнка щеголяла в обновке, то и дело выскакивая на крыльцо будто бы за какой-то надобностью и кидая на Матвея хитрые взгляды. Но Матвей этих взглядов будто бы не замечал – очень уж ему нравилось смотреть на то, как Алёнка злится. Но Алёнка твердо вознамерилась добиться от него восхищения свой обновкой, и когда Матвей в очередной раз проходил мимо, окликнула его:
- Матвей, спину-то не надорвал? Сколько воды уже натаскал…
Матвей, не поворачивая головы, буркнул:
- Надорвал, а то как же. Того и гляди ноги откажут…
Но Алёнка не сдавалась:
- Матвей, а Матвей, а скажи мне, что за бандита вы с дедом поймали?
Матвей дошел до бани, опустошил ведра, и только после этого ответил, повернувшись к Алёнке:
- Так дед поймал, его и спрашивай.
Алёнка торжествующе улыбалась, убедившись в том, что Матвей увидел предмет ее гордости, повернулась в одну сторону, в другую… Матвей подхватил ведра и пошел к роднику, подчеркнуто глядя себе под ноги. Алёнка топнула ногой с досады и ушла в дом…
Баня у деда Савелия была добрая, просторная и светлая. Перед банькой стоял небольшой навес, под которым удобно пристроился широкий струганный стол с парой лавок. Тут же было устроено кострище с таганом, висели веники и пучки трав. Но травы тут были особенные, для банных напаров. Дед выбрал несколько из них и сложил в небольшую кадушку, залил горячей водой и занес в баню, накрыв веником – пусть настаиваются и жара набираются. Затем они с Матвеем сходили в лес за лапником.
Выбирали молодой кедровый подрост – у него иголки длинные и мягкие, ходить по ним будет вольготно. Несколько лап дед Савелий быстро связал в веники и запихал их в бадью с горячей водой, что стояла в уже нагревающейся парной. Туда же положил и пару дубовых и березовых веников. Матвей следил за всеми этими приготовлениями с нетерпением – он очень соскучился по хорошей баньке. В тайге мыться приходилось в ручьях с талой водой, да и вениками тело повеселить очень хотелось. Невольно вспомнилась ему их банька и то, как парил его отец.
Матвей вздохнул: «Вот видишь, батя, теперь без тебя в парную… А как бы хорошо с тобой…». От деда не укрылась перемена в настроении Матвея. Он подошел, присел рядом на лавку:
- Что грустишь, Матвей Матвеич?
- Батю вспомнил. Он меня всегда парил… - он вздохнул, глядя перед собой.
Дед положил руку ему на плечо:
- Ничего уже не поделаешь, Матвей. Надо дальше жить – он говорил строго, даже жестко.
Матвей вскинул на него глаза:
- Да понимаю я все. Головой понимаю, а сердцем нет. Зачем?...
Дед Савелий поднялся:
- То, Матвей, нам знать не дано. Да только отец бы хотел, чтобы ты был сильным. Ты главный в семье теперь, за мать в ответе…
- Ну да, и за девчат…
Дед внимательно и очень серьезно посмотрел на Матвея и сказал:
- Да, Матвей, и за девчат тоже. Но ты можешь им только помогать. Помогать это значит поддерживать в том, что человек делает сам. Не ты за него делать, а он делает, а ты помогаешь. Плечо подставляешь в трудную минуту, на защиту встаешь.
Дед помолчал, глядя на Матвея, затем спросил:
- Кто они тебе, Матвей?
Матвей посмотрел на деда и… промолчал.
- То-то и оно, сынок – дед присел рядом. – Ты сначала в себе разберись, а потом и за чужую судьбу ответственность бери. Иначе ни тебе жизни не будет, ни им.
- Как тут разберешься? – глухо проворчал Матвей. – Анютка...мы с детства с ней вместе, с уличанскими вместе, в тайгу вместе, на покос вместе, отцы наши дружат…дружили. Она как часть меня, понимаешь? А Любава… Любаву я из полыньи вынул. У нее бандиты родителей убили, а она убежала. И… в общем, я на нее наткнулся, когда она уже тонуть собралась. Вытащил, домой привел, мать выходила. И она… она красивая очень. Такая красивая, что дух захватывает. И добрая. Они обе очень хорошие…
Дед слушал, не перебивая, и Матвей говорил и говорил, словно бы сам себе:
- Я думал, что Анютка… я как-то ей земляники набрал букетик, а она меня поцеловала – голос его посветлел, и дед улыбнулся, слушая эту исповедь. – Я тогда весь день как на крыльях… И как-то так думалось мне…а потом появилась Любава. И я запутался совсем. А потом всех убили. И девчат увели. И надо было их спасти. А теперь вот они уже в деревне, ждут меня. И… я не знаю, какие мы теперь, понимаешь?
- Не дури, Матвей. Те же. Все те же твои девчата, понял? – голос его был сухим, словно наждачный круг.
Матвей сплюнул зло:
- Тьфу ты! Да не об этом же я. Во мне словно сгорело все, в пепел. Я не знаю, как теперь к ним отношусь.
Взгляд деда потеплел, он сказал уже мягче:
- Вот увидишь и все на места встанет. Незачем попусту себя изводить…
Вы прочли фрагмент второй книги "Говорящий с травами". Приобрести первую книгу можно здесь https://ridero.ru/books/govoryashii_s_travami/