Материал подготовлен в рамках проекта «The Earth Is Flat - Kак читать медиа?», реализуемого Гёте-Институтом в Москве и порталом COLTA.RU при поддержке Европейского союза.
***
О том, почему людям так нравится смотреть за чужой, даже самой обыденной жизнью, почему они часами «залипают», рассматривая фотографии, наблюдая за тем, как кто-то ест, играет или распаковывает коробки, рассказывают преподаватели Института Современной гештальттерапии и практикующие гештальттерапевты Центра Психологии Youcanlive Юлия Филатова и Мария Малинина.
Почему одним хочется показывать, а другим смотреть?
Тут как раз нет ничего удивительно. Хотя на первый взгляд все это кажется едва ли не всеобщим помешательством. Как так люди готовы с жадностью наблюдать за самыми обыденными действиями других, таких же как они, людей?
Я слышу шум, наблюдаю движение, и мои рецепторы говорят мне - я не одинок, вокруг меня что-то происходит
Блез Паскаль говорил, что человеку свойственно любить шум и движение. Это очень точное наблюдение. Потому самое страшное для человека – одиночное тюремное заключение. Человек не может без внешнего шума и внешнего движения. Ему нужна суета. Я слышу шум, наблюдаю движение, и мои рецепторы говорят мне – я не одинок, вокруг меня что-то происходит. Это меня успокаивает. У меня не возникает вопросов обо мне самом. Психологическое напряжение спадает. Отсюда и удовольствие. Удовольствие скольжения. Это органически свойственно людям. И как только появилась техническая возможность – люди стали это делать. Стали получать это удовольствие.
Современные средства коммуникации идеально удовлетворяют эту нашу потребность. Мы почти безгранично можем создавать шум и движение, и наблюдать его, даже не выходя из комнаты, не делая никаких социальных или физических усилий.
Конечно, в этом действии, которое реализуется через шум и движение, есть много самовозбуждения и самоудовольствия.
Хорошо это или плохо?
Это не хорошо и не плохо. Это то, что есть. Это то, что нужно понять и описать.
Сама по себе потребность и ее удовлетворение – не проблема. Проблема в легкости доступа к удовольствию, к удовлетворению этой социальной и психологической потребности. Мы получаем возможность скользить. Скользить сознанием, действием, движением. Удовольствие, которое мы таким образом приобретаем, оно не сложное.
Мы получаем довольно простую историю.
Скольжение тем привлекательно, что ты не испытываешь коммуникативного напряжения. Ты просто наблюдаешь за картинкой и шумом. Никакого диалога тут не происходит. Наоборот, есть довольно безопасная история. Тебе не нужна предварительная подготовка, не нужен замысел, никто не создает никаких препятствий.
Сам этот поток непосредственного говорения о себе создает и создается на фоне скользящего и ускользающего в реальности мира, который мной осознается только как жажда приобщения к этому движению
Человеку необходимо пространство напряжения, которое он реализует в одиночестве
В такого рода коммуникации происходит разрыв со «смотрящим». Смотрящий в обычном диалоге – он создает препятствие, он может быть озадачен, может, наоборот, рассеян, мы подстраиваемся под эту реакцию, пытаемся говорить яснее, проще, или переводим тему. В современной стрим-коммуникации ничего этого нет. Смотрящий – отделен от нас, он предельно комфортен. Так же, как мы, как смотрящие, отделены от говорящего. Мы безопасны друг для друга. Если сильно упростить, то движение и шум не решают коммуникативных проблем, они от проблем отвлекают. Реальная тревога от этого может только нарастать.
Несет ли это в себе угрозу?
Безусловно. Скольжение уводит нас от необходимости созидательной деятельности, от того, что Паскаль называет уединенным самосозерцанием. Уединение дает человеку возможность остаться один на один с собой. Где смотрящий мир отодвинут как можно дальше. А я, смотрящий на себя, предельно близок.
Это уединение, это то, что предшествует в том числе и коммуникации. Чтобы мне было, о чем с вами разговаривать, мне нужно что-то собрать для этого разговора, вобрать в себя. Посидеть и подумать. То есть выйти из состояния комфорта и скольжения и столкнуться с состоянием тревоги и напряжения. Если я всего этого не смогу произвести, то никакого осмысленного диалога не будет.
На другом полюсе от скольжения - легкого и не вызывающего напряжения способа осуществляться, находится переживание уединенности, напряжение уединения, дающее возможность получать открытия и откровения. Иногда очень тяжелые и неприятные. Ощущать тревогу в том числе. Но человеку необходимо это пространство напряжения, которое он реализует в одиночестве. Через это напряжение он реализует свой коммуникативный потенциал.
Когда находим себя в одиночестве, мы взаимодействуем с теми, с кем связаны. Думаем о себе, о тех с кем мы рядом, с кем хотим оказаться рядом. Мы всегда находимся в диалоге с людьми. И потому остаться в одиночестве – это быть ближе к реальному диалогу. А быть в движении и шуме – дальше от этого диалога.
Дети не играют в игры, они теперь смотрят, как другие играют
Родители беспокоятся чаще всего не о конкретном действии - ребенок смотрит в телефон. Тут все просто – родители хотят занять ребенка, чтобы освободить время для себя. И для них на самом деле не важно, играет он или смотрит. Волнуются они из-за того, что опасаются, что происходит что-то не то. Что это «не то» (не играть, а смотреть, как играют другие) повлияет на его будущее существование, на то, как сложится его жизнь, каким он вырастет. Привычные и понятные для самих родителей действия не вызывают этой тревоги.
Для психики ребенка очень важна связь действия с моторикой. Действие – это всегда работа мышц, участие тела
Но проблема здесь не в том, играет он или смотрит. Проблема в самой интенции родителей – отвлечь ребенка, погрузить его в процесс скольжения. Это только иллюзия, что ребенок действует, когда играет. Для психики ребенка очень важна связь действия с моторикой. Действие – это всегда работа мышц, участие тела. Это то, что формирует психику ребенка. Возможность ориентироваться в пространстве.
А когда ребенок двигает мышкой или тыкает пальцем, то действует не он, а компьютер. Потому для ребенка даже более естественно смотреть, как играют другие, чем играть самому. Это для него равнозначные процессы. И то, и другое, – внешняя реальность, которая может увлекать ребенка, удовлетворять его проективное любопытство. Но ни то, ни другое не является для него деятельностью. Потому, на самом деле мало кто из детей променяет сознательно живую игру или детскую площадку на телефон. Выбор телефона часто происходит не по воле детей, а по инициативе родителей, которые хотят отвлечь ребенка, «убрать» его на время из свой жизни, из зоны своей ответственности.
Даже игра в большей степени является скольжением, уходом от деятельности, потому что больше вовлекает эмоционально, а значит больше отвлекает его от познания себя и мира.
Юлия Филатова, Мария Малинина