Четыреста латышских пионеров, убегая из лагеря "Кроте" от немецких самолётов, один за другим падали на изнурительных дорогах под бомбёжками. Их путь до Больших Менгер через всю европейскую Россию усеян могилами. Пропал без вести девятилетний Лейя Шапалс, при налёте на станцию Сошихино (под Псковом) 6 июля 1941 года погибли ещё несколько детей. Их опознали по остаткам одежды. А оставшиеся в оккупированной Латвии безутешные родители только в 1942 году узнали о судьбе своих, добравшихся до Татарстана детей, из предсмертной записки комсомольца Аркадия Акерблумса. Он вернулся домой через линию фронта, был арестован гестаповцами и посажен в рижскую центральную тюрьму. Оттуда он написал своей матери и Милде Михайловой - бывшей пионервожатой из лагеря "Кроте". Аркадий сообщил о судьбе латышских детей, оставшихся в татарской деревне Большие Менгеры. В конце приписал: "Я верю в свою правоту ! Да здравствует революция!". Фашисты казнили этого паренька, обвинив в "преступлениях против вермахта". Позже один из бывших "менгеровцев" Андриc Спрогис, ставший редактором журнала "Draugs" (Друг), в своей книге "Izglabta berniba" ("Спасённое детство") констатировал:"А.Акерблумс был настоящим комсомольцем, он сложил голову за Родину в своё восемнадцатое лето". В Татарстан прибыло только двести восемьдесят ребят из четырёхсот. Дети гибли не только при бомбёжках. От болезней и голода тоже. Позже в Больших Менгерах организовалось целое латышское землячество, открылась школа-интернат. Правительство Советской Латвии, эвакуированное в Москву, разыскивало по всей стране латышских специалистов и педагогов. Оно заботилось о сохранении кадров для послевоенной работы на территории Латвии, освобождённой от немецко-фашистских оккупантов. В менгеровской школе-интернате собрались известные педагоги - Александра Арне, Моника Смелтери, Сарма Судмале, Лате Шпрунка Трудное было житьё. Но дети учились, старшеклассники работали летом в колхозе. Александр Савицких первым получил удостоверение тракториста. Лаймонис Грундманис водил комбайн. Латыши научились немного говорить по-татарски, а местные татары знали кое-какие выражения по-латышски. Звенели над полями татарские, латышские и русские песни. А песню про Москву пели все вместе. Каждый на своём родном языке. "И великолепно друг друга понимали",- подчёркивает в своей книге Андрис Спрогис. Вот сценка: "Татарская мамуля поставила на стол всё лучшее, что есть в доме. И приговаривает: Ешьте, дети, ешьте! Вы так давно не ели домашнего"... Но все жили мечтой о родине, о Латвии. Однажды дежурный по школе вдруг услышал по радио в сводках Совинформбюро важное сообщение и закричал: - Милые, дорогие! Наша армия перешла в наступление на границе Латвии! Ура! - ...Я описываю лишь отдельные штрихи трудной повести "менгеровцев"- так они называли себя все послевоенные годы. Так их именуют в Татарстане. Со страниц татарской прессы долго не сходила "менгеровская" тема. Книга Андриса Спрогиса "Спасённое детство" в феврале 1991 года вышла на татарском языке. Через 13 лет после её первого издания в Риге. Эта эпопея вдохновила татарского поэта Гусмана Сада на поэму "Серебряное колечко": Песня моя - сизый голубь, Долети молнией до города Лиепаи, Донеси ты весточку- аманат(завещание) Янису от Фатимы. Она, Фатима, умерла в 1988 году. Перед смертью сказала: - Я столько лет вас ждала, поэтому не умирала.- Эрика Якоби-Бердюкова , посетившая вместе с группой "менгеровцев" памятные те места, навсегда запомнила эти слова Maizes-mate (Хлебной мамы). Ведь Фатима стряпала в селе хлеб, и маленькие латыши бегали к ней в пекарню за угощением. Ели даже сырое тесто, когда сильно мучил голод. Я очень надеялась, когда в 1991 году распался Советский Союз, когда снова пришли тяжкие испытания, что интернационалистская закваска закалённых с детства "менгеровцев" осталась с ними навсегда. Много их проживало в Риге, Лиепае, кое-кто осел в Татарии. Да, их братство редело с годами. Но они крепко держались друг за друга, и по традиции каждое лето, поседевшие. постаревшие, собирались вместе . Им было что вспомнить... О чём же думали они в те дни 1991 года на сломе исторических судеб? Мне удалось тогда поговорить с некоторыми из них. Андрис Спрогис не выразил восторга, узнав. что в Казани выходит его книга на татарском языке. И почти отмежевался от своего авторства: - Не всё там, в Менгерах, было так уж прекрасно. Один железнодорожник мне писал, что его дочь там умерла. Он приехал к ней с фронта, нашёл труп в сарае. - Так вы за какую Латвию? - спросила я. _ В составе Союза или за независимость? - Безусловно, за независимость. Конечно, за экономические связи с Союзом, конечно, в том национальном составе. который есть сейчас. Но за независимую. И, словно оправдываясь, что через его судьбу пролегли Менгеры, стал рассказывать: - Моя семья не хотела уезжать далеко от Латвии. Отец, шофёр, посадил нас с матерью в машину, думал отъехать немного в сторону от войны. Но когда попали в колонну на шоссе, свернуть в сторону было невозможно. Так вот и приехали к татарам. ...