Начало сказки здесь.
Пришла Любава домой, смотрит, а у дочек на колыбельках кудели висят, у каждой своя. Подарки Макоши.
Так шли дни, за ними годы побежали, выросли девочки. Стали красавицами, маме помощницами, да такими умными и работящими, что мать и нарадоваться на них не могла.
Шерста лучше всех управлялась с животными.
Уж такая веселушка и хохотушка, а никто лучше нее не справлялся со скотиной. В деревне про нее говорили, мол, она Велесом поцелованная. Стадо не глядя пасла, корову одной рукой доила, и даже в доме кот с ее коленок не желал слезать, ее настоящей хозяйкой почитал.
Белена такая хозяйка и рукодельница вышла, что мать и нарадоваться не могла.
Серьезная она, с утра до ночи хлопочет по дому, и еду стряпает, и приберется, и если починить чего надо, тут как тут ее белые руки мелькают.
А младшая, Хлопа, пусть и не самая искусная из сестер по хозяйству, а красоту больше других понимала.
Никто так красиво горшков не расписывал, никто такие мониста да бусы не собирал, как Хлопа умела. Даже если хлеб печь, у других обычный выходит, а эта то косу вокруг краюхи завернет, а то и вовсе лебедей вылепит. А уж как петь да плясать, так и вовсе нет Хлопе равных во всей деревне. Поёт будто соловей, а танцует - будто лебёдушка плывет.
Жили они не тужили, матери помогали.
Да вот случилось раз, что отец на охоту ушел, а мать тем вечером к соседке пошла до самого утра. Невестка у той ребёночка рожала, вот Любава и пошла помогать, дочек на хозяйстве оставила.
Сделали девушки всю работу, только на лавочку присели, как слышат стук в дверь.
Шерста открыла дверь, смотрит, старушка с клюкой в лохмотьях стоит. И говорит сестрам:
- Иду я из дальних краев, и уж счёт дням потеряла. Совсем ноги мои ослабли, а горло пересохло. Пустите, красавицы, дух перевести да воды испить.
Девицы хоть и нечасто гостей принимали, а научены были.
Шерста проводила старушку к печи и накинула ей шкуру на плечи.
- Бабушка, ты, наверное, продрогла. Садись возле печки, укройся шкурой.
Ей старуха отвечает:
- Спасибо тебе красна девица, согрела ты мне лаской своей и кости старые, и сердце.
Белена тем временем на стол собирает, зовёт:
- Бабушка, ты, верно, голодна. Садись, отведай. Вот хлеб, вот молоко, маслице, ягоды душистые да соты медовые.
Угостилась старуха и говорит ей:
- Спасибо тебе, красна девица, угостила ты меня на славу.
А Хлопа свирель достала и говорит:
- Бабушка, мои сестры тебя согрели и накормили, а я повеселю.
И давай играть на свирели, будто соловушка поет, да ещё и в пляс пошла. Как закончила, ей старуха говорит:
- Спасибо тебе, красна девица, потешила ты мне душу.
И вдруг смотрят девицы, а перед ними уже и не старушка вовсе.
Высокая, прекрасная лицом женщина в широком сарафане. Коса с две руки толщиной, глаза огнем полыхают, и уборы у нее невиданные. Они так в оторопи на лавку и сели. Смотрят, рот закрыть не могут.
Усмехнулась женщина на их испуг и говорит:
- Спасибо вам, сестры-красавицы. Знайте, что привечали вы нищую старшуку, а приветили великую мать Макошь. За доброту вашу отблагодарю я вас. Тебя, Шерста, научу делать одежду теплую, словно шкура зверя, и легкую, словно перо птички. И одеяла да покрывала такие, под которыми никогда не замёрзнешь. Тебя Белена, научу делать одежду лёгкую и чистую, да для дома всякого полотна. Это не шкуры. И сшить проще, и в чистоте держать легче. А тебя, Хлопа, научу творить узоры будто мороз нарисовал и цветами разукрашивать то, что сестры твои сделают. Будете учиться у меня три года, три месяца и три дня.
И пошли сестры за Макошью.
Продолжение следует.