В память о дорогих мне людях - отце, маме, сестре.
Рассказы сестры и мамы о пережитой войне врезались в мою память настолько, что я могу почти дословно воспроизвести услышанное более 50 лет назад.
Первую часть можно прочитать ЗДЕСЬ (нажмите на синий текст)
ЧАСТЬ 2.
Шёл второй год войны. Связь с "большой землёй" отсутствовала. Глядя на сытые, довольные лица немецких солдат, жители оккупированных деревень делали неутешительный вывод, что дела на фронтах - не важные.
Люди боялись делиться мнениями, боялись провокаторов. Незнакомцев обходили стороной. Народная смекалка подсказывала, что среди бела дня, при наличии в деревне немецких солдат, человек, свободно перемещающийся от дома к дому, запросто мог быть переодетым полицаем. Народ не верил никому. Люди замкнулись сами в себе. Даже при детях старались ничего не обсуждать, чтобы те по неопытности и малости своих лет не сболтнули лишнее.
Прошла страшная зима 1941-1942 г.г. Ребятишки, как козлята, паслись по проталинам, выискивая первые зеленые побеги трав и растений. Голод был жуткий. Рядом находился дом, где квартировал офицер. Его деньшик, хромой пожилой немец, сам готовил еду. Однажды Тамара обнаружила, что немец вместе с помоями выплеснул картофельные очистки. Собрав их, она принесла домой свою находку. Мама это припрятала. Затем, когда земля оттаяла, она перекопала изрядный кусок огорода за домом, и, вырезав из очисток глазки, опустила в прогретую почву эту нежданную находку дочери. Я хорошо помню, как мама говАривала, что Бог все-таки есть. Из маленького глазка уродилась картошка на загляденье. По ведру, а то и больше, с каждого куста.
К осени Лёня занемог. Очень мучался животом. Недолго. Схоронили его на деревенском кладбище рядом с рекой. Мама почернела от горя. Но надо было пролжать жить. Старики родители и дочь не давали ей забыться, уйти в себя.
Деревенские женщины и дети собрались было идти в лес, по грибы, как вдруг появился старый знакомый переводчик. Он потихоньку сказал бывшей хозяйке дома, где он до этого квартировал, чтобы женщины уходили в лес, да побыстрее, так как пребывает команда "бойцов" из прибалтийских стран, которые отличаются особой жестокостью. Два раза повторять было не надо.
Походив по лесам до вечера, женщины потянулись к дому. Навстречу, через поле, к ним бежал пострелёнок. На немой вопрос женских глаз он, еле отдышавшись, выпалил: "Уехали". Все с облегчением вздохнули. Раздался мотоциклетный треск. От деревни, навстречу грибникам, катил мотоцикл с коляской, с укреплённым на ней пулемётом. Два солдата слезли с мотоцикла и, коверкая русские слова, велели вывалить грибы на траву, чтобы убедиться, что в корзинах более ничего нет. Баб и детей усадили на землю. Немцы были сытые и навеселе. Они то и дело громко гоготали, переговаривались между собой. Затем один из них, не отворачиваясь, начал справлять малую нужду. А чего стесняться народа второго сорта? Потряхивая своим мужским причиндалом он спрашивал у обескураженных европейской цивилизацией женщин: "Матка, гуд?" И снова непрерывный смех. Эти двое так вошли в роль, и так ржали, что не услыхали тихо подкатившего автомобиля с откинутым верхом. Офицер быстрыми шагами подошёл к главному весельчаку, и начал хлестать того по щекам снятыми перчатками. Солдаты стояли навытяжку, и безропотно сносили побои. Затем офицер жестом велел собрать грибы и коротко бросил: "Шнелль нах хаус".
Я думаю, он лупцевал их не за то, что они вытворяли перед женщинами и ребятишками что-то непристойное, а досталось им за то, что представители высшей рассы опустились до так называемого диалога с недочеловеками.
09.07.2019
.
.
.
Будет замечательно, если Вы в комментариях выскажете свое мнение по поводу прочитанного. А подписаться на мой канал можно ЗДЕСЬ