Я побеседовала ещё с двумя "менгеровцами". Старая учительница Лате Шпрунка (светлой памяти) - необыкновенно вежливый и умный человек. В свои 88 лет сохранила ясность ума и прекрасную логику в рассуждениях. По её учебнику латышского языка для начальных классов в тот момент учились дети в русских школах Латвии. Воспоминания о войне её волнуют до слёз. Мы сидим на диване в старом дачном доме в Юрмале. Лате Рейновна время от времени встаёт и заглядывает в печку. Потрескивают дрова, рядом лежит ласковая собачка Райда и. кажется, волнуется вместе с хозяйкой. Я уже жалею, что своим визитом разбередила душу человеку, заставила сосредоточенно вспоминать нерадостное прошлое. Перед глазами старой учительницы вновь встают стародавние пейзажи усадьбы Саулайне, родительский дом, куда они с мужем в июне 1941 года привезли трёхлетнюю дочку Иеву, оставили бабушке. А за окном ждала машина и долгая дорога в эвакуацию. Они - два педагога, советские активисты, бежали от фашистов на восток. В Андижане муж скончался от тифа. Там осталась его могила. Пришлось работать на швейной фабрике, чтобы хоть как-то существовать. А позже Лате Рейновну отыскал министр просвещения Советской Латвии Валескалн Пётр Иванович и прислал из Москва вызов в Большие Менгеры. Она помнила многих своих воспитанников, кто-то из них приходит и сейчас. Лате Рейновна вдруг вспоминает о своём репрессированном брате, заведующим Талсинским гороно, безвинно арестованном перед войной. - Мы верили в Советскую власть, мы были очень прогрессивно настроены, но нас обманули... - В чём? - спрашиваю я, и не получаю ответа. Но зато интересуется, не состою ли я в Интер-фронте, или, чего доброго, - в "партии Рубикса"(секретаря ЦК Компартии Латвии). Она убеждена: все они против независимой Латвии. - Не против,- говорю я. - Не против. Они за суверенную Латвию в составе СССР. Но моя собеседница не согласна и с этим. Я понимаю: она за "чистую" Латвию. Без коммунистов. А желательно и без русских. И трудно объяснить, что утопического "латышского" государства быть не может, что история в точности не копирует, не поворачивает вспять давно ушедший уклад, что все мы - одинаковые жертвы великого обмана, что в одиночку нам не прожить. Вот так. Учительница, дружившая в своей длинной жизни с хорошими людьми, никогда прежде не задумывающаяся о том, кто из них русский, кто татарин, мечтает о государстве только для латышей. ...Слова "Большие Менгеры" для Эрики Якоби-Бердюковой прозвучали как пароль. Она охотно и очень приветливо разговорилась. В её памяти, в её буднях живет менгеровская дружба. Она пешком уходила с ребятами из пионерского лагеря "Кроте", под свистящими бомбами. Училась в той самой латышской школе на татарской земле. - Зато потом, - говорила она, - как нас встречали в Москве в 1944 году! Одели, обули, дали продукты. Помню английский чай и хороший сыр. Поезд пришёл в Ригу и остановился в Торнякалнсе . Люди приходили на нас посмотреть, встречали с музыкой и цветами. Удивлялись: немцы говорили, что вас там повесили, а вы приехали такие красивые! Эрика в раннем детстве жила до 1940 года (до советской власти) в Латвийской республике, ещё при Карлисе Ульманисе. - Хочу, конечно, независимую Латвию. Мой отец тогда хоть и парикмахером был, но как мы жили! Однако она, бывшая сортировщица прессы в "Союзпечати", мыслит реальнее, чем редактор большого журнала или старый педагог. - Но, наверное, у нас ничего не получится. Сейчас те наши латыши, у которых большие портфели, заняли важные места и стали бюрократами. Они только о себе и думают. Я очень надеюсь, что и Андрис Спрогис никогда не забудет свои собственные слова: "Моё детство, как и детство других ребят, прошло без отца - его увела война. Они боролись, чтобы спасти наше детство, наше будущее. Тем. кто не видел войны, трудно об этом судить. Надо помнить, как в далёкой Татарии выжили более сотни детей Латвии в годы войны, когда берега Даугавы топтали сапоги фашистских солдат". 4 мая 1990 года верховный совет Латвийской ССР принял декларацию о восстановлении государственной независимости. 26 декабря 1991 года не стало СССР.